Дорн открыл на сей раз оба глаза и посмотрел на меня серьёзно.
— Малыш, нет никакого проклятия! И это самая большая тайна Морриганов. Даже похлеще развалин Замка пепельной розы в подвале. Так что не вздумай кому-нибудь проболтаться. Видишь ли, один из самых могущественных родов среди Завоевателей давно уже не может похвастаться чистотой. Смешение, которое произошло однажды, много веков назад. И которое, как думали тогда, останется постыдной тайной славного и безупречного рода Морриган. Но семя, брошенное в плодородную почву, проросло и через много веков дало обильные всходы.
Он протянул руку и нежно отвёл упавшую прядь волос с моего лица.
— Нет никакого проклятия. Нечего снимать. Потому что я — тоже эллери. Это моя собственная магия, часть меня, от которой избавиться я никогда не смогу. И которая, увы, совершенно мне не подчиняется.
Глава 20
И хотя над разрушенным парком всё ещё плыли волны тёплого воздуха, по моей спине пробежал холодок. Я села на скамье, подтянув повыше к обнажённым плечам пальто мужа, которым укрывалась.
Дорн с лёгкой грустью смотрел на меня, подложив руки под голову, и ждал, когда пройдёт мой шок. Он уже свыкся с тем, что только что рассказал мне. Успел смириться за столько лет. Но я-то не могла! И в голове не желало умещаться то, что мой муж, оказывается, тоже…
Вот она.
Недостающая деталь мозаики. Та, которую я искала так долго. Из-за которой общая картина того, что происходит и что происходило в далёком прошлом, постоянно ускользала от меня, как рыба, которую пытаешься поймать голыми руками.
Дорн — эллери.
Дорн — эллери?!
Эллери…
Вот откуда он знает эллерийский, которого даже я не знаю. Как смог понять и перевести так быстро тихие слова, которые эхом слышались из ростка Замка пепельной розы.
И ещё его фраза, обронённая однажды невзначай:
«А знаешь, Элис… На самом деле то, что ты — эллери, было бы моей огромной удачей. Если бы не было других причин».
Теперь ясно. Брак эллери с эллери всегда сулит рождение одарённых детей. Учитывая, как нас осталось мало, это настоящая редкость. И наш брак действительно был бы огромной удачей, если бы… если бы не разрушительная магия Дорна, из-за которой нам нельзя было приближаться друг к другу.
Но кажется, мы всё-таки сумели перехитрить судьбу. И если ради того, чтобы быть рядом с мужем, мне теперь придётся всю жизнь просидеть в Тедервин под корнями Пепельной розы и даже носу оттуда не высовывать… что ж, я готова на это пойти.
— Вижу, ты уже осмыслила. Мне продолжать? Или ты предпочтёшь формат допроса и уже готовишь для меня пачку вопросов позаковыристее?
Я пихнула его локтем.
— Вообще не понимаю твоего легкомысленного настроения. Сообщаешь мне такие новости чуть ли не мимоходом… Как это могло случиться? В смысле, смешение крови? Морриганы прославились своей нетерпимостью к покорённому народу. О жестокости вашего предка в ходе Завоевания ходят легенды!.. прости, пожалуйста.
Дорн невозмутимо пожал плечами.
— Легенды не врут. Скорее, даже не договаривают. Ты этого не знаешь, та часть истории тщательно утаивалась, но Замок пепельной розы вовсе не был взят штурмом. Его обитатели предпочли уничтожить его сами и…
— …и умереть на руинах, так боялись попасть в плен Захватчикам. Да, я слышала.
Теперь уже настала очередь Дорна приподняться на локте и внимательно посмотреть мне в глаза. И по правде, именно ему из нас двоих больше шла роль следователя.
— Откуда? Даже Винтерстоуны, которые взялись восстанавливать подлинную историю Королевства, об этом не знают. Так где ты могла услышать такое?
Я прикрыла глаза и вдохнула поглубже.
Как будто ныряешь в кипящее озеро с голой… пятой точкой. Но — откровенность за откровенность. Или потом спать не смогу. Я осторожно начала:
— Видишь ли, из Тедервин я сначала направилась в столицу. Отдохнула несколько дней у твоего дедушки. И там… гостил один ваш родственник.
Вопросительно приподнятая бровь мужа не дала мне ни единого шанса отвертеться от прямого ответа.
— Тот, который Квентин.
Дорн даже не шелохнулся, и тело его не изменило своего положения в пространстве, но серый взгляд стал острым, пристальным.
Мысленно я попрощалась с жизнью, и торопливо принялась выкладывать всё, как было. При этом, вроде бы ничего и не было, но я всё равно отчаянно краснела и чувствовала себя ужасно паршиво.
Под конец моей сбивчивой речи Дорн снова откинулся на скамью, взял мою руку и принялся задумчиво гладить линии на ладони большим пальцем.
Наконец, фонтан моего красноречия иссяк, и я умолкла. Меня вдруг прошило даже не страхом — леденящим ужасом. Что было бы, если б я приняла предложение Квентина? Если бы предала себя и свой путь, пошла бы на компромисс с собственным сердцем — только из страха, что разведёнку не примут в свете, из страха на всю жизнь остаться одной? Боже, какое же счастье, что у меня хватило стойкости принять правильное решение!
Дорн поцеловал кончики моих пальцев, и у меня немного отлегло.
— В принципе, мне всё ясно. Я не понимаю только одного — куда дед смотрел. Видишь ли, малыш, в нашей семье к этому родственнику относятся, мягко говоря, настороженно. И то, что дед мог так неосмотрительно оставить тебя, да ещё в таком состоянии, ему на растерзание, вызывает моё полнейшее недоумение.
Я насторожилась.
— Вообще-то, если так подумать, дедуля всячески пытался выставить из дома этого твоего брата… дядю… племянника… короче я запуталась, но ты понял. Но подозреваю, что его переубедила Бертильда. Кажется… кажется, её хитрый план состоял в том, чтобы дождаться твоего приезда, спровоцировать ревность и чтоб ты понял, какой я на самом деле редкий бриллиант и что не надо меня выпускать из рук.
Окончательно смутившись, я решила прилечь и спрятать лицо где-нибудь у мужа подмышкой. В конце концов, гроза, вроде бы, миновала. Можно немного выдохнуть и расслабиться.
— Это я и без их неловких потуг на сводничество давным-давно понял, — Дорн поцеловал меня в макушку, и я довольно мурлыкнула. А потом всё-таки решилась на вопрос.
— Я только не понимаю — а что не так с этим Квентином? Он казался мне вполне… — рука на моей талии предостерегающе сжалась, и я поперхнулась словом «милым». — Приличным человеком!
— Самые ароматные цветы растут на болоте.
Я помолчала, осмысливая.
Почему-то любезность Квентина ко мне, абсолютно незнакомой для него женщине, начинала представать в новом свете. Свете, который мне совершенно не нравился. Дорн меж тем продолжил:
— Меня всегда чем-то напрягали женщины, с которыми я его встречал. В них во всех было нечто странное. Общая черта, которая их роднила. Даже не знаю, как сформулировать это смутное ощущение неправильности… Они как будто смотрели ему в рот, словно преданные собаки. И бросались выполнить любое его желание ещё раньше, чем он его высказывал. Как по мне, должно быть наоборот. Но при этом каждый раз я видел его с новой игрушкой. Видимо, прежние наскучивали быстро. Не знаю, а мне вот кажется — ничего нет хуже дрессированной жены, у которой потух огонь в глазах. Так что, к слову, Элис — если когда-нибудь я на тебя слишком сильно буду давить, разрешаю дать мне пару тумаков твоим коронным, для отрезвления!
Мне зато не было смешно. Ясно и ярко вспомнился рассказ о волчьей охоте.
Теперь понятно. Квентин не зря обмолвился, что у него никогда не было послушней зверя, чем приручённая раненая волчица.
Я снова мысленно возблагодарила всех богов за то, что смогла обойти трясину. У меня дрожь пошла по телу, и муж обнял меня крепче.
— Спасибо за честность, малыш. Я в тебе не ошибся. Мы друг друга стоим, да? Два сумасшедших однолюба.
— Так что там с Замком пепельной розы? — я поспешила сменить смущающую тему. — Расскажи всё-таки по порядку. Как именно кровь эллери попала к Морриганам? Неужели была какая-то романтическая история? Я слышала, во времена Завоевания уже был случай, когда один из захватчиков влюбился в девушку из эллери…
Дорн покачал головой.
— Поверь мне, сладкая, ничего романтичного в истории моего рода не было. Только не в те жестокие и кровавые времена.
Над полем из пепла, над полем брани нашей любви, где не было побежденных, а только победители, сгущалась ночь.
Подкрадывалась тихо на мягких кошачьих лапах, жмурилась лунным зрачком, мурлыкала из темноты таинственными ночными звуками.
А мне казалась эта ночь, сотканная из пепла и теней прошлого, лишь отражением другой, страшной ночи. Причудливым эхом в веках. Искаженным эхом, по которому мы, потомки, лишь с трудом могли догадываться, что же происходило на самом деле много-много поколений назад.
— Это она обратила в пепел Замок пепельной розы, — наконец тихо продолжил Дорн, обнимая меня за плечи, словно пытаясь уберечь от холода стерегущей нас зимы. — Девушка. Последняя из эллери. Именно ей досталась горькая доля уничтожить дом предков — и похоронить заживо под обломками его защитников. Говорят, она была тонкая, как тростинка. И никто не мог даже подумать, что в её маленьком, хрупком теле скрыта мощь столь ужасающая, столь разрушительная, столь невероятная.
— Почему она не повернула это смертельное оружие против врагов?
— Точно неизвестно. Говорят, у обитателей Замка пепельной розы было что-то вроде местной религии, которая запрещала насилие. Наверное, поэтому эллери и были стёрты с лица земли. Наш мир жесток и не прощает глупой доброты. Они предпочли умереть, но не предать то, чем являлись. Девушку звали Тедериель. «Дочь пепла» с эллерийского.
— Красивое имя…
— Она тоже была красивой, наверное. Судя по тому, что мой предок, Мораг Морриган, не стал её убивать, а решил оставить себе. В качестве трофея. Так что… никакой романтики. Он брал её силой. И не давал умереть вслед за своим народом. Прятал всё, что она могла бы использовать для этого. А магия… магия уже была ей не помощником. Тедериель выгорела. Дотла. Всю магию до последней капли отдала на то, чтобы превратить Замок пепельной розы в погребальный курган.