Слуги с зажженными смолистыми ветками и латники с мушкетами навскидку уже продвигались сквозь мрак вдоль основания Игольной башни.
Громадный силуэт Антида де Монтегю с аркебузой в руке резко выделялся на фоне освещенных построек.
– Вот уже восемнадцать лет я проливаю слезы и взываю к моей доченьке! – продолжала бледная женщина. – Будьте же и вы милостивы, как наш Господь, сострадающий отчаяшимся матерям… Скажите, где моя дочь?
Время шло – круг вооруженных людей сужался.
Ярко мерцающие блики факелов уже проникли за первую решетку…
Еще минута – и шанс на спасение был бы потерян!
Лакюзон поднял недвижное тело Эглантины и, передав девушку на руки женщине-призраку, крикнул:
– Вот дитя, родившееся в ночь на 17 января 1620 года. Вот ваша дочь! Ее зовут Эглантина. Она думает, что ее мать умерла, а человек, тот самый врач бедняков, оставивший след окровавленной руки на своде, ее отец. Примите же ее! Спрячьте и сберегите!.. Я Жан-Клод Прост… я капитан Лакюзон. Скоро я вернусь за вами обеими…
Крик, а вернее, радостный вопль замер в горле бледной женщины. Она жадно обхватила руками возвращенное ей бесценное сокровище, затем, подняв Эглантину, точно дитя из колыбели, с нечеловеческой силой, которая таится вся целиком в нервах и воле, рванулась с места и скрылась в Игольной башне – тяжелая дверь за нею закрылась.
А Лакюзон меж тем прошмыгнул к проему, проделанному в своде.
И, вверив свою душу Господу, провалился в темноту.
Отблески факелов, полыхавших уже совсем близко, осветили голову и плечи молодого человека.
– Огонь! – яростно вскричал владетель Замка Орла.
Разом грянули двадцать мушкетных выстрелов. Град пуль обрушился на гранитные глыбы, покоившиеся в основании башни.
Но было поздно. Лакюзон буквально скозь землю провалился.
XVI. Бегство
Упираясь руками и коленями в стенки узкого желоба, капитан беспрепятственно спустился на вершину каменисто-песчаного откоса, над которым громоздилась остроконечная скала, увенчанная Игольной башней.
Несколько дыр на платье и царапин на руках – вот и все досадные последствия этого смертельно опасного спуска.
Тут же вскочив на ноги, Лакюзон, к своему удивлению, увидел, что незнакомец не один.
Рядом с ним стояла какая-то женщина, но в темноте он ее не признал.
– А, капитан? – проговорила женщина. – Что-то вы припозднились. Мы уж от тревоги и страха места себе не находим.
– Маги! – воскликнул Жан-Клод, услышав знакомый голос.
– Да, Маги… бедная Маги, которую преподобный Маркиз, когда вы ушли, приказал держать как пленницу в Гангоновой пещере до вашего возвращения. Но, как видите, капитан, я правильно сделала, что сбежала, иначе мне навряд ли удалось бы спасти вам жизнь, или, может, я ошибаюсь?
– Так это вы, – удивился Лакюзон, – сперва дважды окликнули меня по имени, а после крикнули: «Смелей!»?
– Да, я.
– Дайте же вашу руку!
– Что вы хотите с нею делать, капитан?
– Я хочу ее пожать… как руку верного друга… как настоящего храбреца!
Маги взяла руку героя и поднесла ее к губам.
– Ах, – вслед за тем проговорила она, – это слишком большая награда за ту малость, которую я смогла сделать.
И руку капитана оросили слезы умиления, упавшие из глаз старухи.
– А что с Эглантиной? – спросил незнакомец. – Надеюсь, с ней не приключилось никакой беды.
– Не волнуйтесь, – ответил Жан-Клод, – если б Эглантине угрожала опасность, я бы скорее погиб рядом с нею, чем бросил ее… Она в безопасности, и в куда большей, чем сейчас мы с вами. И если Господь оставит меня в живых, она завтра же будет на свободе.
– Но что с нею сталось?.. – воскликнул незнакомец.
Лакюзон его прервал.
Чтобы сообщить незнакомцу о том, что произошло с девушкой, пришлось бы поведать ему во всех подробностях и о трагических событиях, произошедших в ночь на 17 января 1620 года, а капитану вовсе не хотелось пускаться в столь долгий рассказ.
– Мессир, – сказал он, – не требуйте от меня никаких объяснений, прошу вас, и ни о чем не расспрашивайте. Я ничего не могу вам рассказать, поскольку это тайна, и не моя… Еще раз уверяю вас, Эглантина, моя возлюбленная сестра, в безопасности, и это должно вас успокоить вполне. Да и время поджимает: люди Монтегю, конечно же, обойдут замок кругом и нас найдут… Надо скорей спускаться в Илайскую долину – только там мы будем в полной безопасности.
И, подкрепляя слова действиями, капитан двинулся вперед первым, но прежде прибавил:
– Я молод и силен, мессир, да и ноги мои к горам привычные, так что обопритесь на мое плечо, потому как впереди вас ждут трудности, которые вы, верно, и представить себе не можете.
– Я тоже к горам привычен, – отозвался незнакомец. – В былые времена я мог с легкостью одолеть любой скальный отвес. Но за двадцать лет ноги мои уж наверняка отвыкли карабкаться по родным горам!.. Я принимаю ваше предложение, капитан.
Лакюзон сказал правду. Было чрезвычайно трудно удерживать равновесие на неровной земле почти отвесного склона. Ноги то поскальзывались на окатанной гальке, то проваливались в песок. Рука тщетно искала хоть что-нибудь, за что можно было бы уцепиться: кругом ни кустика, ни каменного выступа… даже пучка травы – ничего. Только голый склон! А один неверный шаг грозил неизбежным падением с высоты несколько сотен футов на дно долины – иными словами, это означало верную смерть.
Кромешная мгла делала путь еще тяжелее, хотя, с другой стороны, она скрывала беглецов, защищая от града мушкетных пуль, которым их непременно накрыли бы со стен замка, если бы, не ровен час, заметили сверху.
Маги спускалась первой, с оглядкой и на каждом шагу ощупывая спуск концом палки.
Через четверть часа с лишним Лакюзон, незнакомец и Маги наконец добрались до хоть и узкой, но утоптанной дороги, что вела в Замок Орла из Менетрю-ан-Жу.
Здесь Лакюзон остановился.
– Мессир, – обратился он к незнакомцу, – вот теперь, и только теперь мы спасены. Можете вздохнуть спокойно и поблагодарить Бога, ибо с этой минуты вы действительно свободны.
– Я уже поблагодарил Бога, капитан, – ответил незнакомец. – Но не успел сказать спасибо вам, как было бы должно. После Господа я всем обязан именно вам, но мне не хватает слов, чтобы выразить вам мою признательность честь по чести – чувства перемолняют мое сердце. К счастью, капитан, я надеюсь, что чуть погодя мне выпадет случай сполна вернуть вам долг благодарности, который у меня есть перед вами.
Лакюзон пожал старику руку и, обращаясь к Маги, сказал:
– Мне крайне неловко…
– Отчего же так, капитан?
– Вот вы показали нам пример преданности, достойной самого высокого восхищения, оказали неоценимую помощь, а я вынужден поступить по отношению к вам не вполне справедливо…
– Не стесняйтесь, капитан, выкладывайте все начистоту.
– Здесь мне придется оставить вас, а вы, прошу, идите к Со-Жирару и ждите – за вами придет Гарба.
– Это еще почему?
– Потому что я возвращаюсь в Гангонову пещеру одним из потайных ходов, о которых знаем только мы: Варроз, Маркиз и я – и мы поклялись друг другу не показывать их ни одной живой душе на свете. Вам, Маги, я доверяю совершенно безгранично, вы это вполне заслужили, но мне все же придется сдержать клятву.
– Ну что ж, – вздохнула старуха и, кивнув на незнакомца, спосила: – А этот благородный сеньор?
– Я попрошу, чтоб он позволил мне завязать ему глаза, когда мы подойдем к месту, откуда начинается подземный ход.
– Капитан, – улыбнулась Маги, – не терзайтесь совестью. Я могу пойти с вами, и вы не нарушите свою клятву.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что я и сама могла бы провести вас куда надо, потому как давным-давно знаю все ходы в Гангонову пещеру.
– Не может быть! – удивился Лакюзон.
– Еще как может! – возразила Маги. – Это истинная правда, и сейчас я вам докажу.
Она подошла к капитану и что-то тихонько шепнула ему на ухо.
– Странная женщина… – выслушав ее, проговорил он. – Как же вы узнали?..
– То, что известно только вам троим? – прервала его Маги. – Могу сказать: я же ведьма – да вы, может, не поверите.
– Да, конечно же, не поверю. Потому что вы добрый ангел, а вовсе не злой гений.
– Смею вам напомнить, – продолжала старуха, – я вот уже два десятка лет не имею крыши над головой и постоянно скитаюсь по всей округе, так что в наших горах мне занкомы каждый камешек, каждая пещера, любой источник и любое, даже самое старое дерево.
– Тогда идемте с нами, – согласился капитан.
Вместо того чтобы свернуть влево – к Эриссону и двинуться дальше к Со-Жирару, Лакюзон со своими спутниками повернул направо и взобрался на круглый холм, откуда славная, крепкая вдовушка Готон заметила, как Рауль де Шан-д’Ивер разглядывал Игольную башню.
Вслед за тем капитан направился к лесу Менетрю-ан-Жу, покрывавшему горные склоны.
После нескольких минут быстрой, безмолвной ходьбы Лакюзон замедлил шаг.
– А теперь, – обратился он к Маги, – объясните мне, на милость, насколько правдива та новость, которую вы давеча сообщили сиру де Монтегю?
– Вы о том, как схватили преподобного Маркиза?
– Да.
– К несчастью, все это правда… Единственно, я сказала графу, что не признала пленника, потому как с нами была Эглантина и мне не хотелось, чтобы бедняжка страдала еще горше. Однако, признаться, я здорово приврала насчет подробностей моей встречи с Брюне.
– А что было на самом деле?
– Сейчас расскажу. Ну вот, сразу после вашего ухода, как вам уже известно, преподобный Маркиз наказал Железной Ноге передать меня под охрану двоих горцев, велев им не спускать с меня глаз. Это меня мало беспокоило, потому что я хорошо помнила тайну подземелья и знала, что могу выбраться на свободу, когда мне заблагорассудится. Я улеглась на кучу соломы и претворилась, будто сплю. Через час мои охранники малость утратили бдительность, когда вдруг прибежал какой-то горец и рассказал, что шайка серых, уцелевших, видно, после резни в Сен-Клоде, скитаясь по округе, спалила два крестьянских двора, а хозяев порубила. Тут в пещере поднялся шум и преподобный, в красной своей мантии, прихватив с собой человек двадцать горцев, пустился в погоню за серыми. Я же воспользовалась шумом и суетой и проскользнула в подземелья Гангоновой пещеры, а там потайным ходом вскорости выбралась на свет божий…