— Люди должны быть красивыми везде: в Лондоне, в Лестере и других провинциальных городах, и даже в простом рыбачьем поселке. Служить этому отпущенным мне богом талантом — главная цель моей жизни».
«Хорошие слова», — подумал я. Дальше шел короткий рассказ об успешном дебюте молодого лондонского модельера, несомненно талантливого, и тепло принятого местной публикой. И имя — «Джеральд Холборн». Но самое удивительное было дальше. Мистер Холборн оказался никем иным, как наследным пэром, сыном лорда Джона Холборна, то есть прямым потомком едва ли не самого влиятельного в средневековье ланкаширского рода, и прежде всего тех мест вокруг Саутпорта, куда я сейчас направлялся. Я не смог не взглянуть на молодого человека еще раз и сразу встретился с его внимательными и слегка улыбающимися глазами.
— Судя по газете в ваших руках, мне нет надобности вам представляться, — произнес он мягким доброжелательным тоном.
— Капитан Дастингс, — тут же представился я, — в отставке. Еду отдыхать в ваши родные места. Вы тоже возвращаетесь домой?
— Строго говоря, мой дом в Лондоне. В замке под Саутпортом живет отец и еще кое-кто из родни. Конечно, это и мой наследственный замок, но я бываю там урывками, недолго. Слишком много работы в Лондоне. — Он слегка шевельнул бровями. — В нашем деле, знаете, иногда опасно потерять даже лишнюю неделю. Мода ведь очень капризна и переменчива. И конкурентов тьма. Особенно таких как я, только пробивающих себе дорогу.
— Однако же ваше имя, связи… — начал было я, но мой собеседник тут же меня вполне учтиво прервал.
— Совсем наоборот, — он грустно качнул головой, — аристократы не любят, когда на социальной лестнице возникает беспорядок. И очень не любят перебежчиков. Все должно, согласно их представлениям, стоять на своих местах. Художники, артисты или модельеры могут пользоваться там большой популярностью. Но с ними ищут лишь модного знакомства. Как, например, и с призовыми жокеями и даже с выигравшими скачки лошадьми. Все они, в конечном счете, нужны только для того, чтобы снисходительно потрепать их по холке.
Сказано было остроумно и без всякой рисовки. Я искренне рассмеялся.
— Так вы, аристократ, что же, не любите аристократию?
— Нет, нельзя сказать, что не люблю. Просто и с моей точки зрения все должно стоять на своих местах. Только сообразно личным достоинствам и общей человеческой пользе.
И опять мне понравился убедительный лаконизм его мыслей.
— А вы, стало быть, едете отдыхать в наши места? — спросил он. — Куда же именно?
— Пока точно не знаю. Наверно на окраине Саутпорта можно снять пару комнат для меня и моего друга. Он скоро должен присоединиться.
Мистер Холборн сморщил лоб и сомнительно качнул головой.
— Снять комнаты конечно не проблема. Но, видите ли, за последние несколько лет Саутпорт сильно изменился. Промышленность очень быстро растет. Раньше там были лишь ткацкие фабрики, да заводик рыбных консервов. Теперь развернули широкий комплекс электромеханических предприятий, еще что-то такое строят. В гавани стало больше торговых судов. Понаехало много разношерстного народа: ирландцы, иностранные моряки слоняются, ну и тому подобная публика. Вы не подумайте, что я имею что-нибудь против этих простых людей. Наоборот, слава богу, что больше рабочих мест становится и люди трудятся. Но этого всего ведь и в столице достаточно. А для отдыха нужен покой. К тому же, как бы ни старались городские власти, вода в непосредственной близости от города уже не такая чистая.
— Огорчительно! — я почувствовал откровенную растерянность, в особенности при мысли о радужных ожиданиях, в которых пребывает оставшийся в Лондоне Пэро. — Совсем непредвиденная ситуация для меня — я ведь исходил из впечатлений шестилетней давности.
— Шесть лет назад все было совсем по-другому. Да вы не расстраивайтесь, мы эту задачу решим. Наш замок в двух милях от города, а рядом, в полумиле, — небольшая деревушка. Местные жители ловят рыбу, другие — работают на птицефабрике, поставляют яйца и мясо в город. Там есть хорошие просторные дома, где проживают пожилые или совсем одинокие люди. Они вам и комнаты сдадут, и еду будут готовить за небольшую плату. Природа вокруг первозданная, пляжи пустынные.
— Благодарю вас, это прекрасный выход из положения. Две мили от города вы говорите? Наверно я смогу взять на вокзале такси?
— В этом не будет необходимости. За мной приедет машина и я вас подброшу до места. К тому же, мой дядя Мэтью знает там каждую собаку и сам подберет вам подходящее пристанище.
— Ей-богу не знаю, как вас благодарить! Без вашей помощи я понаделал бы, конечно, массу глупостей. И мог бы испортить отпуск и себе, и своему другу.
— Пустяки, не стоит никаких благодарностей.
Мы еще какое-то время поговорили о разных мелочах, последних событиях и сплетнях лондонской жизни. Потом мой новый знакомый извинился за то, что не сможет долее продолжать беседу, поскольку хочет немного поработать.
Он извлек из бокового отсека своего саквояжа широкоформатный блокнот, в каких обычно художники делают наброски, и несколько разной толщины грифельных карандашей. Я тоже занялся кое-какой работой — надо было написать пару деловых писем в Европу, и я принялся составлять их черновики.
Задумываясь над очередной фразой, я иногда поглядывал на своего соседа. Он придерживал блокнот в полувертикальном положении, упирая его нижний конец в колени. Я, разумеется, не пытался туда заглянуть, но трудно было не заметить чисто профессиональную легкость в движениях моего нового молодого знакомого и ту внутреннюю сосредоточенность, с которой он работал. Очередной зарисованный силуэтами лист переворачивался и начинался новый, часто он останавливался и задумывался, иногда недовольно постукивая концом толстого грифельного карандаша по подбородку. После каждой такой паузы мистер Холборн начинал с новой энергией обрабатывать лист бумаги, иногда заменяя грифельные карандаши, по-видимому, чтобы варьировать толщину линий и задавать оттенки. Часто, сравнивая новое с уже сделанным, он отлистывал блокнот назад. Было ясно, что, погрузившись в свою работу, он не следит за временем и тем, что происходит вокруг.
Продолжалось так почти два часа, и по моим соображениям поезд уже приближался к месту своего назначения.
Я посмотрел на часы — оставалось что-то около двадцати минут. И в этот как раз момент Джеральд Холборн захлопнул блокнот.
— Немного устал, — улыбнувшись, сообщил он и взглянул в окно. — А, мы кажется уже и подъезжаем.
Город действительно разросся и удивил меня долгими пригородами и большим числом хорошо видных издали дымящих заводских труб.
Наконец, поезд медленно въехал под крытый навес вокзальных перронов, а еще через несколько минут мы, разминая ноги, не спеша входили в зал ожидания.
— Джеральд!
Посередине зала, приветственно подняв вверх обе руки, стоял средних лет мужчина. Крепкий, с коротко остриженной почти круглой головой. Одет он был по-летнему легко: светло-серые парусиновые брюки, белая рубаха с короткими рукавами, легкие ботинки-полусандалии на ногах — типичный отдыхающий на небогатом курорте клерк.
— Джеральд, мой мальчик! — он уже стоял рядом и энергично обнимал молодого человека. — Как твои успехи, дорогой?
— Очень неплохо дядя, но сначала скажи — как отец?
— Ничуть не хуже обычного. Доктор им вполне доволен. Ну, что же, пойдем к автомобилю.
— Сейчас. Прежде познакомься, пожалуйста, с капитаном Дастингсом. Он прибыл в наши края на отдых и нам надо помочь ему устроиться.
— Нет ничего проще. Очень рад познакомиться. — Он протянул мне руку. — Мэтью Уиттон. Только я думаю, — он посмотрел на племянника, — в самом Саутпорте ему останавливаться вряд ли стоит.
— Да, я уже сказал мистеру Дастингсу об этом. Ты ведь сумеешь устроить его в деревне поблизости от нас.
— Вне всякого сомнения. Пойдемте же к машине.
Он схватил оба наши саквояжа и быстрым шагом направился к выходу.
— Ну зачем же, позвольте я сам… — смущенный такой любезностью начал я, но Джеральд сделал предупреждающий жест:
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Дядюшка силен как бык. Постоянно упражняется гирями, непосильными для нормального человека, и все равно не знает, куда девать излишки энергии.
— Ха-ха, тебе бы тоже не мешало побольше заниматься спортом, — полуоборотясь на его слова, проговорил мистер Уиттон. — Ну, пойдемте же, пойдемте.
Мне, для лучшего обзора местности, во время поездки предложили переднее сиденье рядом с Мэтью Уиттоном, который уселся за руль. Это позволило внимательней его рассмотреть.
На вид ему было лет около пятидесяти, но вряд ли больше. Нельзя сказать, что он производил впечатление силача — у него не было того показного рельефа мышц, которым козыряют фанаты в спортивных журналах или на шоу-конкурсах. В лексике простых, в особенности деревенских людей, есть слово «литой». Оно, на мой взгляд, очень подходило к тугой внутренней природной силе, которая порой превосходит искусственно накаченные мышцы. Мне встречались подобные люди, и очень похоже, именно к ним относился и Мэтью Уиттон.
Автомобиль с открытым верхом приятно продувался ветерком, и очень кстати — шел третий час дня и высоко стоящее солнце было жарким.
— Наверно, вода уже теплая и купальный сезон открылся? — спросил я у мистера Уиттона.
— Дядюшка Мэтью купается в любой воде, даже под Рождество, — ответил с заднего сиденья Джеральд Холборн.
— Не преувеличивай, пожалуйста, — улыбаясь, ответил тот. — А что касается воды, сегодня утром она была около восемнадцати градусов по Цельсию, и при такой жаркой погоде уже через неделю будет не менее двадцати.
Мы выскочили на окраину города, а еще через минуту покатили по широкой плотно уложенной гравием дороге. Справа от нас в разрядку виднелись крестьянские домики с подсобными постройками, слева — ярдов около трехсот — простиралась открытая местность, поросшая густой травой и редкими мелкими березками, а дальше виднелись громадные просторы моря, с густеющей к горизонту синевой. Берег здесь был чуть каменистым, приподнятым, и кромка воды оставалась вне поля зрения. Это создавало ощущение двух прекрасных соседствующих друг с другом природных миров. Воздух имел совершенно особенный запах, смешав в себе аромат сочных разогретых солнцем трав с легким, солоновато-йодистым запахом моря.