– Как же ты неделю без меня живешь?
– Да, надо расписание установить, – рассмеялся Лева.
И всю ночь просил, чтоб я его обнимала, говорил, как хорошо спать со мной.
И так все было замечательно, в субботу ездили в молл прогуляться, посмотреть на оформление магазинов, послушать волшебную музыку Рождества. А домой приехали, я хотела в лифте приласкаться, он засмеялся и отклонился:
– Нет, нет, свобода.
– А кстати, что значит для тебя свобода?
– А чтоб прийти домой, а тебя там нет!
Я ушла в спальню, чтобы как-то собраться с мыслями, залетает, сразу стал маленький, несчастный.
– Это тебя не касается, Катюшенька.
– А что я вообще тогда здесь делаю?
Он молча ушел. После того как я немного остыла, я подошла к нему сама. Я ему сказала: «Давай не будем обижать друг друга».
А в голове крутилась только одна мысль. Как может человек быть таким непоследовательным? В одни сутки излучить столько любви и тут же наговорить обидных гадостей. Если бы мы встречались лишь на почве секса, это было бы понятно, но когда человек утверждает, что любит, а секс – это дело последнее, чему верить?
Тем временем приближался Новый год. Я несколько раз спрашивала Леву, как мы будем встречать его, на что он недовольно огрызался: откуда я знаю. Я снова не понимала его поведения. Зачем было мириться, объясняться в горячей любви и даже говорить о женитьбе?
В один из вечеров он достал книжицу с текстами русских песен и романсов, и мы вспоминали нашу юность и молодость. Он начинал читать, потом напевать, вступала я, и так это было мило сердцу. Когда все песни были спеты, Лева перешел к воспоминаниям. Я знала, что обычно все воспоминания у него связаны либо с семьей, либо с бывшими любовницами, просто о себе, о своем восприятии жизни он не распространялся. И теперь Лев произнес фразу, от которой меня затрясло:
– Ну и Маринка как прыгнула на корабле в мою кровать, так до сих пор оттуда не вылезает.
Я заплакала и ушла в спальню. У него был растерянный вид, но это не помешало ему остаться на месте и не кинуться с извинениями. В трудных ситуациях он все время будет прятать голову в песок, тогда я еще не могла в это поверить.
Я не удалила свой профайл с сайта знакомств. Наши вернувшиеся отношения казались зыбкими, и в любую минуту он мог пропасть навсегда, так мне казалось.
Оставалось всего 10 дней до новогодней ночи. Старый знакомый с сайта звал в гости в Таиланд, а другой, живший в нашем городе, – в Майами. Но теперь я не хотела видеть никого, мечтала быть лишь с Левой. Кстати, его портрет тоже красовался на сайте, и удалять он его, похоже, не собирался, и, таким образом, он мог видеть, активна ли я и сколько человек интересовалось моей анкетой.
Однажды он взревел:
– Ты все еще ищешь кого-то на сайте?
– Нет, не ищу, но ведь и ты там.
– Нет, я не там, – парировал он.
Как-то рано утром раздался неожиданный звонок:
– Ну, рассказывай…
Я начала щебетать, что вот любуюсь нашими фотографиями и люблю тебя.
– Одного только?
– Конечно милый, только тебя.
– Не верю, у меня доказательства есть.
– Расскажи мне их, и я развею все сомнения.
– Я вышел в другую комнату, захожу, а ты с другим… проснулся в холодном поту…
Как я смеялась! Потом днем позвонил и говорит: спать хочу.
– А ты после моего звонка уснул или встал фото смотреть?
– Мы встали!
– Так надо со мной спать, чтобы плохие сны не снились, – опять похохотала я.
Странно, но Лева зациклился на ревности и измене. Говорит, что убьет, если узнает.
– Так тебя же посадят в тюрьму.
– Ну и что, мне незачем жить, если тебя не будет.
Говорит строго, в глазах страшное выражение, мороз по коже. Никогда я не думала об измене. Как он может об этом говорить, когда я вся до капельки принадлежу лишь ему.
Совсем немного оставалось до Нового года. А Лева готовился к операции на носу. Тихо страдал о последствиях и тему эту старался в разговорах не поднимать. Я подбадривала и успокаивала его, говорила: потерпи совсем немного, и кончатся твои многолетние страдания. В строении его носа были отклонения, и порой он не мог дышать, что его страшно мучило и пугало. Ведь если человек не может дышать, он может умереть.
В последний рабочий день перед новогодними праздниками уходила с работы с тяжелым сердцем. Дома чистота, маленькая елочка сверкает огнями и игрушками, как в детстве, в холодильнике много вкусной еды, а что ждет меня дальше, страдания-метания или счастливый праздник, я не представляла.
Дочь уехала в турпоездку, а я приду сейчас домой, сложу рученьки и буду сидеть, ждать у моря погоды? Нет, буду, как Мюнхгаузен, вытягивать себя из тоски и болота сама. Пойду сделаю маникюр, педикюр, может, и настроение поднимется. Но в сумке затрезвонил телефон, и голос Левы спросил:
– Ты где?
– Иду с работы.
– Где именно?
– На Брайтон-Бич.
– Стой там.
Голос был неласковый. Не зная, чего ждать, остановилась. Вскоре подъехал он, я села, поехали ко мне домой.
– Какие у нас планы? – отважилась спросить я у дома.
– Соберись быстро, и едем ко мне.
– Но я хотела сходить сделать маникюр…
– Нет, я не буду ждать.
Я знала, что его переубедить невозможно. Покидала в пакет вечернее платье, туфли, украшения и пошла вслед за пасмурным дружком.
Следующий день мы убирали квартиру, стирали, готовили еду, все практически молча. Тридцать первого он тоже был молчалив и задумчив, не объясняя причины. Продуктов не было, я не знала, что делать. Когда уже стемнело, он надел старую куртку, в которой можно было выгуливать собаку, если бы она была, буркнул: «Пошли». Оказалось, поехали в магазин. Купил шампанское, я кое-какие овощи, фрукты, и вернулись.
Изломала всю голову, что приготовить на праздничный стол. Лева – никудышный едок, он ест медленно и как бы нехотя, только потому, что надо. Лук – не дай бог попадется, то не буду, это не буду. Придумала все-таки пару блюд, надеялась, понравится. Захватила из дома свечи, салфетки красивые, еловую веточку. К полуночи переоделась в длинное вечернее платье, надела серьги, колье, накрыла на стол и позвала Леву. Он лениво оторвался от монитора компьютера и прошел в кухню, в майке и спортивных штанах трехсотлетней давности, пузырившихся везде, где только можно.
– С Новым годом, здоровья тебе. – Его тост был краток, как удар меча.
Я держалась, держалась от слез, от непонятного его поведения, от ненужности самой себя в этой квартире.
– Выглядишь как королева, – с усмешкой сказал Лева.
«А что, я должна была тоже надеть трусы и майку в новогоднюю ночь?» – хотелось мне задать вопрос.
Мы посмотрели вспышки салюта над Манхэттеном несколько минут и побрели спать, именно спать. Худшего праздника у меня не было.
Первого января утром я собрала свои котомки, и мы направились в Бруклин. Танюша с Сашей, наши горные друзья, пригласили на обед, но Лева отказался: он ехал к детям.
Катя, дурища ты глупая, пойми уже раз и навсегда, что вас вместе не существует, есть ты, есть он и его семья, вот такая раскладка. И пусть он сто раз прокричит, что никакой он не женатый. Только спит он с бывшей женой на отдыхе раз в год, а может, и чаще, не нанимать же детектива для проверки.
Минут через пятнадцать раздался звонок:
– Ты знаешь, я обнаружил в кармане совесть. Может, тебя отвезти?
Это было так необычно, что я сразу не нашлась, что ответить.
– Отвези, только сейчас рано, нужно через полчаса хотя бы.
– Хорошо, – туманно ответил Лев и отключился.
Через 20 минут я перезвонила и спросила, едет ли он.
– Нет, я уже далеко.
Картина Репина «Приплыли» называется. Зачем звонил, потешил себя добрым поступком и снова карман застегнул? Он у него, наверное, с большой прорехой, куда совесть и высыпается постоянно.
Вызвала такси и поехала в печали. Я еще не догадывалась, что это только цветочки, ягодки ждали меня впереди.
Лениво перезванивались несколько дней, тревога нарастала – когда же его операция. И в ответ на мой повышенный тон протянул:
– Позвонишь завтра, а я скажу тебе, что операция была сегодня.
Лев не умеет разговаривать обычным языком, его фразы нужно разгадывать и переосмысливать. Это не очень приятная задача, частенько чувствуешь себя беспросветной дурой. Итак, операция уже завтра. Как могла, пожелала не бояться и позвонить мне, как только почувствует себя нормально после наркоза. Вяло обещал, надежды на звонок было мало. В каком госпитале будет лежать, тоже не сказал, надеялся на быструю выписку.
А ведь я так страстно мечтала посидеть у его постели, погладить по руке хотя бы, поцеловать… Надежды были призрачны, лишь сплошные бесплотные мечтания.
Позвонил уже поздно вечером, сказал, что спит все время, последствия неизвестны. Умоляла разрешить приехать – безрезультатно. Я чувствовала себя ненужным довеском, который болтается у него на ноге и мешает шагать. Вспоминала его отношение в первые два месяца, оно не шло ни в какое сравнение с чувствами последних месяцев. Думала о том, что, наверное, остыл и разлюбил, просто был всплеск эмоций после долгой разлуки, и все. Хотелось вывернуть свою душу наизнанку, выполоскать в чистой воде, чтобы не осталось там и духа его. Сердце болело в полном смысле этого слова, и лекарства для выздоровления никто еще не придумал.
Через два дня его выписали из госпиталя, и дочь увезла к себе домой. Звонил слабым голосом, говорил, что он страшный, весь в повязках. На предложение помочь, варить, кормить, естественно, отказался.
А моя дочь ругалась каждый день, говорила: «Посмотри, на кого ты стала похожа, скоро сама упадешь». Потом договорилась с турагентством и принесла мне путевку в Доминикану на целых 10 дней в качестве подарка ко дню рождения, отказаться нельзя. Надеялись, что солнце, теплый океан среди зимы сумеют поправить мое настроение.
В воскресенье Леву привезли домой, и он позвонил с просьбой, не могла бы я приехать с утра в понедельник. Я пообещала, что попробую отпроситься пораньше, но с утра никак.