Моя жена с распущенными волосами и в брюках в обтяжку стояла посреди комнаты, а её держал в объятиях наш шофёр! Его руки торопливо шарили по её спине, он покрывал жадными поцелуями её шею и грудь, а она тихо смеялась, запустив пальцы с длинными ногтями в его чёрные, как смоль, волосы. По тому, как он по-хозяйски с ней обращался, было видно, что встречаются они не в первый раз. И, по-видимому, жене это было не противно. Во мне всё вскипело, я был возмущён и уязвлён таким лицемерием с её стороны, но всё-таки решил досмотреть спектакль до конца, и… не поверил глазам.
В какой-то миг, когда любовник был особенно увлечён игрой и забыл обо всём на свете, Марта оттолкнула его якобы в порыве страсти, так, что он от неожиданности отлетел в другой угол комнаты, схватила со столика пистолет, и быстро, пока он не опомнился, выстрелила в него два раза. Первая пуля попала в сердце, вторая в голову. Браво, подумал я, это поистине снайперские выстрелы! И где она так научилась стрелять?
Этого я никогда не узнал. А что я вообще знал о ней? Кем она была до замужества? Кто её родители? Я никогда не спрашивал, а она никогда не говорила. Я знал только, что родом она из Англии, из небольшой деревушки на севере. К стыду своему, я даже не знал, чем она занималась до свадьбы, на что жила? Но теперь разгадывать загадки было поздно.
Дальше было ещё интереснее. Марта положила пистолет на столик, подошла к убитому, взяла за ноги, подтащила к кровати и забросила на неё. Надо сказать, Марта была не очень хрупкой девушкой, она имела высокий рост, и, несмотря на стройность, в ней чувствовалась сила.
После того, как шофёр очутился на кровати, Марта раздела его и оставила лежать совершенно голым. Потом подошла к телефону и куда-то позвонила. Я всё меньше и меньше понимал смысл её действий, и как заворожённый наблюдал. Она снова взяла в руки пистолет, отошла подальше от двери и встала напротив. Через несколько минут в дверь вошла горничная, моя любовница, и Марта, не дав ей испугаться и опомниться, выстрелила и в неё.
На этот раз выстрел попал в лицо. Второго не потребовалось, это было понятно. Горничная рухнула, как подкошенная, с гримасой бесконечного удивления на хорошеньком личике. С ней Марта проделала ту же процедуру, что и с любовником. Где-то в глубине души у меня начали зарождаться смутные подозрения. Два обнажённых тела, в постели, одновременно застреленные. Хочу оговориться, я тоже очень хороший стрелок, не хуже Марты, Я выбиваю десять из десяти очков с довольно приличного расстояния, и Марте это было известно. Я никогда не скрывал от неё, часто тренировался, она слышала отзывы друзей обо мне, с охоты я возвращался с хорошей добычей, и шкуры имели минимальные повреждения. Я посчитал, что должен вмешаться и потребовать объяснений.
Я вошёл в дверь, Марта стояла ко мне спиной и надевала перчатки. Зачем она это делает? — мелькнула у меня мысль. Потом она протёрла пистолет, взяла тряпку и обернулась. Я смотрел на неё в упор, но она НЕ ЗАМЕТИЛА меня. Я подумал, что от сильного шока, и продолжал стоять в дверях — должна же она когда-то выйти отсюда! Марта подошла в груде набросанной одежды, собрала в сумку, вместо неё разбросала якобы в порыве страсти снятые чистые вещи, принадлежащие им, и пошла к выходу.
Теперь сильный шок пережил я. Она прошла прямо сквозь меня, даже не замешкавшись. Тут я вспомнил, что это всего лишь сон, на самом деле я сплю у себя в комнате на кровати, и вздохнул с облегчением, хотя сон был слишком реален. Марта пошла по дорожке к дому, вошла в зал и подошла к камину. Она бросила узел с вещами в камин, облила горючей жидкостью, и не ушла, пока он не сгорел полностью. Затем подбросила ещё дров, полила их тоже, и только после этого удалилась.
Она направилась прямо ко мне в спальню, подошла к моему спящему телу, вложила в руку пистолет и сжала пальцы. Я мог только наблюдать, никаких физических действий я произвести был не в состоянии. Ну и сон! — подумал я и провалился в небытие.
В следующий раз я очнулся уже в физическом теле. Проснулся от шума, который кто-то производил в моей комнате. Смутно соображая, с больной головой, я открыл глаза. Около постели стоял полицейский и тряс меня за плечо. Я сел на кровати. И тут, к своему ужасу, увидел, как он поднимает с пола и кладёт в пакет мой пистолет!
Я не успел ничего подумать, как услышал: «Одевайтесь, сэр, вы поедете с нами». Я спросил, что произошло. Он как-то странно посмотрел на меня и покачал головой. Я повторил вопрос и добавил, что пока он не объяснит мне, что случилось, я не сдвинусь с места. Он ответил достаточно вежливо: «В вашем доме произошло убийство и вы главный подозреваемый» и указал мне глазами на пакет с оружием: «Ваш?». Я кивнул. Я хотел закричать, что он рехнулся, что я никого не убивал, это какая-то чудовищная мистификация. Но тут вспомнил сон, и слова застыли у меня в горле. Это был не сон, это была правда. Марта убила их и подставила меня. Сопротивляться было бесполезно. Я молча оделся и пошёл за ним.
Мы прошли через зал, там я увидел Марту. Она сидела на диване и вытирала платочком глаза. Она выглядела очень расстроенной. Когда я проходил мимо неё, она посмотрела на меня, я ожидал увидеть торжество в её взгляде, но вместо этого увидел неподдельный ужас и страх. Я в очередной раз был поражён её способностью к перевоплощению. В ней явно пропала великая актриса. Даже здесь, где никто не обращает внимания на взгляды, она играет!
Дальше всё закрутилось очень быстро. Мне предъявили обвинение в двойном убийстве. Девушка оказалась беременна, ребёнка тоже приписали мне, хотя это и могло оказаться правдой. Дело получило очень широкую огласку. Нарастало общественное недовольство. Все представили так, как будто я напился, взял пистолет и пошёл в сад пострелять ворон, там увидел свет в домике для гостей, зашёл туда и застал там свою любовницу и шофёра голыми в постели. Я пришёл в ярость от ревности и убил обоих, так как был отличным стрелком. Жена моя подтвердила, что в тот день я пришёл навеселе, и дома выпил ещё виски. Моя связь с горничной оказывается, не была секретом ни для кого. С шофёром её тоже видели неоднократно кокетничавшей. Пистолет лежал около постели, на нём были мои отпечатки пальцев. Вина была доказана полностью и сомнений не было ни у кого. Я не мог рассказать сон, меня бы сочли сумасшедшим. Мои адвокаты не смогли ничего сделать, газеты бросились обвинять богатого лоботряса, который вообразил себя бог знает кем, и думает, что всё ему сойдёт с рук. Тройное убийство каралось смертной казнью, и меня приговорили.
После суда я очутился в камере смертников. Адвокаты подавали апелляцию за апелляцией, и приговор удалось немного отсрочить. Это и дало мне необходимое время. Приговор отсрочили на три года, пока в высших инстанциях шли разбирательства, меня перевели в отделение для особо опасных преступников. Теперь у меня в камере был сосед, один раз в день я гулял в тюремном дворе и мог видеть других заключённых. Они относились ко мне насторожённо, я был не из их среды. Надо отметить, что не все здесь были убийцами. Некоторые отбывали срок за разбой, за изнасилование и другие менее тяжкие преступления. Я присматривался к ним, они ко мне. Пока адвокаты воевали за мою жизнь, я пребывал в относительном покое. Марта распоряжалась моими деньгами, но это не сильно меня беспокоило.
Я лелеял мысль, что рано или поздно я выйду на свободу и отомщу ей за всё, что она со мной сделала. В конце концов, я не исключал возможность побега. Во всяком случае, пока я жив, думаю, Марта не спала спокойно. Я представлял, как мои руки сомкнутся на её горле, как она будет извиваться, потом захрипит, задёргается и испустит дух. Я ненавидел её всеми фибрами души. По ночам я кричал и бился в истерике, так, что мой напарник по камере попросил изолировать меня от него, потому что боялся спать со мной рядом. Он говорил, что по ночам я брожу по камере от стены к стене и кричу не своим голосом какие-то проклятья.
В первый год пребывания в тюремных стенах я ещё был спокоен, адвокаты обнадёживали, что дело движется. На втором году я начал понимать, что добиться даже пожизненного заключения будет труднее, чем представлялось вначале. Нервы мои начали сдавать. У меня испортился характер. Я устраивал истерики охране, бросался на решётки, пару раз чуть не задушил во сне сокамерника. Меня прозвали Психом.
К середине третьего года отсрочки я окончательно упал духом. Я видел, что адвокаты потеряли ко мне интерес, и даже память о моем отце не могла их расшевелить. Всё чаще я мог видеть пессимизм в их глазах, они перестали верить. Их визиты теперь были просто формальностью, обо мне начали забывать, отсрочка подходила к концу, все отвернулись от меня. Тем более, что деньгами теперь распоряжалась Марта, а она не собиралась меня спасать. Ей было выгодно как можно скорее отправить меня в мир иной и спокойно почивать на лаврах. Друзья, которые платили адвокатам, устали и разуверились. Я никому не был нужен. Это всё сводило меня с ума. Но сделать я ничего не мог, и поэтому то впадал в депрессию на целые недели, то в истерическое веселье в предчувствии скорого конца. Потом я узнал, что высшие инстанции оставили приговор без изменения, и мне был назначен день казни.
За два месяца до этого к нам посадили новенького. Это был молодой парень двадцати одного года. Он был англичанином, но из плохой семьи. Родители его были простые рабочие, и он не отличался хорошими манерами. Он был очень хорош собой. Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда. Он постоянно пытался меня задеть, побольнее ужалить, я не оставался в долгу, мы даже подрались пару раз. Его бесило, что такой, как я, мог поднять руку на простых людей, коих я, видимо, считал своей собственностью. Он тоже был шофёром, и мои слуги, естественно, были ему ближе и роднее, чем я. Его срок был семи лет. Сидел он, кажется, за разбой, или ограбление, точно не помню, мне было не важно.
Но, как оказалось впоследствии, этому парню предстояло сыграть роковую роль в моей судьбе. Его привлекательная внешность и профессия сыграли с ним злую шутку, очень злую. Я до сих пор виню себя за это, хотя он и не был мне симпатичен. Но, в конечном итоге, мы не властны над с