«Ну смотри, пока есть, чем смотреть, - подумал Георгий с яростью. – Потому что рано или поздно я до тебя доберусь, и вырву тебе буркалы».
– Начали! – рявкнул Томашевский и рубанул рукой воздух.
Сабля выпорхнула из ножен.
Пока дуэлянты готовились, среди гостей уже кипели споры и заключались пари. Графиня Базилевская проверила пронизывающие резиденцию чары, которые сформировали защитный круг для бойцов, не позволяющий им случайно задеть кого-то из присутствующих. Она мысленно корила себя за то, что не выгнала поединщиков во двор, но понадеялась на то, что маги невеликой силы не смогут учить серьезных разрушений. Сама Августина не рискнула бы сражаться с кем-то ближе десяти верст от города. Она подманила к себе одного из секундантов, который деловито подкручивал золотой брегет.
– Господин Стрешнев…
– Да, ваше сиятельство?
– Я вижу, вы знакомы с господином Летичевым?
– Сложно сказать. Я знаю его с юности, но известно мне немногим больше вашего.
– Это не вы познакомили его с Еропкиным?
– Нет. Моими связями он никогда не пользовался. Не думаю, что ему это надо.
– Вот как… – Августина окинула коллежского асессора цепким взглядом. – Как вы думаете, кто победит?
– Да тут никакой интриги нет, – Стрешнев пожал плечами. – Если бы с Летичевым дрался я, исход был бы неопределен. Хотя, думаю, в итоге все свелось бы к пату. А Климайтис… ему повезет, если отделается отрезанными ушами. Не по Сеньке шапка, как говорят в народе.
– Вы это серьезно? – графиня поправила выбившийся локон. Тон московского мага подсказывал ей, что он не шутит.
Стрешнев кивнул.
– Когда мы встретились впервые, я сам поразился тому, что он мог сражаться со мной на равных. Не могу рассказать больше, ибо связан Обетом Молчания, но лучше бы Летичевым и дальше сидеть в своей глуши, а нам – не давать им повода вылезать оттуда, - некромант усмехнулся. – Лучше смотрите поединок, и лучше не моргайте, а то все пропустите.
Августина переключила внимание на круг, и вовремя. Томашевский дал команду.
Моргать действительно было некогда.
Климайтис молниеносным движением вырвал из-за пазухи автоматический пистолет и тут же выстрелил. По точности и скорости движений было видно, что он много упражнялся со своим оружием, и его выстрел должен был попасть точно в цель, опережая любое возможное заклинание.
Летичев остался невредимым. Когда прозвучал возглас Томашевского, он не шевельнулся, и начал двигаться только тогда, когда литвин уже нажимал на спуск. Его сабля вылетела из ножен с умопомрачительной скоростью прямо навстречу пистолету. Казалось, итог должен быть предрешен, но брызнули искры, а защитный барьер замерцал.
Пуля отрикошетила.
Климайтис успел разрядить половину обоймы, прежде чем понял бесполезность этих попыток. Летичев просто шел через зал, и на каждый выстрел отвечал лишь взмахом сабли. Его противник стрелял метко, о чем красноречиво говорили взблески искр, но ни одна пуля не достигла цели.
Гости затаили дыхание, да и сама Августина тоже. Она бы не удивилась изощренной магии, схватке грубых сил или тонких концепций. Но подобное зрелище поневоле завораживало. Ни один человек не способен отбить летящую пулю, будь он тысячу раз магом, он просто не увидит ее. Можно остановить пулю или отклонить ее магией, но для этого нужно, как минимум, сотворить чары.
Августина сосредоточилась на своих заклятиях. В стенах собственного дома для нее не существовало секретов, и действия обоих противников для нее были как на ладони. Климайтис использовал обычный пистолет, лишь с легкими вспомогательными чарами, но вот пули были куда серьезнее. Они состояли не из свинца, а из чего-то, хорошо удерживающего эфир. Магия, которая наполняла каждую из них, при контакте с живой плотью должна была запустить процесс, схожий с ростом побега из семечка. Заглубившись в тело, каждая пуля выбросила бы множество острых отростков, которые причинили бы страшные раны и вдобавок нарушили бы движение эфира в теле жертвы, помешали творить чары. Серьезное оружие, которое могло доставить проблем даже намного более сильному магу.
Магия Летичева была куда слабее и тоньше. Она струилась вокруг него, заполняла собой пространство дуэльного круга, словно… словно паутина. Каждое движение Климайтиса, каждый вздох и удар сердца вызывали колебания в раскинутой сети. Большую часть из них Летичев игнорировал, но стоило литвину начать жать на спуск, как рука отставного штабс-капитана тут же начинала движение, сводя клинок сабли и пистолетную пулю в одной точке.
«Впечатляет…»
Уважение вызывали даже не сами чары или принцип их построения, известный многим магам, нет. Стальную Ведьму нельзя было удивить такой малостью. Невольно залюбоваться поединком ее заставили сосредоточенность и мастерство, которые требовались для столь искусного применения, в целом, несложной магии.
Тем временем Климайтис выпустил пистолет из руки, позволив ему начать падать на паркет. В его пальцах словно сам собой оказался кусочек янтаря, который он, выкрикнув единственное слово на литовском языке, бросил в оппонента. Попытался бросить. В тот момент, когда он только бросил пистолет, Летичев вдруг перебросил саблю в левую руку, и к началу броска выхватил револьвер. Его выстрел и заклинание литовца грянули одновременно. Графиня не успела понять, какую именно силу таила в себе янтарная капля, но точно немалую. Потому что взрыв, полыхнувший прямо перед лицом Климайтиса, отбросил его назад и чуть не сбил с ног.
Этот ход ей не понравился. Слишком быстрый, слишком меткий выстрел. С двенадцати шагов можно попасть в человека – но не в янтарную бусину. Значит, тоже магия, и графиню раздражало, что она не смогла ее понять. Дело не в пуле и не в оружии, такое не спрячешь, чтобы ничего не просачивалось вовне.
«Очень интересно…»
Седьмое поколение есть седьмое поколение. Больше двух столетий поиска и борьбы не проходят даром. Род литовца не продолжался бы так долго, не овладей его предки искусством резни. Он замедлился лишь на долю секунды, восстанавливая равновесие. И просто резко махнул рукой. Без использования инсигний или словесных формул. Только грязно–зеленые отсветы, пробивавшиеся через одежду, говорили, что это творится магия. Сошедшая с его ладони невидимая волна обладала достаточной мощью, чтобы заставить защитный круг Августины угрожающе затрепетать. Но только вот встретила она лишь круг – и больше ничего. За мгновение до того, как чары высвободились, Летичев резко бросился на пол и кувыркнулся через плечо в сторону.
Климайтис не растерялся и сделал другой жест, словно огораживающий его полукольцом. Его тисофия снова вспыхнула под одеждой, но сотворить заклинание он не успел. Летичев еще не успел закончить кувырок, как выстрелил практически в упор. Литвин сложился пополам. Нет, одной пули было недостаточно, чтобы убить мага, во всяком случае, если не в голову. Но ее было достаточно, чтобы остановить его на пару секунд. Чем Летичев и воспользовался, когда вскочил на ноги и поднял саблю.
Первый взмах пришелся на правое запястье Климайтиса. Блестящий клинок сделал одно невесомое касание, на месте которого словно распустился диковинный алый цветок – так густо брызнула кровь. Летичев снова обернулся вокруг себя, и одновременно обходя противника, и второй взмах был продолжением первого – он подсек левое колено.
«Сейчас…»
Августине уже было ясно, что сейчас произойдет. Сабля продолжит свой танец, и попавшая под ее очередной пируэт шея Климайтиса распрощается с головой. Это было очевидно для любого из присутствующих, именно так полагалось заканчиваться битве магов – уйти живым должен один….
Раздался громкий бьющийся звон.
Литовский маг бесформенным кулем повалился на пол, и вставать не торопился – потерял сознание.
Летичев стоял над ним, с револьвером в правой руке. Его сабля валялась рядом. А в правой руке у него была… Августина пригляделась, и тайком ущипнула себя за руку. Нет, ей не показалось. Он перевела взгляд на Климайтиса.
– One second, gentlemen! Why his head’s still on its place?(1) – громко озвучил общий вопрос Фруалард Гергбу.
«Ваза, – подумала графиня. – Старинный китайский фарфор эпохи Мин».
Летичев же, ничуть не смущаясь, бросил на пол остатки несчастной вазы, подобрал саблю и пинком перевернул бессознательного противника на спину. Замер на мгновение и двумя резкими взмахами сделал пару неглубоких, но заметных надрезов рядом с ушами. И только после этого объявил:
– Дамы и господа. Мой противник более не в состоянии сражаться. На этом наш бой предлагаю считать законченным.
Августина погасила круг, и гости потянулись ближе к центру зала. Графиня опередила всех, встав рядом поверженным литвином. Как хозяйка территории, она должна была обеспечить его безопасность до момента, пока за ним кто-то не явится или он сам не очнется. Перевязывать, однако, она его не собиралась, этим маг должен был озаботиться сам, зато мысленным зовом кликнула слуг – убрать кровь, пока не успела въесться. Тем временем Томашевский тряхнул Климайтиса за плечо и тот со стоном приоткрыл глаза.
– Suudas… – прохрипел он, пытаясь встать. – Suudas… чертов… циркач… (2)
– Вы злитесь из-за поражения? Почему бы вам не порадоваться, что остались живы? – пробасил поляк по-русски. – Вы везучий человек, господин Климайтис. Невероятно везучий.
– В каком… смысле?!
– У вас всего лишь несколько порезов и два ушиба на груди. Всего лишь. Вы дрались с чудовищем, но пострадала только ваша гордость. Взгляните сами, – он ткнул пальцем на живот литвина. – Пуля попала в пуговицу. Сантиметр в любую сторону – и у вас бы были перебиты пара артерий и позвоночник, а с такими ранами мало шансов выжить. Нет, кто бы мог подумать…
– Вы что-то знаете про Летичева? – насторожилась графиня.
– Я вижу его впервые, – Томашевский выпрямился во весь исполинский рост. – Хотя, признаться, я помню только одного человека, столь же ловко обращавшегося с клинком. Давняя история.