Заморские женихи Василисы Прекрасной — страница 21 из 41

Значит, он с ней и утром разговаривал, и планы на день рассказал, и, значит, это они так плотно общаются, а не просто она звонит. Как мне все это вытерпеть – и звонки ее каждодневные, и поездку на море.

– А она про меня знает?

– Не буду отвечать, – сказал Лев.

Смешно слышать об этом. Его дочь знает обо мне с первого дня знакомства, значит, и мама в курсе. Ведь только помирились, только я начала оживать после болезни, как больно! Ночью объятия и ласки, но сердце трясется. В ответ я сказала, что нужно бы тоже отдохнуть с бывшим мужем, тем более что он все время звонит.

– Разрушительница! – ответил Лев.

Ему можно, а мне нельзя, вот ведь как.

Утром Лев рано встал и ушел за компьютер в зал, а я проснулась и давай реветь потихоньку. Он прибежал, перепуганный:

– Что случилось? Катя, нет причины, не нужно истерик.

А я и выложила, что просто на меня навалилось много за один вечер, и дочкины слова сказала, и что он, оказывается, практически женатый, и нечего было мне голову морочить.

– Какой я женатый? – закричал Лев.

Сказал, что я ему испортила утро, перестал общаться. В 10 опять она позвонила, я хлопнула дверью и ушла на балкон, он пообщался, летит с вытаращенными глазами – куда это я делась. И так весь день, поехали на природу, молчали, вернулись, а мне даже уйти некуда, там дочка бухтит, тут этот.

Вечером поставил мне фильм, а сам ушел в спальню читать, а зачем мне фильм без него? Ведь все уже было так хорошо, даже замечательно, но почему все началось сначала? Так жалко, такие были сладостные отношения. Я насмотреться на него не могу, так люблю глядеть на его лицо.

Опять про смерть говорил, что ему мало осталось – несколько лет, самое большое десять, и гробик маленький нужен будет, шутит.

А потом ночью печально так:

– Сейчас посмотрел на себя в зеркало – старый, страшный, немощный мужик, куда мне в женихи?

– А четыре месяца было куда?

– Тогда были силы, – говорит.

Ужас. Прямо не знаю, что делать. Пытаюсь успокаивать и убеждать, что здоровье наладится, нужно только соблюдать предписания врачей. Не слушает. Весь в себе. Пусть хоть спит с женой, лишь бы не болел, я на все согласна. Как он не поймет, ведь не за красоту и здоровье любят, а любят просто так, за то, что ты есть, часто даже вопреки здравому смыслу.

Он уехал к внукам, я пошла домой. Начиналась рабочая неделя. Мы звонили друг другу в обеденный перерыв и вечером, если не виделись.

Сегодня Лева позвонил и тихо сказал:

– Мне как-то плохо.

– Что случилось? – спросила я.

– Тебя два дня не видел.

– А кто тебе не дает? Вот сейчас к зубному сходишь, а потом заберешь меня, и все будет хорошо.

– Дай-то бог, – ответил он.

Я тоже еле ползаю, а с ним оживаю просто. Давление 100 на 60 и пульс 54. Он – моя жизнь.

Я решила собрать свои вещи. Отношения заходили в какой-то тупик или лабиринт, из которого я не могла выбраться самостоятельно. На следующее утро поставила чемодан у дверей.

– Ты что, обалдела? – спросил он, очень удивившись.

– Там практически только летние вещи, они уже не нужны, – на ходу придумала я, но его реакция оставила в душе тепло.

А потом осталась последняя неделя до его отпуска, и моя нервная система дала полный сбой. У него стоял открытый чемодан, в который складывались новые вещи, хотя и неновых было предостаточно в необъятных шкафах. Он готовился обстоятельно, и лучше бы я этого не видела. Жена звонила беспрестанно. Может, было бы лучше, если бы я не приезжала в эти дни? Но он звал, и я шла, словно на Голгофу. Похоже, мое душевное состояние ему было непонятно. Я уговаривала себя, что они будут жить вместе с внуком в комнате, и ничего страшного, но моим надеждам было не суждено сбыться.

– А внук едет с вами? – спросила я за три дня до его отъезда.

– Нет, – коротко ответил он.

Я даже задохнулась от горя.

– Поздравляю с новым медовым месяцем.

– Как ты добра, – был ответ.

Все понятно. Можно было доплатить пару сотен долларов, и он бы жил в отдельном номере, но раз он этого не захотел, то что остается делать мне? Самоустраниться. Уйти с его дороги.

Эта ночь была черней всех ночей на земле. Утром Лев пытался разговаривать со мной, но я могла лишь коротко отвечать «да» или «нет». Губы не разжимались, в сердце торчал нож.

– Может быть, ты останешься, я недолго буду у дочери, – пытался задобрить меня он.

– Перед смертью не надышишься, – хмуро ответила я.

Он забыл, как я уже однажды просила остаться, пока он будет у детей, придавленная ссорой с дочерью. Нет, ответил он тогда сурово, унизив меня до крайности. Я почувствовала себя нищенкой, которой отказали в крыше над головой.

Внутри меня все заледенело, я находилась в жестоком шоке. Возле дома я вышла из машины, достала ключ от его квартиры, бросила на сиденье и захлопнула дверцу.

Пошла, заплакала, он уехал… Думала, что смогу что-то сказать, но боялась разреветься, а унижаться не хотелось. Не знаю, что будет, наверное, уже ничего. Не знаю, чем жить и что делать дальше вообще, снова вести никчемную жизнь – работа, дом, старость, и все.

Первые сутки без него пыталась вспомнить все самое плохое в надежде, что возненавижу, получалось плохо. Думала о том, что его никогда не интересовала моя жизнь, моя семья. Только он, его дети и внуки. Никогда не спрашивал ни о чем, только пытался убедить, что моей дочери надо учиться, эта прописная истина известна и нам. Однако его сын отказался учиться наотрез, и никуда папа не делся, просто нашел парню хорошую работу. И без образования сын зарабатывает очень приличные деньги. У нас такого папы нет, и бывшего мужа заботливого тоже.

Все больше думала о том, сколько и какого ужаса я натерпелась за это время. Слишком тяжелая плата за удовольствие любить, уж не говоря быть любимой.

Обидно, но я уже хорошее и не помнила, лишь равнодушный взгляд и сцепленные на груди руки – то есть не подходи.

Терзалась мыслью, что же дальше будет, скорее всего, ничего. Если умный, то на встречу позовет, сказала мне подруга. Был бы очень умный, так бы себя не вел, про отпуск наврал бы чего, я бы никогда и не узнала, кому нужна его искренность? А врать он умеет, это точно, пару раз говорил, что работать будет, а потом оказывался выходной обычный. То есть, видимо, вначале хотел какие-то свои планы осуществить, а потом понимал, что все равно со мной лучше.

А зачем мне вообще мужчина, который меня не целует, не ласкает, не старается удовлетворить? Чтобы только его ласкать и облизывать?

Моя мягкость, терпимость, желание понять только баловали и расхолаживали, и можно было не надрываться особо для сохранения отношений.

Мужчин не хватает надолго на внимание к нам, а может, у них это вовсе и не любовь? А мы – романтики, сочиняем сами себе красивые истории со счастливым концом.

Он как-то недавно после ссоры сказал:

– А та Катя целовала меня лучше.

– Ту Катю любили…

– А тебя?

– А меня бросили, – вот что ответила я. И он промолчал. Значит, я все правильно сделала. Звонить не буду и почему-то уверена, что и он не позвонит, по крайней мере, до отъезда.

Но проходил день и второй, и тогда я понимала, что мое сердце разрывается еще больше оттого, что не вижу его. Я просыпалась с его именем и засыпала. Собрала его рубашки, книги, тапочки, сложила все в пакет, думала, что отдам, если приедет.

Вот опять вспоминаю, это было, кажется, и не так давно. Прихожу вечером, не раздеваясь бегу к нему обнимать и поцеловать и говорю:

– Ох, как я соскучилась, а ты?

А он опять, смеясь, отвечает:

– А я без тебя не могу.

Я, дура, опять допытываюсь:

– Чего не можешь?

Жду ответ: жить. А он говорит:

– Ну вот хоть семечки щелкать.

Он щелкал их в тот момент. Их нельзя доставать. Идеальная жена – точно слепо-глухонемая секс-рабыня.

Проходили дни, закончился и его отпуск, звонка все не было. Я пробовала зарегистрироваться на том же сайте, где мы и познакомились. Но разве мог кто-нибудь сравниться с ним? Зря только нервы и время тратила. Я купила новые дорогущие сапоги, надеялась поселить в душе радость, ее хватило лишь на час. Только мысли о нем бились молотом в моей бедной, ничего ни понимающей голове. Прошло уже двадцать пять дней. Ревела днем, вечером и даже на работе. Больше я вытерпеть не могла.

Написала письмо с просьбой отправить мне папку с моими фотографиями, которые находятся в его компьютере, и выбросить вещи в мусоропровод. Не хватало еще того, чтобы другая копалась в моих тряпках. Надеялась, что это подтолкнет его к каким-то действиям. Однако прошло долгих два дня, пока я в субботу утром не услышала его голос в телефонной трубке.

Резко и отрывисто сказал:

– Привет.

– Привет.

– Я буду у твоего дома через десять минут, можешь выйти?

– Могу, – ответила я.

Трясусь вся, как лист осенний, взяла два пакета с его вещами и пошла. В последний момент решила пакеты пока не нести, оставила их в коридоре внизу. Выхожу, надела новые сапожки, плащик (я в нем юная красотка, так он говорил). Увидел, сразу вышел из машины и открыл заднюю дверь, значит, хочет отдать мои оставшиеся вещи. Сердце сжалось невозможно как. Подошла и говорю:

– Что, даже не хочешь поговорить?

Он, не отдавая мне сумку, говорит:

– Да я ненадолго.

Встал напротив, и тут я увидела… У него столько любви было в глазах, они так сияли, что можно ничего не говорить, и так видно. Я спрашиваю:

– Как нос, как себя чувствуешь?

– Это неинтересно, – ответил с улыбкой.

– Я ждала твоего звонка.

– А почему сама не звонила?

– Лева, я тебя люблю и хочу быть с тобой.

– Не верю!

И раз пять потом это повторил. И сказал, опять же улыбаясь:

– Ты зачем ключи отдала, тебя просили?

Я говорю:

– Это ерунда, я надеялась вызвать тебя на разговор.

Реакции никакой.

– Ты мне изменяла?

– Не успела, я не думала об этом, а вот ты изменял.