Первое прикосновение... бесконечно нежное, испытующее, почти робкое... оно меня просто потрясло. Разрушило до основания и сотворило заново.
Я вцепилась в его запястья, даже не подумав, что сейчас - по ране, по живому, до боли. Он вздрогнул, но не отстранился.
Дальше, глубже, сильнее... столкновением галактик, вихрями сплетающихся смерчей, друг в друга – до самого дна души.
Я никогда не думала, что подобное возможно.
Кажется, это был мой настоящий первый поцелуй.
Я не знаю, сколько времени мы провели так – одни, посреди звенящего морозной стужей, сонно цепенеющего леса. Забыла всё на свете, кроме требовательных прикосновений незнакомо-знакомых губ, которые пустили по коже волну жара – она прокатилась до кончиков пальцев на ногах, вмиг отогрела и расплавила. Только запоздало спохватилась, что, наверное, делаю ему больно, и расцепила пальцы, которыми сжимала перевязанное моим платком запястье. Одна его рука тут же нырнула глубоко мне в волосы, обхватила затылок, заставила ещё сильнее запрокинуть голову, пока поцелуй сместился куда-то мне в шею. Вторая своевольно, будто там ей и место, пробралась под плащ, обняла за талию, вжала в твёрдую и холодную сталь доспеха.
С моих отпущенных из плена губ сорвались хриплый вздох и облачко пара. Мороз и жар смешались на коже в убийственном коктейле, голова закружилась. Звёзды неожиданно показались совсем близкими, они прыгали и плясали в странном, завораживающем танце. Я вцепилась в плечи Ужасного Принца, чтобы не упасть, но он и так держал меня очень крепко.
Когда через много-много бесконечных мгновений мы с трудом отрываемся друг от друга, меня поражает его взгляд. Из него напрочь стёрся всякий след иронии - смешливый огонёк, что всегда там таился, сколько себя помню. В этих серых глазах… потрясение?
Его глубокий задумчивый голос подбавляет дров в пожар, что разгорается у меня в груди, выжигая всё, что там было до того.
- Сладкая, как грёза, и солёная, как слеза... убийственное сочетание!
Мы замираем, словно на краю пропасти, и всматриваемся друг в друга - будто видим впервые. И кажется, оба не знаем, что же делать дальше.
Из оцепенения выводят голоса чужих людей, которые с ужасающей бесцеремонностью врываются в наше заколдованное молчание.
- Эмбер! Эмбер, я видел, что ты пошла сюда. Отзовись! Я забираю тебя, мы немедленно уезжаем.
Голос отца. Кажется, он взбешён.
И тут же, по какой-то нелепой иронии судьбы, с тропинки раздаётся ещё один - грубоватый весёлый бас.
- Э-э-й, Генрих! Твоё, чтоб тебя, Высочество! Мы возвращаемся на корабль или нет? Зуб даю, старый пёс де Меритон захочет отыграться на ком-нибудь за то, что Королевство снова надрало им их напыщенны зады. И морской дьявол меня побери, если мы не самая удачная кандидатура!
Мой рыцарь моргает, и туман исчезает из его взгляда. Они полны привычного веселья.
- Что ж, Птенчик... кажется, снова всё против нас. Но в этот раз кое-что изменилось, правда?
Бас раздаётся ближе.
- Генрих, тысяча дохлых кашалотов!! Ты и посреди леса умудришься найти себе очередную… ох, твою ж… простите мисс Сильверстоун, я вас не заметил!
Высокий массивный бородач делает квадратные глаза и моментально изменяет траекторию движения, возвращается на тропу. Но не уходит, остаётся там, хоть и демонстративно отвернувшись. А ещё я слышу, как где-то в отдалении трещит подлесок – отец идёт напролом и скоро будет здесь. Это действительно какой-то заговор судьбы!
Ужасный Принц вдруг берёт меня за подбородок и смотрит в глаза испытующе.
- Послушай, Птенчик… а поплыли со мной?
Он больше не прижимает меня к себе. Морозный ветер врывается между нами и уносит тепло прикосновения.
И тут наступает отрезвление. Я вижу Ужасного Принца второй раз в жизни. Я его совсем не знаю. Я понятия не имею, что у него на уме. Поцелуи не значат слишком много для таких, как он. Как там говорили? Ни одна женщина не задерживается в его постели дольше, чем на ночь? Я буду полной дурой, если снова дам себе обмануться наивными мечтами. Я уже довольно обжигалась. Хватит.
- Поплыли куда?
Снова сумасшедше безбашенная улыбка - она нисколько не изменилась за все эти годы.
- Понятия не имею! Куда глаза глядят. Мир огромен. Поплыли?..
Хотя это требует от меня нечеловеческих усилий, делаю крохотный шажок назад, выпутываюсь из его прикосновения.
- В качестве кого?
Генрих хмурится. Кажется, он не ожидал от меня вопросов. Шум в подлеске совсем близко, и он скашивает взгляд в ту сторону. Наконец, вздыхает, наклоняется и подбирает из сугроба меч.
- Знаешь, Птенчик… никогда в жизни не бегал за женщинами и не собираюсь начинать. Да к тому же… если так подумать, меня наверняка будут преследовать. Кажется, мои «друзья» с Материка посчитали, что я завлёк их в ловушку и зря выставил в плохом свете перед новым королем. Горят желанием поквитаться и оторвать мне голову в своих дружеских объятиях. Так что тебе, пожалуй, безопаснее будет и правда со мной не идти… пока. Вон, побудь лучше с заботливым папочкой, он тебя обыскался уже.
А потом подаётся вперёд, хватает меня за плечо и снова притягивает к себе. Обжигает быстрым, горячим поцелуем, от которого я вдруг как-то совершенно теряю все аргументы и забываю, с какой это стати вообще артачилась. Надо только ему сказать поскорее, что я уже передумала…
Но Ужасный Принц отталкивает меня так же резко и молниеносно. Подносит к губам и целует платок, которым перевязано его запястье, пронзает напоследок многозначительным взглядом, разворачивается и уходит. Только бросает через плечо, посмеиваясь:
- Я сам тебя найду, Птенчик! Очень скоро. И только попробуй снова обручиться с каким-нибудь близоруким тупицей, пока меня не будет!..
Он сливается с ночью, а я медленно сползаю по дереву и плюхаюсь прямо в сугроб. Кончики пальцев прижимаю к исцелованным, припухшим губам, на которых расцветает счастливая улыбка.
Ну что за Ужасный Принц! Просто невыносимый. Стихийное бедствие на мою голову. И я, кажется, по нему с ума схожу.
- Эмбер, да где ты?!
Отца я сейчас хочу видеть меньше всего на свете. Можно, конечно, притаиться и спрятаться… но вдруг найдёт? С него станется попытаться силой утащить меня за собой. Эх, оказаться бы сейчас где-нибудь далеко-далеко...
Дрожь по плечам. Ладони начинают гореть и чесаться.
Я опускаю взгляд и вижу, как пальцы окутывает золотистое сияние. Ощущение, будто моя магия, которая обычно пылает в груди тихим свечным огоньком, полностью выходит из-под контроля - алчно пожирает подброшенное в него топливо и разрастается в ревущий пожар.
Вспышка янтарного света ослепляет. Теряю почву под ногами. Появляется чувство, будто куда-то лечу. Голова кружится очень и очень сильно, накатывает такое ощущение слабости, что даже веки разлепить не могу, а пошевелиться тем более.
Когда, наконец, удаётся открыть глаза и осмотреться… я начинаю думать, что и правда сошла с ума.
Каким-то непонятным образом я умудрилась оказаться во дворце, в котором провела детство. В своей собственной детской комнате, где даже розовый цвет обоев не изменился, и кудрявые куклы в шляпках и ярких платьях всё так же сидят на стёганом одеяле, глядя в пустоту пыльными голубыми глазами.
Перевожу взгляд наверх… Ма-амочки!
Я умудрилась переместить вместе с собой дерево, на которое опиралась спиной, и теперь оно взломало раскидистой кроной потолок, а ветвями выбило окно, запустив в комнату метель. Где-то лает собака, вспыхивают огни, кто-то истошно взвизгнул женским голосом.
Мда-а-а уж…
Вот это, называется, доцеловалась!
Потом взгляд притягивает металлический блеск справа. Поворачиваю голову и вижу меж корней, что вонзились прямо в пол, мокрый от тающего снега ратный шлем.
Это ж как надо воину задурить мозги, чтобы он его забыл прямо в сугробе?!
Кажется, доцеловались мы оба.
Часть 3. ЯНТАРЬ ПЛАВИТСЯ.
Глава 19. Подарок
Честно говоря, это просто здорово, что неожиданно проснувшаяся магия перенесла меня не куда-нибудь, а домой. Потому что сразу после выплеска наступил сильнейший «откат». Я лежала в лёжку, сил едва хватало на то, чтобы есть. Благо, в оконную раму очень быстро вставили новое стекло, отпилив у дерева лишние ветки, и комната снова стала пригодна для жилья. Само дерево осталось расти посреди неё, как незапланированная часть интерьера – я решила его сохранить. Оно… мне теперь было дорого как память.
Конечно, трудновато оказалось объяснить набежавшим слугам, откуда тут посреди ночи взялось дерево, а заодно и хозяйка – в полуобморочном состоянии, но с глупой улыбкой до ушей. По счастью, служба у Шеппарда научила меня изворотливости. На ходу было сочинено нескладное, но сказанное чрезвычайно убедительным тоном враньё, - мол, я решила неожиданно нагрянуть с Материка, чтобы сделать дражайшему папеньке сюрприз. Как нету дома? Какая жаль! Вот просто разрыдаюсь сейчас от огорчения. Ах, это что торчит? Так подарочек ему. Особый вид этого… как его… Материкового дуба, вот! Очень быстро растёт. Стоит жёлудю в землю упасть, и тут же – хоп! И до небес. Почему прямо в доме вырос? Так я это… уронила жёлудь на пол. И вообще, не приставайте к хозяйке! Лучше окно помогите починить, а то холодно… и чаю горячего бы не мешало… и одеяльце потеплее… а лучше два…
Разумеется, при всеобщем страхе перед магией, какой царит в Королевстве, я бы непременно засыпалась. Но упоминание об отце словно включило режим автоматического «послушания без лишних вопросов» у наших слуг. Кажется, он слишком часто «промывал им мозги» в прошлом. Появился лишний стимул поскорее отсюда убираться – из этого жутковатого места, где люди напоминали безвольных кукол со стеклянными глазами.
У меня было примерно три дня на то, чтобы прийти в себя – три дня до того, как отец доберётся сюда, при самом худшем раскладе, если вдруг сообразит, где меня искать. Я, конечно, надеялась, что у него и мысли не возникнет, что я способна на такую глупость, как прятаться от него в нашем собственном доме – но всё-таки… Три дня, а потом я твёрдо решила хоть ползком, но покинуть родной очаг – на