— Конечно, с удовольствием, — улыбнулась девица. — А бородка тебе очень идёт, — внезапно выдала она.
Да, «оволосин», которым меня снабдили в косметической лавке, за пару квинков превратил «три волосины под носом, две на подбородке» в приличную, пусть и короткую бородку с усами. На шее и щеках растительности не было, а растительность на физиономии я подстригал сам, остановившись на паре сантиметров — в принципе, раз в квинк подровнять, и никакого геморроя с ежедневным бритьём или расчёсыванием «окладистых волосьев».
И отвела меня Сона к портнихе — даме лет под пятьдесят, чуть не вынесшей мне мозг «замечательный у тебя кавалер, Соночка» и прочими типично женскими комментариями, без учёта присутствия моей персоны, притом.
Впрочем, в плане профессионализма, на мой взгляд, тётка была вполне ничего, невзирая на «фонтан красноречия». Да и по деньгам вышло как бы не на треть дешевле, нежели на памяти Гемина.
Что самое приятное — принимала тётка и заказы на обувь, да и на зимнюю одежду, демонстрируя образцы. Так что гардероб у меня до экзамена, да и на поездку в столицу будет, причём на то, что я занимаюсь гимнастикой и, возможно, «изменю стати», Велиса понимающе покивала, посулив «заложить в швы материал с запасом, потом поправлю».
Единственное, с чем возникло затруднение, так это со «спортивной обувью». Башмаки и сапоги — вещь хорошая, но регулярно бегать на жёстких каблуках — дело глупое. Мороз в своё время обжёгся на «беготне в казаках», потом не один месяц выправлял последствия. Возможно, «доводчик местных» о таких вещах позаботился, но вряд ли: позвоночник — вещь такая, корректировке поддающаяся с трудом. А я хоть и тощий, но высокий, так что поберечь не помешает смолоду.
Так вот, понятия «кроссовок», «кед» и прочего подобного, очевидно, местная мода не знала. Максимум, что могла предложить дама — это сапоги, «как у защитников наших», то есть «армейскую моду» под портянки, на относительно толстой и мягкой кожаной подошве.
В топку, оценил прелести армейской обувки я.
И в итоге пришли мы к выводу, что нужны мне поршни на каучуковой толстой подошве. Что портниха и обязалась предоставить, со всем прочим заказанным, через полтора квинка.
А покинув швейную обитель под ручку с подругой, я призадумался, да и решил предоставить девице право решать:
— Сона, ты мне очень помогла, спасибо тебе, — поблагодарил я. — Куда бы ты хотела сходить дальше? Поддержу любой твой выбор, — веско покивал я.
— Совсем куда угодно? — уточнила улыбающаяся подруга. — А в визиотеатр можно?
— Можно, конечно, — улыбнулся и я.
Вообще, довольно любопытно с кинематографией в Стегосе, припоминал я, по дороге к театру. При наличии весьма цветного телевидения, чёрно-белое кино. Впрочем, припомнил я зомбоящик, кроме трансляций передач, зачастую, крутили и некие фильмы, правда чёрно-белые и… на этом месте я чуть в голос не заржал: уж не знаю, что за «съёмщики изображения и звука» у владык зомбоящика, но, судя по всему, камеры «прямого эфира». Так вот, судя по ряду особенностей, телевизионное изображение кино… снималось «с экрана». Пираты этакие, мысленно хмыкнул я.
Визион, или визиотеатр располагался в центре городка, в общем-то, транспорт мне пока и не был нужен ни разу — весь центр — четыре километра диаметром, полчаса хода максимум, да и то редкость. Афиши, причём кричащие, указывали о новой фильме «про доблесть и любовь», с мордами актёров разного пола, перекошенными соответствующими чуйствами. Ну, поглядим, решил я, приобретая билет в «отдельную ложу», не без некоторого, признаться, умысла.
Заняв оную ложу, с довольно удобным диванчиком на двоих, мы с Соной взялись за ладошки, время от времени поглаживая их, ну и уставились на экран в темноте.
Фильм был… ну чёрт знает, как по мне, актёры играли откровенно дерьмово. Излишнее эмоционирование, бестолковые «наезды камеры» на выпученные глаза… В общем, то, что мне не слишком нравилось в театре обычном — излишнее, навязчивое «эмоционирование». Но в театре это несколько оправдано стремлением «достучатся до галёрки», а вот рожа в пол-экрана, перекошенная «полнотой чувств-с», была скорее комичной, нежели «прочувствованной». Впрочем, подруга смотрела, не отводя глаз, время от времени, в особо «драматичных» моментах, сжимала мою руку.
Сюжет же фильмы был таков: некий пограничный конфликт с «неназванным соседом», но все всё знают: как флаги были «схожи до одинаковости», так и общий антураж указывал на один из последних пограничных конфликтов Анта с «островитянами». Вот на кой болт Ант вообще полез туда — я не понимал. В учебнике истории указывалось чуть ли не «во славу сотоны», точнее — островитяне были столь гадкие, что вот просто жить на одной планете с ними было решительно невозможно.
При всём при этом, конфликт выглядел так: экспедиционный корпус Анта героически высадился на несколько мелких и крупный остров архипелага. Островитяне от этого впали в ступор, за который население нескольких мелких островов было вырезано к чертям (сопротивление подавлено, как писал учебник истории), на самом крупном острове войска подошли к столице и осадили её. Осаждали-осаждали, дождались, когда к островитянам подоспеет подмога. А в итоге, с немалыми потерями, экспедиционный корпус Анта совершил ретираду.
Всё это выставлялось как «великая победа», «цели достигнуты» и прочее, но, по фактам, не скрываемыми даже в учебнике (хоть и не связываемыми в нём с «военной операцией») выходило, что Ант получил по наглой морде, морская торговля на десятилетия оказалась если не перекрыта, то весьма затруднена… В общем, размялись душевно, мдя.
Так вот, судя по мной наблюдаемому в фильме, это была этакая попытка «объяснить, нахера это было нужно». Итак, главный герой фильмы, некий «вьюнош младой, со взором горящим», отпрыск одного из семейств первого класса, «по зову сердца» подался в Министерство Дипломатических Дел Анта, в ведении которого были и шпионы. Как раз шпионом, который разведчик, подвизался этот парень, да и выяснил, что на «придуманном, но созвучном» острове, вражины ладят здоровенную пушку. Совсем здоровенную, на пагубу Анту, вот как выстрелит она — всему Анту настанет неотвратимый плохо.
Кстати, муляж сей вундервафли внушал — кропал его явно талантливый декоратор, и «уберпушка» вышла на удивление зловещей.
Соответственно, докладает наш герой тогдашнему Доброму Хозяину. Тот опасностью проникается, пускает слезу и предлагает нашему «мажору-шпиёну» награду: свою дочь в жены и пару коньков в придачу. Но наш герой — ух какой герой, соответственно, жониться, когда родина в опасносте, никак низзя. И просит мажор направить его охреневать в атаке на остров супостата. Добрый Хозяин вторично пускает слезу и направляет героя «вражину воевать».
Далее происходит ряд батальных сцен и обзоров острова, где злобные вражины с непередаваемым цинизмом режут собственное население. На кой они это делают — чёрт знает, видно, из врождённой злобности. Причём режут качественно, с подробностями, непременно детей и младенцев.
В это время войска под предводительством нашего мажора пробиваются к «уберпушке». Причём делают это они, сидя в окопах. Ну, он герой, он и не такое может. Батальные сцены и прочие моменты прилагаются, в итоге герой кидает в пушку гранатой, и пушке наступает кирдык. Но, злобные вражины стреляют из пушки в нашего героя и отрывают ему ногу этим выстрелом.
Он, значится, героически мучается, раздаёт войску указания (какие — непонятно) и утаскивается в лазарет. Где ему обрабатывается культя, а медсестра, весьма приглядная девица, воспылывает к герою неудержимой страстью. И, пардон, употребляет героя на операционном столе, со, сцука, одухотворённой рожей.
Реалистичность всей этой жути, как понятно, в значениях отрицательных. Но девица, в распахнутом халатике, с одухотворённым лицом, скачет на елде «одноногого героя после операции» весьма бодро. Вообще, назвать это полноценной порнухой нельзя — акцента на сиськах-письках камера не делает, но и «целомудренно» не скрывает, хотя основной акцент камеры приходится скорее на рожи совокупляющихся и ихних «театральных эмоциях».
По окончании пятиминутной «совокупительной вставки» бегло показывался «счастливый и ликующий» островок и возвращающиеся в родимый Ант «счастливые и ликующие» победители. На фоне моря медсестричка спрашивает у героя, мол, как же ты дальше? На что одноногий, но несгибаемый, выдаёт: «пока пламенное сердце бьётся в груди, буду служить благословенному Анту». Поцелуй крупным планом венчает сцену.
Следующий кадр — Добрый Хозяин из собственных ручек награждает героев. Медсестра (вот сюрприз-то!) оказывается доброхозяинской дочкой, сбежавшей «лечить доблестных защитников Анта». Слёзы Доброго Хозяина вновь прилагаются, как и закономерная свадьба дочурки с героем. Судя по фильму, не без иронии отметил я, Добрый Хозяин занят исключительно слезоразливом.
А вообще — пропаганда вульгарис. От «мы защищались» на последнем, совершенно бессмысленном конфликте, до «теряйте ручки-ножки, это ничем не вредит и почётно».
Ну да и чёрт с ним, благо последние двадцать лет Ант достаточно мирен, да и войн на носу не намечается. Наверное, с некоторым сомнением отметил я, да и забил.
У меня, пардон, подруга под боком, причём кадры фильма её явно распалили, а мне, хмыкнул я, после «безного-полевой ебли», очень не помешают здоровые эротические впечатления. А то могу и девиацию какую нехорошую подцепить.
С этими разумными мыслями, я приобнял подругу, да и под титры на экране слился с ней в поцелуе. Сона весьма бодро в нём участвовала, гладила меня, а через пару минут, разорвав поцелуй, тяжело дыша, спросила:
— Гемин, а дальше мы будем?..
— Я хочу, очень, а ты? — честно ответил я на не до конца заданный вопрос, на что последовал пусть смущённый, но уверенный кивок. — Тогда, приглашаю тебя ко мне, Сона.
— Конечно, Гемин, — почти прошептала она.
Ну и направились мы из ложи. По пути я отметил как пунцовеющие щёки подруги, так и не одну и не две парочки. Видимо, «порно-вставка» содержит ещё и такой смысл, мысленно злопыхнул я, но забил: реально не до того.