Я сделала шаг, надеясь, что теперь-то, наконец, мы добрались до выхода… Запоздало вспоминая, что чемодан так и не собрала. Ну и ладно! Невелика потеря. Скорей бы только отсюда…
Старый Морриган за мной не пошёл.
Дверь позади меня хлопнула, провернулся ключ.
Я с удивлением поняла, что очутилась вовсе не в холле особняка, как ожидала, а в какой-то богато обставленной комнате.
И прямо передо мной у окна, откинувшись в кресле и закрыв глаза, сидит Дорн.
Он резко выпрямился и уставился на меня непонимающим взглядом.
— Элис? Как ты… — взгляд тут же стал жёстким. — Я его убью. Клянусь, я его прикончу! Не дожидаясь сотого дня рождения. Проблема наследства решится сама собой.
Из-за двери раздалось довольное хихикание.
— Вы там пока разберитесь между собой, дети мои — а я пойду, чайку выпью. Мне ещё Дианочку успокаивать, что она не станет герцогиней Морриган. Вдруг захочет порыдать на моём плече. Дорн, имей в виду! Или Элис — или я завещаю всё своё состояние приюту для бездомных хомячков!
Напевая какую-то фривольную песенку, старый интриган удалился.
Глава 14
Я нервно оглянулась, подошла к двери, дёрнула… но нет, мне не почудилось, и она действительно заперта! Глубоко вдохнула, постаралась успокоить бешеное сердцебиение… поняла, что это бесполезно и снова повернулась к Дорну.
Он по-прежнему сидел там, в кресле у окна. Дорожный сюртук валялся на полу, небрежно сброшенный, а сам хозяин комнаты оставался в белой рубашке, которая обтягивала широкие плечи и массивную грудную клетку, что ходила ходуном. Судя по всему, Дорн как и я, пытался успокоиться. С закрытыми глазами, сжатыми в кулак руками, выдох-вдох… Наконец, кулаки разжались и кисти его рук расслаблено легли на подлокотники. Он открыл глаза и посмотрел на меня совершенно непроницаемым серым взглядом. Мне бы такую способность брать себя в руки! У меня до сих пор по телу гуляла нервная дрожь, и я спрятала ладони в складках платья.
— И что теперь делать? — я попыталась улыбнуться.
— Очевидно, нам остаётся только ждать, пока у деда проснётся совесть. И надеяться, что она у него в принципе есть, и ожидание не продлится бесконечно, — глубокий бархат его спокойного голоса подействовал на меня целительно, дрожь унялась. Ну чего мне бояться? Всё самое неприятное уже произошло. Осталось только дождаться, когда можно будет уехать. Не съедят же меня в этой комнате, в самом деле.
А комната была красивая. Никогда не видела такой цветовой гаммы — она была оформлена в чёрных, серых и белых тонах. Тёмно-серые гардины на окнах, собранные серебряными шнурами, чёрный с серебром ковёр на полу, мебель белого дерева, пепельное покрывало на широкой кровати… я поспешила отвести от неё взгляд. Провести время наедине в спальне мужчины — этого только и не хватало, чтобы забить гвоздь в гроб моей бедной репутации. Хоть бы слуги Морриганов были не болтливы!
— Элис, не стойте. Присаживайтесь. Не буду просить вас располагаться или чувствовать себя, как дома — уверен, вам эта ситуация неприятна не меньше, чем мне. Вероятно, больше.
Он кивнул на соседнее кресло, обитое серым бархатом в тон обстановке. Я покачала головой.
— Благодарю, но предпочту остаться на ногах.
Нервы не позволяли вот так просто подойти к нему. Кресла стояли… рядом. Слишком близко. Фигура хозяина этой комнаты, казалось, подавляла окружающее пространство, притягивала к себе, и я боялась, что если поддамся этому притяжению, совершенно утрачу способность ясно мыслить. Чувства полностью затмят разум. А я решила, что в этой ситуации всё же есть кое-что хорошее. И раз уж так получилось, что мы оказались заперты наедине — я должна… задать нужные вопросы и добиться на них ответов. А значит, мне нужны трезвая голова и полная сосредоточенность.
Подойдя к окну, я посмотрела в него. Оно выходило туда же, куда и окно бального зала — только располагалось выше, на третьем этаже. Это как же я была погружена в собственные переживания, что даже не заметила, что мы со старым герцогом не спускаемся, а поднимаемся?! Впрочем, он совсем задурил мне голову блужданиями по лабиринтам огромного особняка.
Я подняла руку, слегка сдвинула край серой шторы, обшитый серебряной тесьмой. Со своим легким струящимся нарядом мятного цвета я казалась сама себе в этой комнате неуместным цветовым пятном. Герцог, похоже, так не считал — потому что неотрывно преследовал меня взглядом, он сопроводил даже тот жест, которым я сдвигала штору. Я заметила это краем глаза и сделала над собой огромное усилие, чтобы не обернуться и не ответить на этот взгляд. Ни к чему это. Снова поддаваться иллюзиям и придумывать себе то, чего нет.
Мне всего лишь хотелось убедиться, что пепел больше не падает на увядшую траву под окнами.
И он не падал. То ли потому, что пепельный дождь иссяк, то ли потому, что на голых ветвях закончились листья. Ужасно хотелось спросить у Дорнана, что всё это означает. Я была уверена, что он знает больше, чем говорит… Но следовало проявить осторожность. Если исчезновение брата действительно как-то связано с Морриганом, если здесь замешано поместье Тедервин, от которого Олав просил держаться подальше… то не поставлю ли я расспросами и себя под удар? Сейчас я единственный человек, на которого может положиться брат. Мне нельзя слишком рисковать.
— Мы начали наш разговор совершенно неправильно. Я не то должен был сказать вам при встрече, Элис, — вдруг заговорил Дорн тихо, прерывая молчание.
Я повернула голову и всё же сделала то, чего так хотела избежать. Утонула в его взгляде, запуталась в этой ловушке, как в силках. Ни вздохнуть, ни пошевелиться. Мне всегда казалось, что под непроницаемой маской этого человека прячется намного больше, чем он готов открыть миру. Я искала тайные подтексты в словах, взгляде, выражении лица. Чтобы снова и снова разочаровываться в погоне за несбыточными надеждами. И вот сейчас опять наступаю на те же грабли. Какая же я всё-таки непроходимая дура.
После небольшой паузы Дорн продолжил.
— То, что я хотел бы сказать вам на самом деле… — он вдруг запнулся на мгновение. — Примите мои искренние соболезнования по случаю кончины ваших родителей. Мне действительно жаль. Они были чудесными людьми. Я… хотел написать вам в письме, когда узнал, но посчитал, что это будет неуместным.
Я склонила голову в знак того, что принимаю его слова и благодарна. Учтивого ответа не нашлось.
Он тоже замолчал. А у меня в голове мелькнула непрошенная мысль. Ни слова об Олаве! Он не сказал ни слова, даже не упомянул о том, что слышал об исчезновении человека, которого называл другом. Не выразил мне сочувствия по этому поводу, хотя наверняка знал, как сильно я любила брата.
Почему? Разве это не было бы логичным? Если бы… это было действительно сопереживание постороннего человека. Если бы Дорн никак не был замешан во всей этой истории.
У меня снова сжалось сердце от неприятных предчувствий. Я тоже должна надеть маску. Скрыть истинные чувства и намерения… если хочу выйти из игры победительницей. А я должна. Потому что ставка в этой игре — жизнь моего самого родного человека.
Я решительно отпустила штору, обернулась и двинулась к креслу. Осторожно уселась на краешек, расправила платье и оставила руки на коленях, сцепив пальцы в кружеве перчаток, чтобы волнение не выдало меня. Твёрдо посмотрела на герцога.
— Скажите мне истинную причину, почему вы не хотите видеть меня своей женой.
В серых глазах вспыхнуло странное чувство, ломая лёд невозмутимости… но Дорн слегка прищурился и откинулся в кресле, иллюзия тут же прошла.
— Я уже говорил вам. Могу повторить ещё раз. Я не допущу, чтобы вы ломали себе жизнь из-за детской влюблённости.
Я приподняла подбородок, повела бровью.
— С чего вы взяли, герцог, что я до сих пор в вас влюблена? Та влюблённость действительно была детской, вы правы. Разве может какое-то серьёзное чувство появиться за пару дней? Я уже переболела ею, как детской болезнью.
На лице Дорна отразилась растерянность, которую почти невозможно было заметить… так быстро она исчезла. Какие-то доли секунды, и привычная маска вернулась.
Я выдержала его испытующий взгляд, даже ответила на него лёгкой улыбкой. А внутри всё плакало и кровоточило. Потому что может! Боже, конечно, может… то самое чувство, что отравленным кинжалом засело в груди два года назад. То самое, что заставляет моё сердце трепетать, когда мы так близко. Которое не вытравить и не зачеркнуть, и за годы разлуки оно не поблекло, как я надеялась. А стало лишь сильнее. И я понятия не имею, во что оно превратится, если мы проведём рядом не пару дней, а намного, намного дольше. И что останется от моего сердца, когда всё закончится.
— Зачем же, позвольте узнать, вы в таком случае участвовали в этом спектакле с отбором? — резко и сухо спросил герцог, рассматривая меня, будто впервые.
— Затем же, зачем и остальные девушки, полагаю, — спокойно ответила я, выдерживая этот взгляд, разбиравший меня на части, как детали механизма, пытавшийся влезть в голову. — Хотела стать герцогиней Морриган.
Он нахмурился. Я решила развить мысль, пока его мнение обо мне окончательно не ухудшилось. Отец как-то говорил, что слишком много преступников попадаются на грубой лжи. Наиболее искусные не лгут. Они просто говорят полуправду. Маскируют то, что хотят скрыть, за обрывками истины так ловко, что только самый искусный сыщик докопается до настоящих мотивов. А мне сегодня как раз нужно их спрятать.
— Видите ли… после смерти родителей я осталась на попечении дяди и тёти. Мне уже девятнадцать, и я решила, что не хочу больше их обременять. Участь сироты… без особого положения в обществе… она незавидна, знаете ли. Я просто хотела почувствовать себя защищённой, уверенной в завтрашнем дне. Брак с достойным мужчиной — выход из ситуации, который предписывает общество незамужним девицам в таком случае, не правда ли?
Он молчал. Просто слушал и молчал, слегка склонив голову к правому плечу.