Какого чувства, Бульдожка? Только не говори, что ты втрескалась по уши в нашего ослепительного герцога! Ай-яй-яй, как неосмотрительно с твоей стороны! Такие, как он, не женятся на дурнушках. Герцогу нужна жена, которая будет украшать его дом. А не такая, которую придётся прятать от гостей.
Месть. Она мне мстит за то, что я не дала ей пригласить Морригана на танец. Не дала привлечь внимание желанной добычи. Теперь мне это стало очевидно.
Другие девушки обступили нас кругом и не спешили вмешиваться. Мы с Дианой один на один.
— Отдай! — процедила я сквозь зубы, чувствуя, как закипают злые слёзы.
— А то что, нажалуешься папочке?
Нет. Она знала, что не нажалуюсь. Иначе не была бы такой смелой.
Если бы я хотела, нажаловалась уже давно. Но я привыкла решать проблемы самостоятельно. И знала, что отец меня за это уважает. А я не хотела терять его уважение.
Когда-то он позвал меня в кабинет и сказал, что до него дошли некоторые слухи. И спросил, хочу ли я, чтобы некоторые имена вычеркнули из списка гостей Шеппард Мэнор навсегда. Я помолчала, а потом покачала головой. Он сказал, что это хорошо, и он не сомневался в моём ответе. И что он специально приглашает разных людей в дом. Чтобы я не росла изнеженным тепличным цветком, а знала жизнь и умела за себя постоять. Была сильной. Потому что он не всегда сможет быть со мной рядом, чтобы защитить.
Я перевела дыхание и сказала, как можно спокойнее.
— Если ты сейчас же не отдашь мне мой дневник, клянусь, я…
— И что ты сделаешь, Бульдожка? Не трудись придумывать. Я всё равно последний день в вашем унылом поместье. Больше сюда не вернусь. Что ты такое лицо делаешь, разве ещё не слышала? — она вздёрнула подбородок, её губы дрогнули. — Сегодня от отца приехала карета, меня забирают. Мы переезжаем в какое-то захолустье. Дай хоть повеселюсь на прощание. Там немного осталось.
Она сделала ещё один широкий шаг назад, уперлась в скамью. И тогда просто запрыгнула на неё и снова принялась читать — высоко, где мне уже было не дотянуться. Гнусное ощущение беспомощности затопило меня. Нога болела всё сильнее. Но горькая обида, стыд и унижение жгли во сто крат больше.
— Где там… я потеряла… ага! «…Как роза, что распускается под солнечными лучами его взгляда. И как же я боюсь, что он меня сожжёт и я осыплюсь горсткой пепла…»
— Мисс Тейлор!
— …к его ногам»…
ой.
Я застываю, будто в меня молния попала. Крепко-крепко зажмуриваюсь.
О нет… нет-нет-нет-нет! Только этого не хватало мне сегодня. Хоть бы я ослышалась, хоть бы мне показалось, хоть бы…
— Ваше поведение, мисс Тейлор, недостойно юной леди. Немедленно верните мисс Шеппард её вещь. Или я напишу вашему отцу, которого имею честь знать, чтобы лучше следил за воспитанием дочери, если он не хочет, чтобы о его семье пошла дурная слава.
Ледяной голос герцога вспарывает тишину.
И он… звучит близко. Слишком близко. Сзади, над самой моей головой.
Когда я открываю глаза, больше всего мечтая о том, чтобы провалиться сквозь землю, от девчонок на аллее нет и следа. Диана уже слезла со скамьи. У неё лицо — не красное, и не бледное… а всё какими-то пятнами.
Моя тень на тропе полностью накрыта другой тенью — массивной и длинной.
Так и не дождавшись ответа от Дианы, герцог выходит из-за моей спины и забирает из её рук мой дневник.
Я судорожно сглатываю. Что он слышал?! Из того, что она читала вслух?!
С моим везением, полагаю, он слышал всё.
Перебираю в памяти строки, снова и снова представляю, как это должно звучать со стороны, как это слышал он, и мне хочется умереть на месте.
Так и не найдя подходящего ответа, Диана просто убирается вон с аллеи, подобрав юбки и глотая сердитые слёзы. Очень надеюсь, что насовсем. Что её слова о карете отца — правда, и я никогда её больше не увижу.
А потом понимаю, что предпочла бы, чтобы она осталась. Что угодно, лишь бы не быть сейчас с герцогом наедине. Потому что очень скоро мы остаёмся вдвоём. И если у меня была ещё малая надежда, что он проявит такт, сделает вид, что ничего не слышал, просто-напросто вернёт мне дневник и уйдёт… то она очень быстро испарилась.
С непроницаемым лицом Морриган уселся на скамью. Положил локоть за спинку, ногу на ногу закинул… королевская осанка и внушительный вид… но смотрит не на меня, а куда-то в сторону.
Он внушал мне трепет. Хотелось оказаться где угодно подальше, и в то же время стоять в этом осеннем парке, пока листьями не занесёт, и любоваться им бесконечно.
А ещё он так и не отдал мне дневник. Положил на доски и принялся барабанить по нему пальцами. Длинными, красивыми пальцами крупной аристократической руки. Их задумчивые неторопливые удары по ветхому коричневому переплёту тетради, которую я столько раз прижимала к груди, действовали на меня гипнотически. Я не могла перестать смотреть.
По-прежнему не глядя на меня, герцог кивнул на место рядом с собой на скамье.
Как заключённый на плаху, я подковыляла и села, куда мне было приказано.
Мы молчали ещё какое-то время. Я с тоской ждала каждую секунду — что вот сейчас, вот сейчас…
— Элис!..
…И всё равно вздрогнула от неожиданности. И от мрачности его тона. Вскинула голову и посмотрела на герцога испуганно, так и держа руки на коленях, словно провинившаяся школьница.
Мы встретились взглядами… и его, по-грозовому серый, неожиданно чуть смягчился.
— Элис. — Повторил Морриган уже тише и даже как будто бережнее.
Я судорожно перевела дыхание. Сейчас, днём, так близко, я некстати заметила, что глаза у него не просто серые, а с чёрными крапинами и тёмным ободом по краю радужки. Красиво.
Герцог снова запнулся и замолчал. Мы так и сидели, не шевелясь, как мраморные садовые скульптуры. Глядя друг на друга. И между нами — мой дневник.
Отчитывать… сейчас точно будет отчитывать! Ругать за мои неуместные, глупые чувства, которые ему только мешают… Наверное, подбирает слова, как донести понятнее до наивной девочки, что она должна выкинуть вздор из головы.
Он в третий раз начал разговор — и слова прозвучали неожиданно мягко.
— Элис… запомните. Всякий дневник рано или поздно будет прочитан.
Я снова вздохнула, и кусая губы, ждала продолжения. Зачем он тянет? Почему не скажет всё сразу и не уйдёт? Продолжает сидеть рядом, продолжает мучать своей близостью и своим запахом, и этой мягкостью в голосе — такой неожиданной и непривычной.
— Именно поэтому, Элис, если вы не хотите повторения подобных… ситуаций, настоятельно рекомендую вам эту вещь порвать. — Глаза его блеснули жёстким блеском. — Особенно… последнюю страницу.
Да, я была к этому готова. И всё равно — будто ледяной водой окатили.
Я вскочила, не обращая внимания на боль, которой прострелило ногу. Меня снова несло, и я ничего не могла с собой поделать. Повернулась к герцогу — я наконец-то, впервые была его выше.
— С чего вы решили вообще, Ваше сиятельство, что в моём дневнике написано о вас?!
Его взгляд потемнел. Герцог медленно поднялся, и я снова почувствовала себя крохотным и совсем не страшным котёнком, который такому тигру — на один укус.
— Тогда тем более порвите, — процедил Морриган сквозь зубы, нависая надо мной.
А потом не глядя раскрыл дневник, продолжая неотрывно прожигать взглядом меня, вырвал из него последнюю страницу резким движением, скомкал в кулаке ни в чём не повинную бумагу и отшвырнул прочь.
— Я… вы… да как вам не стыдно! — воскликнула я, глотая слёзы. Всю силу воли собрала, чтобы не разреветься. Только не перед этим бесчувственным чурбаном! — Что вам за дело до моих дневников?! Заведите себе собственный и рвите на здоровье!
Он ничего не ответил, молча сунул пострадавшую тетрадь мне в руки. Я прижала её к груди, как обиженного щенка. Ну что за человек этот герцог! Разве так можно?!
Несколько мгновений мы испепеляли друг друга взглядами, а потом он снова надел привычную маску ледяной невозмутимости. Отвернулся и… чуть выставил локоть.
— Пойдёмте в дом. Я вас провожу, обопритесь.
Я хотела фыркнуть и сказать что-нибудь… эдакое… но опомнилась только, когда обнаружила себя крепко вцепившейся в шоколадный рукав, обиженно сопящей и растерянной. Нога болела и впрямь нестерпимо — я ни за что бы не допрыгала одна.
— Покажите ногу врачу.
— Я… обязательно.
— И прекратите носиться сломя голову по аллеям, вам не три года.
— П-постараюсь.
Герцог остановился, и на пару шагов не отойдя ещё от скамейки.
— И… заберите уже свой чулок из травы.
В который раз за день мечтая провалиться сквозь землю, я отцепилась от Морригана. Долго шарила в путаных желтеющих зарослях у скамейки, с огромным трудом вспоминая, куда вообще подевала этот злосчастный чулок. Еле-еле нашла, украдкой свернула его в комок и сунула в карман, нашитый на юбку платья для всяких полезных мелочей. Нервно поправила сползающую с плеч шаль… Герцог всё ещё ждал меня на тропе, неподвижный будто кусок камня, и не уходил.
Я подошла ближе бочком, замерла в нерешительности.
Он потерял терпение, и взяв мою ладонь, насильно уложил её на сгиб локтя, ворча себе под нос неразборчиво что-то, явно нелицеприятного свойства.
Мы продолжили путь.
Я снова отказывалась понимать, что творится в голове у этого человека. Что ему до моих чулков?! И как вообще можно обсуждать… такую интимную деталь женского туалета вот так… словно… словно… И откуда он вообще знает про чулок, если даже я забыла?! И битый час искала в траве, там же вообще ничего не видать! Разве что…
Догадка прострелила молнией. У меня загорелись кончики ушей, я опустила лицо, так стало стыдно и неловко.
Хруст веток сегодня утром, когда я осматривала ногу… он мне точно не почудился.
Значит, не одна Диана прогуливалась в парке после завтрака.
Вот теперь у меня внутри царил такой раздрай, что я стала ещё больше спотыкаться и прихрамывать! Герцогу приходилось идти всё медленнее, он явно раздражался.