Дрожащей рукой Ивейн коснулась медово-коричневого норкового манто… наверное, это какая-то ошибка? Дон Хуан ничего не говорил о мехах, однако ей прислали это манто, легкое как волшебный сон облачение для ее хрупких плеч.
Ивейн тут же накинула его и мгновенно оказалась перед зеркалом. Не в силах поверить, она смотрела на собственное отражение: Пилгрим в норковом манто, Пилгрим, служанка, наряженная как принцесса!
Румянец вспыхнул на светлой коже. Может быть, она не так поняла дона Хуана, может быть, он и не собирался делать ее своей воспитанницей? Манрике Кортес сказал, что о них ходят сплетни. Может быть, она невольно, из-за своей неопытности, позволила маркизу предположить, что в обмен на эти великолепные вещи она будет снисходительна к его требованиям, далеким от опекунства?
Ивейн сорвала манто, бросила его на кровать и выбежала из комнаты. Она так и мчалась всю дорогу, пока не оказалась перед дверью кабинета в морской башне, и сразу же постучала, чтобы не растерять присутствия духа и не передумать. Она должна сказать ему немедленно, что одежда слишком роскошна для нее, что на самом деле ей нужны простые, обычные платья. Она решила выяснить с ним отношения… она приличная девушка, она не из тех, расположение которых можно купить норковым манто!
Глубокий голос по-испански пригласил войти, Ивейн глубоко вздохнула, повернула ручку и вошла в круглую комнату. В первый момент она с трудом узнала стройную фигуру за огромным резным столом. На доне Хуане была шелковая рубашка с распахнутым воротом, волосы лежали в беспорядке, как будто он только что взъерошил их пальцами, дым темных сигар, которые он так любил курить, окружал его плотной завесой.
Ивейн всегда было не по себе в его присутствии, а теперь она нервничала еще больше, собираясь с духом, чтобы заговорить.
— Итак, вы наконец нашли дорогу в мою atalaya. — Дон Хуан поднялся и жестом показал, чтобы она садилась на ближайший стул черного бархата. — Это слово означает «сторожевая башня», потому что в былые времена сюда посылали наблюдателей, которые должны были сторожить остров от пиратских эскадр. — Дон Хуан сверкнул белозубой улыбкой. — История моей семьи всегда меня занимала, и сейчас я пытаюсь описать ее. — Он указал на груду рукописей на столе, на дневник в тисненой коже, на множество записных книжек, которые валялись раскрытыми по всему столу. — Это оказалось увлекательным занятием, потому что среди представителей рода де Леон были воины, ученые, пираты и поэты.
Ивейн смотрела на него, зачарованная смуглым прекрасным лицом; в белой шелковой рубахе, с взлохмаченными волосами, лорд был неотразим. Сердце ее колотилось… В жилах этого человека течет кровь предков-пиратов! Присмирев от его вида и этой мысли, девушка с трудом отвела взгляд и осмотрела кабинет. Он был довольно аскетичным помещением, если не считать стен, увешанных трофеями, ружьями и безделушками, свидетельствующими о весьма широких интересах владельца. Здесь были ацтекские маски, находки из разных мест и еще — кусочек серебра… видимо, первый серебряный слиток, который он нашел.
Она оглянулась и увидела, что дон Хуан, прищурившись, внимательно смотрит на нее сквозь клубы сигарного дыма.
— Мне привезли одежду… из Мадрида, — выпалила Ивейн.
— О, надеюсь, вам понравилось, — протянул он.
— Дон Хуан…
— Да, Ивейн?
Дон Хуан так произнес ее имя, такая бархатная нотка звучала в его голосе, и он так посмотрел на нее при этом, что Ивейн снова ударилась в панику.
— Игнасио прислал… меховое манто, сеньор. Вы ведь его не заказывали…
— Почему же, заказывал. — Глубоко в темных глазах мелькнул какой-то огонек. — Норковое манто вполне подходит для юной дамы… или оно вам не понравилось, сеньорита? Оно вам не идет?
— Оно очень красивое, но я не могу принять его!
— Отчего же, позвольте спросить?
— Оно слишком дорогое.
— Если манто вам подходит, цена не имеет для меня значения.
— Зато для меня имеет, сеньор!
— Для вас, сеньорита? — нарочито медленным жестом он поднес к губам сигару и затянулся, выпустив дым через тонкие ноздри. — А вы что, тоже намерены внести плату за манто?
— Манто стоят всегда двойную цену. — Сердце билось в груди Ивейн как бешеное, и, хотя лицо дона Хуана казалось спокойным, глаза его были похожи на тлеющие угли, готовые вспыхнуть пламенем. Девушка схватилась за спинку стула, как будто хотела оттолкнуться от него и стремглав броситься к двери.
Но в этот момент он усмехнулся:
— Ах, nina [13], я вижу, вы разгадали мой коварный замысел и не согласны быть уступчивой за меха и наряды, верно? Ай-ай-ай. Ах, какое жгучее разочарование для этого черноглазого хозяина замка, правда? Что же он теперь станет делать, чтобы соблазнить невинную служанку и заманить ее в свои объятия — может быть, в следующей главе он найдет какой-нибудь новый способ добиться ее благосклонности?
Ивейн уставилась на него, он снова усмехнулся, а девушка покраснела до корней волос.
— Наверное, дурацкие романы миссис Санделл заставляла вас читать себе на ночь? — Дон Хуан постучал кончиком сигары по бронзовой пепельнице, стряхивая пепел. — Дитя, я купил вам новую одежду, потому что она вам понадобится и потому что молодая девушка должна одеваться хорошо. Наверное, давно уже никто не делал вам подарков, поэтому они и возбуждают в вас такие подозрения. Манто будет вам совершенно необходимо, когда мы пойдем в театр или на ужин к моим друзьям. Я хочу, чтобы моя воспитанница выглядела прилично в любом обществе.
Она с трудом перевела дыхание.
— Простите… простите, что я была так глупа, сеньор.
— Я не виню вас, дитя. Вы работали у пошлой женщины, которая, видимо, вбила вам в голову, что любовь — нечто вроде товара, который можно купить или продать. Я сам прекрасно знаю, что существуют люди, убежденные в этом. Мои бабушка с дедушкой никак не могли понять, как мой отец предпочел любовь холодному блестящему браку с какой-нибудь богатой наследницей. Они так и не простили его до самой смерти. — Дон Хуан устремил мрачный взгляд на слиток серебра, добытый в далекой стране в дни юности. — Они называли меня сыном ведьмы. Они говорили, что моя мать навела цыганские чары на их сына… они винили ее в его смерти. Ее родные были партизанами, и они с отцом сражались вместе с ними в горах Испании, там он и был убит.
Темные глубоко посаженные под густыми бровями глаза сына Розалиты в упор смотрели на Ивейн. Резкие морщины шли от уголков глаз к дымчато-серым вискам, которые странно контрастировали с сильными плечами, обрисовывавшимися под тонким шелком рубашки. Помолчав, дон Хуан с трудом поднялся, опираясь на трость, и прохромал к окну.
— Идите сюда, посмотрите, как солнце прячется в море, — сказал он, открывая его настежь.
Вечерний ветер ворвался в комнату. Ивейн подошла и далеко высунулась в окно, чтобы посмотреть на закат. Она все еще робела перед ним из-за своей глупой выходки, она все еще робела от близкого присутствия любого мужчины. В небе полыхал огромный костер, солнце, как ослепительными стрелами, пробивало лучами темные глубины воды, легкий отсвет играл на гребнях шелковистых волн.
— Прекрасно и жестоко, — выдохнула она потрясение.
Ее медные волосы, словно загоревшись от этого костра, тоже пламенели, и вдруг она почувствовала, как тонкая рука коснулась их.
— Хочешь убежать отсюда, Рапунцель? — В голосе слышалась чуть заметная насмешка, а когда она повернулась к нему, увидела в темных глазах вопрос.
— Когда-то меня называл так отец, — тихо сказала она. — Он всегда говорил, что однажды я… Сеньор, ваш замок хорошо сохранился, но он, должно быть, очень древний.
— Ему всего лишь сто лет, сеньорита. — В глазах дона Хуана вспыхнул какой-то блеск, словно он вспомнил о том, что его могли принять за соблазнителя длинноногой девчонки-подростка. — Старый кастильо был выстроен без всякого плана, раньше он стоял на этих скалах, и у нас оставались кое-какие чертежи и зарисовки, но нынешнее здание кажется мне более привлекательным и удобным — а вам?
— О, я полюбила его. — Она тепло улыбнулась. — Я никогда раньше даже не мечтала жить в замке. Как в сказке!
— Значит, я людоед-великан? — поддразнил он ее и насмешливо заломил левую бровь.
— Нет…
— Да. Молодая девушка вполне может считать меня зловещим — дьявольская хромота, мрачные тайны в прошлом…
Он отвернулся в ожидании ответа и пошел, прихрамывая, к своему столу.
— Завтра вечером мы ужинаем в клубе «Идальго» с сеньором Фонеской и его дочерью. Я хочу, чтобы вы надели какое-нибудь новое платье.
— Да, сеньор. — Ивейн поняла по его голосу, что пора уходить, и прошла мимо стола к двери. Остановившись на пороге, она оглянулась: — Спасибо вам за красивую одежду, дон Хуан. Я вам очень благодарна — правда.
— Все это необходимо для вашей новой жизни. — Он говорил строго и уже изучал какой-то манускрипт, испещренный старинными надписями. — Я буду работать почти весь вечер, так что vaya con Dios [14].
Звук этих красивых испанских слов сопровождал ее, пока Ивейн шла к себе в комнату. Она развесила платья и другую одежду в шкаф, разложила восхитительные новые вещи по ящикам комода, полюбовалась бархатным платьем с длинной до пола юбкой-колоколом, потом ее внимание переключилось на шифоновое платье сплошь в мелких острых складочках. Никогда раньше за всю ее жизнь у Ивейн не возникало проблемы, какое платье выбрать, чтобы поехать с мужчиной на ужин в модный дорогой клуб. Все это было так похоже на сон, но, даже ущипнув себя, Ивейн не проснулась.
Платья были самыми настоящими… и замок тоже был на самом деле… утром она уже не проснется под трезвон будильника, чтобы провести еще один день в беготне и суете, прислуживая Иде Санделл. Все это осталось позади… а впереди ее ждет новая жизнь.
Поужинав в одиночестве, Ивейн сидела на постели у окна спальни и смотрела, как сверкают над морем звезды, вдыхала запах мяты и думала о том, как она понравится завтра вечером Манрике Кортесу в своем новом прекрасном наряде.