Кажется, я начинаю постигать всю глубину коварства его плана.
Он не просто… соблазняет меня – изысканной чувственной пыткой по каждому нерву, каждому дюйму разгорячённой кожи. Он пытается завоевать не моё тело – ведь наверняка знает, так же как и я в глубине души, что ему было бы это совсем не сложно. После парочки таких поцелуев, как той ночью на балконе… вряд ли я могла бы устоять.
Он хочет завоевать моё доверие. Чтобы я пришла к нему сама, как прирученный зверь – приняла его безо всяких условий, безоговорочно, на всю жизнь и таким, какой он есть. Сложного, невыносимого, уж-жасного… ужасно необходимого мне.
Судорожно вздыхаю, прикрываю на миг глаза.
Итак, доверие. Смогу ли я?
Хотя… учитывая, на какие страшные жертвы идёт ради меня мой пират, фактически на подвиги… Вспоминаю его слова о железной выдержке и почему-то роняю смешок, немного нервный, впрочем.
- Ей ещё и смешно. Мне зато не до смеха. Стою и думаю, почему я такой дурак и кто меня за язык тянул. Можешь быстрее?
- Ты верно говоришь. Сам придумал это безумие. Так что терпи.
Не узнаю свой голос. Таких бархатных, глубоких оттенков я в нём ещё не слышала. Кажется, я сполна приняла условия игры. И что-то в том, как сладко отзывается эта мысль во всём теле, мне подсказывает, что проигравших в таких играх не бывает.
Поднимаю руку и роняю с правого плеча вторую бретельку. На левом до сих пор – едва заметный красный след. Там, где нежную кожу поцарапала щетина. Всё-таки, неаккуратно он мне помогал.
Мои движения до странности тягучи и замедленны. Собственную кожу ощущаю как-то по-новому. И кажется, одной не разобраться в этой головоломке.
Огненным метеором во мне проносится осознание, что наши роли незаметно поменялись. То, что начиналось как наказание меня за строптивость и попытка мягко подчинить… дало власть в мои руки. Эта мысль наполняет трепетом.
- У тебя там случайно не зеркало? Ну, или чайник какой-нибудь начищенный, - не могу удержаться, чтобы не подначить Ужасного Принца. Мне и правда почему-то весело - пьяняще, до щекотки.
- Нет.
Даже ни одной привычной шутки… кажется, железная выдержка моего Принца и впрямь трещит по швам.
Повожу плечами, и платье шелестящим прохладным потоком падает на пол.
Хриплый выдох Генриха через стиснутые зубы.
Переступаю двумя ногами, оставляя на полу облако золотой материи. Остаюсь в одних кружевных панталонах. Инстинктивно прикрываю руками грудь, хотя я к нему спиной, да и волосы до талии плотным покрывалом… Быстрый взгляд через плечо… он стоит, где стоял – неподвижный как изваяние, спина и плечи напряжены.
На секунду обжигает сумасшедшая мысль – наплевать бы на всё, подойти сейчас к нему и обнять. И с головой окунуться в неизведанное и… желанное. Но стыдливость берёт верх, и я снова отворачиваюсь.
Заставляю себя опустить руки.
Тишина между нами натягивается и дрожит, как парус, послушный попутному ветру. С каждым биением сердца, каждой прожитой минутой в этой жаркой и плотной тишине мы становимся друг другу ближе, хотя стоим в разных концах каюты.
Не сразу понимаю, как надеть на себя всю эту непривычную одежду, которую Ужасный Принц мне подарил. Путаюсь в пуговицах, дёргаю, не попадаю, когда старательно заправляю подол рубашки в брюки, которые, как и ожидалось, подходят мне по размеру почти идеально. Даже сердиться нет сил, что он так точно угадал, что у меня под платьем. Уж-жасный, одно слово.
- Можешь… поворачиваться.
Мои дрожащие пальцы всё ещё пытаются заплести косу, когда в несколько длинных шагов Генрих снова оказывается рядом. Нетерпеливым движением отбрасывает косу обратно мне за спину, и она начинает снова расплетаться. Не могу поднять глаз – просто не решаюсь. Весь мой запас смелости и решительности только что был потрачен. Возможно, на пару недель вперёд.
- Ну-ка, покажи, что получилось.
Меня хватают за пояс брюк и притягивают ближе. Если ещё и оставались какие-то мысли в голове, вот теперь они точно улетучились. Концентрируюсь на том, чтобы не забывать дышать. Смотрю строго перед собой – хотя и это не особенно помогает успокоиться, учитывая, что Его пиратское высочество почему-то предпочитает не застёгивать свои рубашки доверху.
Медленное движение пальцев вдоль пояса – останавливается у пуговицы.
- Пожалуй, слишком свободно. Погоди-ка…
Снимает с собственной талии алый шарф и повязывает на меня – затягивает концы резко и плотно, так что я подскакиваю. Тёплый – всё ещё хранит раскалённый жар его тела. А я-то, глупая, думала, что больше чем есть, смутить меня уже не удастся.
- Так… с этим справились. Что у нас дальше?
Это он мне мстит. Точно-точно мстит за то, что так медленно переодевалась! Иначе как ещё объяснить неторопливую прогулку рук вдоль скромного ряда белых пуговиц на рубашке - вверх…
- Ты перепутала пуговицы, Птенчик. Странно, учитывая, сколько времени ты возилась. Чем же таким посторонним была занята твоя голова?
Судя по коварному тону, прекрасно знает, чем.
- Дай-ка помогу. Ты сегодня совершенно беспомощный Птенец.
Бросаю взгляд вниз… кажется, я и правда перепутала петли и теперь одна из верхних пуговиц вдета не в свою. Но он же не собирается?!..
Собирается.
Пуговку аккуратно расстегнули… помедлили, так что я уж было думала скончаться от нехватки дыхания… и так же аккуратно застегнули на правильное место.
Наверное, мне уже можно пробоваться на профессию ныряльщика за жемчугом. Чемпионкой по задержке дыхания точно стану.
- Ну что ж… кажется, мы тебя экипировали. И попробуй сказать, что так не лучше, - улыбается моё сумасшедшее сокровище у меня над макушкой.
- Так точно лучше, - говорю, наконец, непослушными губами, а потом не выдерживаю – прислоняюсь лбом к его груди, доверчиво складываю ладони.
Генрих осторожно, словно боясь спугнуть, сводит руки у меня за спиной, прижимает крепче. И мы просто стоим молча пару минут.
Между нами – доверие.
А потом меня вдруг резко отстраняют на вытянутых. Вскидываю удивлённый взгляд и едва не теряюсь в его потемневшем сером.
- Так, Птенчик. Официально подтверждаю – я самонадеянный идиот!
- С чего это ты вдруг?..
- Я самонадеянно переоценил железность своей железной выдержки. Так что пойдём-ка отсюда на свежий воздух. Покажу тебе корабль.
- Пойдём, - покладисто соглашаюсь я. – И должна тебе признаться, я свою тоже переоценила. Так что, раз между нами теперь такое доверие… покажи мне, пожалуйста, для начала уборную.
Глава 21. Гафель-гардель-что-то-там
После того, как я ознакомилась с первым пунктом программы и заплела-таки плотную косу, почувствовала себя полной сил и энергии для более основательного знакомства с «Изгнанником».
На выходе из каюты Генрих учтиво пропустил меня вперёд. Я шла и удивлялась – неужели хотя бы прогулка с Уж-жасным Принцем будет без подвоха?
Удивлялась я до тех пор, пока не почувствовала горящий взгляд спиной… вернее, тем, что пониже. Мда. Определённо в мужской одежде тоже есть свои недостатки.
Я немедленно притормозила.
- А давай я лучше рядышком пойду! Я… э-э-э… боюсь упасть. Палуба слишком качается.
- Лишаешь меня половины удовольствия от экскурсии, - сокрушённо вздохнул Генрих.
В последующий час меня провели по всем закоулкам корабля. В какой-то момент, даже затрудняюсь сказать, когда именно, я обнаружила свою руку доверчиво пристроившейся в ладони Ужасного Принца – и поняла, что ей там самое место.
Сначала он пытался делать солидный вид и степенно, с достоинством описывал мне строение парусника – но постепенно оживлялся, распалялся, жестикулировал всё больше, становился похож на мальчишку, что хвастается коробкой оловянных солдатиков… но я поневоле заражалась его энтузиазмом.
Всё-таки я как-никак Леди Доктор, и тяга к новым знаниям всегда мне была присуща. Но то количество информации, которое обрушивалось мне на голову за единицу времени… это было что-то.
Нет, сначала всё было ещё куда ни шло. Я узнала, что на «Изгнаннике» три мачты, которые называются – от носа к корме – «фок-мачта», «грот-мачта» и «бизань-мачта». Выяснила, что вон та здоровенная палка, которая смотрит вперёд – это бушприт, а ещё на носу специально делают возвышение-бак, чтобы встречные волны не заливали палубу. Там же, в носовой части под баком, был и камбуз – это место я посетила с особым удовольствием, так приятно в нём пахло булькающей похлёбкой, которую помешивал в большом чане над очагом улыбчивый коротышка-кок.
На верхушке самой высокой грот-мачты был флагшток, и на нём развевался стяг Принца-в-Изгнании – пикирующий ястреб над морем на фоне солнца. Внизу на палубе, у подножия этой самой мачты располагалось еще одно возвышение, которое считалось чем-то вроде лобного места – там был штурвал и капитанский мостик, с него матросам делали важные объявления.
Самое высокое место на корме судна называлось ютом, именно там была капитанская каюта, которую я уже успела изучить основательнее всего.
Меня провели по нижним палубам, где в гамаках спали матросы, которым не полагалось собственных кают, а на откидных столиках, что подвешивались прямо к потолку, расставлена была нехитрая деревянная посуда и разложены игральные карты и кости. Завели даже в трюмы, пахнущие тиной и уставленные бочками с пресной водой и заваленные мешками с балластом. Особенно меня порадовали загоны с живыми козами, овцами и курами – я представляла, какое это богатство для моряков, месяцами живущих на скудной и однообразной корабельной пище.
В конце концов, я даже уловила разницу между мачтой и стеньгами, а ещё между мачтой и реей. Запомнила, что всё, что на палубе торчит и не шевелится – это рангоут, а все, что надо завязывать и натягивать – такелаж. Что паруса бывают косыми и трапециевидными, а вон та площадка высоко-высоко в небе, где стоит матрос и пялится куда-то за горизонт, а когда думает, что мы не замечаем, то и на нас с Генрихом – это марс…