И тем не менее, как мы знаем, его пуля лишь самую малость отклонилась от цели.
Промахнувшись и затем уклонившись от двух выстрелов ординарца Лакюзона, Монтегю, который перед тем как засесть в засаду надел из осторожности черную маску, поспешил скрыться с глаз Гарба. Он добрался до места, где его поджидали слуги с лошадьми, вскочил в седло, пришпорил коня и помчался во весь опор по узкой, но достаточно проторенной дороге, что вела в Монетрю-ан-Жу, а оттуда – прямиком в Замок Орла.
XXVIII. В замке Орла
Лакюзон, отрядив Гарба в Гангонову пещеру, рассчитывал, что, сколь бы проворным ни был его ординарец, полковник Варроз и Тристан де Шан-д’Ивер успеют подойти к Со-Жирару лишь через час после того, как он прибудет туда сам вместе с преподобным Маркизом и остальными горцами.
Каково же было его удивление, когда Варроз, не заставив себя ждать, первым оказался в условленном месте.
– Это чудо, да и только!.. – воскликнул он. – Или, может, Гарба примчался к вам на крыльях ветра?
– Гарба так и не добрался до Гангоновой пещеры, – ответил Варроз, – он встретил нас прямо здесь…
– Но как это могло быть?
– Нас предупредили.
– Предупредили… – повторил Лакюзон. – Но кто?
– Я, капитан, – вдруг выступив вперед, сказала Маги.
И тут же продолжала:
– Давеча я издали следила за вашими горцами – шла за ними до самого леса, у Блетрана, где они устроили засаду, и, когда удостоверилась, что замок и кардинал в ваших руках, сразу поспешила обратно – сообщить эту счастливую весть полковнику и господину Тристану. Милостивый Господь дал мне сил. Я шла всю ночь, не останавливаясь, сокращала путь, продираясь только мне одной ведомыми тропинками – и наконец, незадолго до рассвета, добралась до Гангоновой пещеры. Можете себе представить, капитан, с какой радостью меня встретили.
Лакюзон горячо обнял старуху.
– И тогда, – снова заговорил Варроз, – поскольку мой обратный путь лежал через Со-Жирар и поскольку, как мы догадывались, ты непременно захочешь штурмовать Замок Орла, меж нами было решено дождаться тебя здесь. И Гарба, которого ты послал ко мне, подтвердил наши догадки.
– Благодарю вас за прозорливость, полковник, – сказал Лакюзон.
– Я думал сообщить тебе новую весть, – продолжал Варроз, – но Горба сказал, ты и так все знаешь…
– Что еще за весть, полковник?
– Антид де Монтегю вернулся.
– Верно, – усмехнулся капитан, показывая Варрозу свою простреленную шляпу. Черная Маска позаботился о том, чтобы собственной рукой обозначить свое присутствие, вот я и думаю вскорости отплатить ему за учтивость той же монетой… А теперь, полковник, давайте говорить о вещах серьезных.
– О штурме замка, так?
– Да.
– И что ты решил?
– Скоро все увидим. У сеньора де Монтегю много людей?
– Да, помимо гарнизонных есть еще шайка серых, человек двести пятьдесят, – подоспели нынче утром.
– Вы точно знаете?
– Точнее некуда. После того как ты ушел, я велел четверым нашим переодеться в крестьян и послал их понаблюдать за крепостью, а по возвращении доложить о малейших подозрительных перемещениях…
– То, что к нему пожаловали серые, подтверждает одно: Антид де Монтегю насторожился. Подкрепление из двух с половиной сотен человек, да еще в такой товердыне, как Замок Орла, который охраняет сама природа, равносильно двум тысячам солдат в чистом поле.
– Точно.
– А значит, надо собрать все наши лучшие силы.
– На это уйдет время.
– Неважно. Отправим гонцов во все стороны. И сегодня же вечером у нас будет тысяча двести – полторы тысячи человек.
– А этого хватит?
– Надеюсь. Тысяча с лишним горцев стоит больше, чем три тысячи серых и шведов.
– Когда идем на штурм?
– Когда стемнеет. Дождемся подкрепления, да и наши пусть отдохнут после давешних вечерней и ночной вылазок, а то совсем выбились из сил…
Приказы были отданы без промедления, и два десятка горцев разошлись по всей округе с охотничьими рожками – их пронзительные звуки, повторенные на разные лады, служили всем повстанцам сигналом «к оружию!».
Близ Со-Жирара разбили временный лагерь. Развели костры, чтобы готовить снедь, которую люди полковника доставили из Гангоновой пещеры. Расставили часовых – предупредить всякую неожиданность. И, наскоро перекусив, горцы завернулись в свои плащи и улеглись под покровом скал и елей, набираясь сил перед новыми трудными испытаниями.
Наступила ночь.
Постепенно подоспело отовсюду и долгожданное подкрепление. Таким образом, в Илайской долине собралось около полутора тысяч повстанцев. Все, начиная с троих предводителей и заканчивая последним солдатом, пребывали во власти беспощадной ненависти и неутолимой жажды мести. Все понимали – предстоит не заурядная вылазка, не обычный налет, к каким они давно привыкли, а великий бой за торжество справедливости и возмездие, и, если кто из них погибнет в этом бою, тот падет не случайной жертвой, а станет мучеником, отдавшим жизнь за святое дело.
Преподобный Маркиз весь день исповедовал горцев и отпускал им грехи, подобно тому, как позднее поступало большинство капелланов на полях сражений в Вандее[74].
Когда прозвучал сигнал к отходу, Маркиз, в своей неизменной красной мантии, взобрался на обломок скалы и, возвысившись над небольшим войском, обратился с последним напутствием к своим сподвижникам и благословил всех, кто собрался вокруг него, поскольку многие из них шли на смерть.
Потом Лакюзон крикнул:
– Вперед!
И войско молча выступило в поход.
На землю опустилась глубокая ночь – час назад горцы, без единого звука, окружили замок, выделявшийся темной громадой на фоне неба, едва освещенного луной, которая все еще скрывалась за ближайшими заснеженными горными вершинами.
Наводящая ужас крепость как будто спала, даже казалась покинутой. Не было слышно ни размеренной поступи часовых на крепостных стенах, никаких других звуков – только завывания ветра, пронизавшего бойницы стен и обвевавшего углы башен, да слабый, отдаленный рокот водных потоков.
И вот у первого подъемного моста медленно и скорбно протрубил сигнальный горн, и его заунывный глас разнесся многократным грозным эхом, отразившись от древнх стен.
Затем, после короткой паузы, ночную тишину вспорол крик:
– За тобой, граф Антид де Монтегю, владетель Замка Орла, скрывавшийся под черной маской, пришли преподобный Пьер Маркиз, полковник Жан Варроз и капитан Лакюзон – мы, трое предводителей горских повстанцев!
Граф Антид де Монтегю, владетель Замка Орла, ты, трижды предатель и трижды клятвопреступник, продал Франш-Конте Франции и замыслил погубить ее защитников, поклявшись расставить им коварные ловушки и перебить всех до единого. Покуда парламент не приговорил тебя к смерти и не постановил казнить, как убийцу и изменника, мы, трое педводителей горских повстанцев, объявляем тебя вне закона. Мы велим стереть твой замок с лица земли, предав там все огню и мечу, вплоть до самой высокой башни. Мы велим схватить тебя и доставить в Доль, живого или мертвого, чтобы передать в руки палача, как и должно.
Мы, предводители горских повстанцев, собственноручно подписали эту декларацию и приказы, мы, трое: Пьер Маркиз, священник, полковник Жан Варроз и Жан-Клод Прост, капитан Лакюзон.
Я все сказал!..
Голос смолк.
Вслед за тем Гарба протрубил новый сигнал, еще более скорбный и грозный.
Когда стих последний трубный звук, с крепостной стены послышался хорошо знакомый голос Антида де Монтегю – громкий, насмешливо-презрительный:
– К вам, самозваным вожакам горских разбойников, к тебе, Пьер Маркиз, горе-пастырь и никудышный вояка, к тебе, Жан Варроз, старый, беззубый солдафон и сварливый, злой пес, у которого не осталось сил кусаться, к тебе, Лакюзон, главарь банды мятежников, – к вам обращаюсь я, владетель Замка Орла, я, человек в черной маске, и заявляю, что не боюсь вас и вздерну всех троих на шпиле Игольной башни!
Я все сказал!..
Ответом на этот злобный выкрик было гробовое молчание – но тишина длилась не больше десяти минут.
– Огонь! – крикнул вслед за тем Антид де Монтегю. – Стреляйте по этим мужланам, дерзнувшим напасть на орла в его гнезде!
И тут же на стенах замка вспыхнули огненные языки – эхо разнесло по долинам оглушительный грохот выстрелов трех сотен мушкетов, открывших огонь одновременно, – Лакюзона и Гарба, стоявших у подъемного моста, обдало ураганом пламени и дыма.
Но каким-то чудом обрушившийся на них град пуль не задел ни того, ни другого.
– На штурм! – громогласно скомандовал тогда капитан, потрясая топором. – За мной, мои верные горцы!
Давайте оставим на время осаждающих и осажденных – предводителей горцев и хозяина Замка Орла – и вернемся во времени немного назад, к Эглантине. С девушкой мы расстались, когда ее, бесчувственную, унес белый призрак, точно скупой свое сокровище.
В прологе нашей книги мы вместе с Пьером Простом, врачом обездоленных, проникли в Игольную башню, прошли под тем низким сводом, на котором лекарь оставил отпечаток своей окровавленной руки… поднялись по лестнице из двадцати двух ступеней, что вели на второй этаж… и наконец мы переступили порог круглой комнаты, занимавшей весь верхний ярус башни.
Читатели, конечно, помнят, что в ту роковую ночь на 17 января 1620 года хозяин Замка Орла велел закрыть гобеленами стены комнаты, потолок, оконные проемы и даже пол, дабы никакие приметы, ни малейшая догадка не привели сюда Пьера Проста, вздумай он когда-нибудь дознаться до правды, которую от него утаили.
Черная Маска хотел скрыть рождение Эглантины под непроницаемым покровом тайны, чтобы в будущем мать с дочерью никогда не встретились.
Но случай или Провидение распорядились иначе – и алмазная розочка на медальоне, который несчастная роженица передала врачу обездоленных, стала звездой-покровительницей, вдруг озарившей путь в гавань для потерпевших крушение на корабле жизни. Благодаря ее свету приемная дочь Пьера Проста в конце концов нашла свою родную мать – Бланш де Миребель.