Дорн спал беспокойно. Ему что-то снилось, что-то тревожащее, потому что голова его то и дело металась на его импровизированной постели — и ещё он хмурился, как всегда хмурился. А мне хотелось разгладить эту хмурую складку пальцами, поцеловать его упрямо сомкнутые губы, чтобы вызвать на них хотя бы тень улыбки, которая так редко на них появлялась. У него была такая красивая улыбка! Но я не решалась. Просто лежала рядом, свернувшись калачиком, и прижимала ко рту кулак, чтоб давить грустные вздохи.
Когда последние алые искры на углях догорели, краешки штор осветились предрассветным заревом. В комнате стало чуточку светлее. Пора было прекращать испытывать судьбу! И тихонько перебираться обратно на указанное мне место. Не то Его деспотическое сиятельство снова гневаться изволят.
Но мне снова не хватило силы воли. И я дала себе ещё пять минут. А потом ещё пять, и ещё…
А потом Дорн повернулся во сне на бок — и положил на меня свою здоровенную ручищу.
Было такое чувство, будто меня придавило упавшим деревом! Вот и дооткладывалась. Вот и дурочка ты, Элис!
Кляня по чём свет про себя собственную нерасторопность, я принялась аккуратно выползать. Дорн проворчал что-то недовольно сквозь сон, и прижал к себе крепче свою невольную добычу. Я окончательно угодила в ловушку. Любые попытки вырваться приводили к тому, что капкан лишь смыкался туже на трепыхающейся дичи. А потом…
Он снова подался вперёд и уткнулся мне носом в шею, как тогда. И снова втянул глубоко мой запах. Последние остатки решимости вырваться покинули меня — их не так-то много и было, если честно. И вырываться я прекратила.
Его шумное, тяжёлое дыхание. Музыкой для меня — в тишине спящего Тедервин.
Неуловимым движением Дорн перекатился и подмял меня под себя. Не открывая глаз, всё ещё в плену своего сна, потянулся ко мне и безошибочно нашёл в темноте мои губы.
Никаких больше поцелуев, говорил он… тогда что же это?
Что это — такое сладкое и пьянящее, что кружится голова? Такое страстное и глубокое, что сердце замирает, а потом снова бьётся так сильно, будто жизнь начала новый отсчёт. И появляется — ещё совсем робкое — осознание, что не нужно бояться утекающей в песок воды. Потому что пока мы живы, этот поток всегда можно найти снова — чтобы наполнить наши ладони.
Когда его рука решительно скользнула под ворот халата, всё моё тело пронзило сладкой дрожью. Я выгнулась навстречу и с губ сорвался стон.
И в этот момент мой муж, наконец, окончательно проснулся.
Медленно убрал руку, оставляя мою одежду в совершеннейшем беспорядке. Прохладный воздух утра коснулся разгорячённой кожи.
Дорн приподнялся надо мной на вытянутых, всё ещё надёжно придавливая к полу, впрочем. Так что немедленно ретироваться и спастись тем самым от неловких объяснений я никак не могла.
Он моргал, и в серых глазах постепенно сонная затуманенность сменялась осознанием.
Я испугалась, что сейчас грянет буря. Представила, как всё выглядит с его стороны. Наверное, он подумает, что я специально пришла к нему, чтобы соблазнить во сне. А я ведь даже не думала! Или… думала? Я окончательно запуталась и смутилась.
Его взгляд скользил по мне и очертаниям моего почти обнажённого тела под ним.
— Не сердись, пожалуйста! — шепнула я.
— Я не сержусь, — его хриплый шёпот. А потом он неторопливо склонился ко мне, не отрывая пристального взгляда глаза в глаза, и очень нежно коснулся губ.
И это был наш третий поцелуй. Которого уж точно не должно было быть, потому что был он совершенно осознанным.
Такой нежный и почти невинный… успокаивающий. Как бальзам моим расшатанным нервам.
Идеальный. Почти. С одним-единственным, но весьма существенным изъяном — он слишком быстро закончился! Когда Дорн снова оторвался от меня и навис сверху, принимая тяжесть своего тела на руки.
— Уточнение — не сержусь на тебя. А вот на себя — очень даже! Кажется, я совершил весьма крупную ошибку.
Моё сердце ёкнуло. Неужели он сейчас скажет, что был не прав, когда предложил этот дурацкий фиктивный брак?..
Мои мечты разбились в прах, как только он завершил мысль.
— Я был дурак, когда согласился на неделю. Это слишком долго. Уедешь через пять дней.
Дорн легко оттолкнулся от пола, поднялся, не глядя больше на меня. С лёгкостью снял ключ со шкафа и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Не забыв хорошенько запереть меня снаружи напоследок.
Я перевернулась на живот, застонала от бессилья и от души стукнула кулаком глупый коврик.
Глава 10
След горячих поцелуев на губах, так быстро и неминуемо выстуженный утренней прохладой. Пустота — там, где были обнимающие руки. Чувство бессилия. Оглушающее, непреодолимое.
Наверное, так себя чувствуешь, когда пытаешься голыми руками сдвинуть с дороги огромный замшелый валун.
Кажется, нет никаких шансов что-то изменить в своей жизни. Остаётся лишь плыть по течению и ждать, когда со всем почётом вытурят из Тедервин на радость слугам. Пора бы уже смириться с горькой правдой — мой муж меня не любит и не хочет. Может, ему во сне привиделась другая? Лучше и красивее. Поэтому и ответил на моё присутствие — да так, что у меня до сих пор во всём теле жар, пальцы дрожат и в животе всё скрутилось в тугой комок. А потом проснулся, увидел под собой всё ту же Бульдожку Элис — и всё желание испарилось? Наверное, так и было.
Я уселась на коврике и обняла колени руками. Сидела так долго, до тех пор, пока комнату не наполнил призрачный предутренний свет, который не могли сдержать даже плотные шторы. Если бы терзающие меня мороки могли исчезать так же просто, как ночная тьма!
Мысли мои текли вяло, ни на чём не задерживаясь, пока я рассеянно разглядывала тёмное дерево двери, покрытое искусной резьбой. Скользила взглядом по завиткам. И я совсем даже не удивилась, когда прямо на полу передо мной из ничего появилась кошка.
— Отстань. Я никуда не пойду. Хочу остаться здесь. Может, усну наконец…
Кошка, кажется, не ожидала такой реакции. Посмотрела обеспокоенно и склонила голову в бок, дёрнула ухом с кисточкой.
— Скажи только одну вещь — брат жив?
Пушистая бестия кивнула. Я оставила в стороне вопрос о том, как кошка может кивать. Последние душевные силы потратила на то, чтобы порадоваться ответу. Подожди ещё немного, братишка… совсем-совсем немного… Я соберу себя по частям — в который раз! — и всё сделаю. Всё, чтобы только до тебя добраться.
Кошка подошла чуть ближе и встала на задние лапы, передние поставила мне на колени. Заглянула в лицо. Почти человеческое выражение больших круглых глаз выражало тревогу. Даже не думала, что эта вредина умеет за кого-то переживать! За меня тем более.
Правда, когда я протянула руку, чтоб почесать её за ухом, кошка презрительно фыркнула и отпрыгнула в сторону. Всем своим видом выражая чувство оскорблённого достоинства. Ну и ладно.
Навалившаяся апатия была так сильна, будто на грудь каменную плиту положили.
За дверью раздались знакомые до боли шаги — тяжёлые, уверенные.
— О! Наконец-то вы познакомитесь…
Кошка исчезла раньше, чем в двери загремел ключ.
И всё-таки — почему она так упорно не хочет показываться Дорну? Если это дух-хранитель Замка пепельной розы, не логичнее было бы подружиться с обоими потенциальными хозяевами? Тем более, что именно она так настаивала на моём визите в Тедервин и всеми силами к нему подталкивала. Или же странная кошка в принципе только меня решила осчастливить своими визитами, а от всего остального света скрывается? Может она вовсе и не хранитель? Тогда кто?
Очередные вопросы без ответа.
Кажется, Дорн не ожидал увидеть меня всё так же на полу, потому что первым делом посмотрел в сторону дивана, и лишь потом взгляд его метнулся вниз. Он нахмурился. Я невольно залюбовалась — красивый, подтянутый, в белой рубахе, распахнутой на груди до середины… немного сонной лохматости и отросшая щетина только добавляли герцогу Морригану чего-то такого, от чего тлеющие внутри угли снова начинали разбрасывать шипящие искры.
— Я дал отпуск всем слугам поместья, кроме кучера. Не хочу, чтобы кто-то видел, что творится в Тедервин.
Против моей воли сердце на мгновение совершило кульбит в груди. Так мы теперь одни во всём огромном доме? Ах да, ну какое это имеет значение! Минувшей ночью мы были одни в этой маленькой комнате. Что значит намного больше. И ни-че-го. Так какая разница?
Я снова обессиленно уткнулась подбородком в колени. Надо ответить, а то невежливо.
— Но вы говорили, потолок в зале должен кто-то починить…
— Уже нет. Пойдёмте со мной! Увидите своими глазами.
Он сделал шаг вперёд и протянул мне руку.
Я посмотрела на неё с удивлением. И не взяла.
— Не могу же я пойти в вашем халате! Даже если в поместье ни души. Это неприлично!
— Ну почему же? Как по мне — идеальная форма одежды для новобрачной.
Я стянула белую ткань на груди плотнее, когда увидела направление взгляда своего мужа и сообразила, какой ему сверху открывается вид. Щёки начинали гореть при одном только воспоминании о том, как мы встретили это утро.
Дорн закатил глаза.
— Ну хорошо, хорошо! Принесу ваши тряпки.
Он снова вышел, в этот раз не стал меня запирать. Судя по всему, понял, что я не намерена в таком виде бродить одна по Тедервин.
Мне хватило времени на то, чтобы отдёрнуть шторы, окончательно впустив в комнату трезвый утренний свет и избавив её от смущающей интимности. И ещё попытаться найти в этой холостяцкой берлоге хоть какое-то подобие зеркала.
Тщетно. О расческе мне и вовсе не приходилось мечтать.
Разве что Дорн догадается принести мои вещи целиком, вместе с чемоданом. Я ещё не успела их разобрать, он остался раскрытым лежать на постели.
Но потом меня пронзила догадка, которая заставила застыть посреди комнаты как столб. И всеми силами души взмолиться перед небесами, чтобы Дорн ни в коем случае даже не подумал заглядывать в чемодан, даже его не касался и не…