к кому угодно, лишь бы заглушить боль. Я не надеялась, что возникнет сильное чувство, откуда ж ему взяться, когда я вся истерзана, как после допроса в гестапо. Надеялась на тепло хотя бы. Хотела, чтобы за мной ухаживали, дарили цветы, водили в театр. Надежда покидает человека последней.
Договорились встретиться на пересечении двух главных улиц неподалеку. Было какое-то ощущение опасности. Решила, что в машину не сяду, походим пешком, дождик еле моросил.
Подойдя к назначенному перекрестку, увидела большой вэн, в таких мамаши пятерых детей возят. Водитель перегнулся через сиденье и открыл дверь, жестом приглашая сесть. Как только я коснулась кресла, машина тронулась. Я захлопнула дверь и обомлела. На меня смотрели те страшные глаза из-под очков, Ленни!
– Куда мы едем? Давайте просто погуляем, – чуть живая, предложила я.
– Там же дождик, – чуть усмехаясь, отвечал водитель и продолжал крутить руль.
В машине противно пахло, задние сиденья завалены мешками с неизвестным содержимым.
Мы выехали на скоростную трассу, и я испугалась совсем.
– Давайте поедем на Эманс, там красиво, – решила я взять на себя инициативу. Сцепила руки, в любой момент готовая вылететь на дорогу даже на скорости.
– Хорошо, – согласился он, сворачивая.
К моей огромной радости, он припарковался, и мы вышли на улицу. Дождик перестал моросить, вода залива темнела серой пропастью. Смеркалось. Мужчина собрался было взять меня под руку, но я так отпрянула, что он засмеялся: «Что же ты такая пуганая?» Коротко рассказал о себе: в разводе, живет один, сын взрослый. Я тоже сообщила о количестве детей и внуков и сфере деятельности. Пригласил на чашку кофе. Какой мне кофе, бегом бы домой убежала, о чем и сообщила, что пора уходить, у меня еще есть дела. Удивился очень, но довезти настоял, а то я было собралась пешком идти. На том же перекрестке высадил, смеясь, как над дурочкой, – ну чмокни хоть в щечку. Я покачала головой и улетучилась в то же мгновение.
Несколько дней чувствовала себя серой мышкой, спасшейся от лап хитрой кошки. Наконец ожила, затосковала и написала несколько слов своему мучителю – фразу, прочитанную в Интернете и понравившуюся мне: «Одиночество – временные затруднения». Через два дня Лев высказал свою точку зрения: «Одиночество и не одиночество – все временные затруднения». Ах ты, паразит такой. Не одиночество – это значит, когда мы вместе, это было тоже временное затруднение для тебя? Ответила, что пора его начинать ненавидеть. На что он написал, что у него чувства ко мне есть и были всегда. Я не понимала и пыталась достучаться до истины.
«Если у людей чувства, которые не погасли за три года, то они не бегают друг от друга, а берегут каждую минуту, отведенную богом, чтобы быть вместе».
«И ты права тоже», – был его ответ.
На мой вопрос, а что же теперь делать, никто отвечать не кинулся.
Мне не стало легче от того, что у него остались чувства. С моими-то что делать? Я и не живу, а так, существую в ожидании счастливой жизни, которая, кстати, может и не наступить. Да, скорее всего, это только иллюзия, и я барахтаюсь в ней, не в силах выплыть на твердый берег.
Через три дня он позвонил рано утром и недовольным голосом заявил:
– Я же тебе говорил, что болен, чего обижаться. Я звоню из госпиталя.
– Что случилось?
– Я упал без сознания, разбился весь. И вот теперь здесь. Дочь рядом.
– У тебя был приступ? Что болит? Ты где лежишь, я приеду, – без надежды на ответ спросила я.
– Не знаю. Приезжать не нужно, я думаю, меня завтра выпишут.
– Обещай, что позвонишь, как что-то будет известно.
– Обещаю.
Вечером он действительно позвонил и сказал, что его просветили во всех местах и признали болезнь из четырех букв. Я такую болезнь не знала. Язва, еле выпытала наконец, прободная с внутренним кровотечением. Господи, еще и это.
– Вот если бы твоя дочь не отговаривала тебя, жил бы ты со мной, как у Христа за пазухой, ел бы домашнюю пищу, и никакая язва тебе бы не грозила, – нервно сетовала я. Промолчал, естественно.
Его отпустили на второй день. Открыв электронную почту, я чуть в обморок не упала, Лева прислал фото с больничной койки. Под глазами сине-фиолетовые набрякшие мешки от удара, лоб и нос зашиты, и наложена повязка. Страшное зрелище. Даже моя дочь, никогда ранее не жалевшая его, и то посочувствовала от всей души. Но что толку, помощь он все равно не принимал. Я просила разрешения прийти, варить, убраться, – нет, когда нужно будет, позовет. Пока, значит, не нужно.
На работу вышел через два дня. Голова очень болела, работать тяжело. О том, чтобы полежать дома, слышать не хотел, боялся увольнения, я так понимаю.
Звонила, спрашивала, что ест, как работается. Нормально, отвечал он. Потом даже прислал письмо с предложением помочь по хозяйству. К нам приезжали гости, и нужно было повесить новые жалюзи. «Да какие тебе жалюзи, – возмущалась я, – ты болен». Он не слушал, съездил в магазин, купил сам и приехал. Худой и потерянный, он даже не присел ни на минуту. Сделал дело и ушел.
Когда он уехал, я вспомнила, что не задала ему важный вопрос. Написала на почту.
«Лева, мне показалось, что ты иногда невнятно разговариваешь по телефону. У тебя микроинсульта не было?»
«Был», – одним словом ответил он.
Сколько же на него свалилось за эти полгода.
Я понимала, что человек болен, не имеет мужских сил и это состояние для него является необычным. Он всегда считал себя великим мачо, и вдруг на тебе, ничего не хочется, а может, и не можется. Но вместе с тем я все еще лелеяла слабую надежду вытащить его из этого состояния, ведь не может же человек любить, желать, а в один момент прервать отношения, утверждая при этом, что чувства остались прежними. Однако надежда таяла с каждым днем.
Я старалась забыть его разными способами, ничего не получалось.
Писала иногда короткие сообщения на телефон, чтобы узнать о его самочувствии.
«Как здоровье?» – спрашивала из раза в раз я.
«Лечусь», – отвечал он.
«А как лечишься?»
«Утром таблетки и потом питание».
На этом разговор прерывался, тема была исчерпана.
Через две недели я, злая, как сто чертей, и несчастная, как бездомная собака, решила поправить свое настроение, и мы двинулись с подругой на танцевальный вечер. У приятельницы был день рождения, та возжелала видеть нас в ресторане, заодно, может, и кавалеров найдем.
Настроение боевое, форма одежды – парадная, что в переводе означает короткое платье и высокий каблук. В самом начале вечера подошел старый знакомый. Он улыбался, играл глазами, звал в гости, наговорил кучу комплиментов, и несколько танцев мы с ним протанцевали. Отличный партнер по танцам, к моему большому сожалению и его большому расстройству, он совершенно не возбуждал меня. Я отвела душу, выпила за здоровье и счастье приятельницы и вдруг резко затосковала. Прошел всего час, а мне хотелось зажать уши, закрыть глаза и сбежать на край света. Я нудила и нудила подруге, что хочу домой. Та уговаривала сначала, а потом и перестала. Через час сидения надутой уткой и не понимая своего состояния, я сбежала домой.
Чего мне не хватало? Плясала бы в кругу, развевая тоску. Открыла телефон и поняла причину своих страданий. Час тому назад как раз и звонил мой злодей. Как он чувствует, что я развлекаюсь, не знаю, но я начинаю тосковать, вот в чем беда.
Я перезвонила, он не ответил. Через сорок минут прислал эсэмэску.
«Не спишь?»
«Нет, звони».
Он позвонил и, медленно растягивая слова и словно смакуя их, задал очередной странный вопрос:
– А что значит любить сердцем? Я вот тут наткнулся на такую фразу в Интернете и задумался. Ты знаешь, как это – любить сердцем?
– Я-то знаю, а тебе этого никогда не понять, – пробурчала я.
– Внучки захотели сегодня посидеть у костра. Мы развели его за домом и так хорошо провели время, я даже сигарету выкурил, – умиротворенно рассказывал Лев и продолжил: – Неужели действительно можно любить сердцем? Я всегда любил головой.
Мое же настроение было далеко не удовлетворенным, обида плескалась через край.
– Ты любил не одной головой, а обеими: и нижней, и верхней. Сердцем любить тебе не дано.
Он продолжал ровным мягким голосом счастливого человека:
– Может, под конец жизни мне повезет, и я смогу любить сердцем.
Меня раздражал весь этот разговор, его мягкий спокойный тон.
– Так чего ты мне звонишь? И звони той, которую любить сердцем собрался, я-то при чем?
Женщина всегда ждет разубеждения, ждет, что ей скажут, что я именно тебе и звоню, бестолковая ты, Маруся, что тебя я и люблю, непонятливая ты моя.
Но Лев ни разу не дал мне такой возможности услышать долгожданный ответ. Он просто замолчал на некоторое время и потом продолжал свою мысль.
Послушав его философские рассуждения на эту тему еще пять минут, я сказала, что уже поздно, и распрощалась.
Хотелось реветь белугой, орать и кусаться, рвать и метать, но нужно было спать и забыть об этом изверге.
Несколько дней я упорно ждала нового звонка, надеясь на продолжение разговора об умении любить сердцем. Прошло две недели молчания, ждать перестала. Катерина, ты забыла, что он не мусолит тему, а говорит лишь один раз, не поняла – твои проблемы.
Если он нормальный человек и просто выражается заумно, то я должна была понять, что любить-то собираются меня, раз звонят. Но сил не было выуживать истину и выпрашивать встречи.
Мы не виделись уже полгода, и просвета в отношениях впереди не намечалось. Я в очередной раз попыталась броситься в омут сайта знакомств. Сходила даже на несколько свиданий, но очень скоро поняла, что зря теряю время. Для того чтобы в сердце поселилось новое чувство, сердце должно быть свободным. Оказалось, что там все занято. Старания были напрасными. Один показался глупым, другой – маленького роста, третий, кроме нахальства и самоуверенности, ничем больше не поразил. Четвертый, и последний, кавалер был образован, высокий, стройный, восторженно отзывался о моих качествах и мечтал обо мне. Он даже уговорил меня зайти к нему домой, чтобы показать, как работать с нужной мне компьютерной программой. Напоив чаем, снял очки и придвинулся. Хорошо, что я сидела в кресле и тут же откатилась на пионерское расстояние.