Аня взяла листок, положила его в карман и направилась к своему подъезду. Не успела она скрыться с наших глаз, как Облом грубо схватил меня за рукав и потащил со двора. Честно говоря, я не поняла, какая муха его укусила.
— Сейчас же отпусти мой локоть! Мне больно! — запищала я, когда мы отошли на значительное расстояние.
— У тебя язык длиннее Китайской стены!
— А что я, собственно, сказала?
— Зачем ты ляпнула, что Стас подозревается в похищении? Теперь она может его предупредить.
— Ты что?! Она? Вечная мужская самонадеянность! Она его предупредит? Насмешил!
— Она ведь его любила? Ребенок у них.
— Верно, она его любила, а он отрекся от ее любви. А ребенок — это ее ребенок. И они, Аня и Валя, знать ничего не желают о таком папочке. Так что, Облом, прими к сведению, женщина может простить мужчине многое, но только не предательство по отношению к ее ребенку. Понял? А в связи с этим Стас для Кругловой — враг номер один.
— Спасибо за ликбез, — криво усмехнулся Облом и направился к машине.
Машину мы оставили во дворе двадцать шестого дома, под присмотром Петровны и Зины, которые до сих пор сидели на лавке и охраняли обломовскую собственность. Думаю, они не столько сторожили машину, сколько ждали нас. Разогреваемые любопытством, они поднялись с лавочки и стали так, что пройти мимо мы бы не смогли в любом случае.
— Нашли Анюту? — спросила Петровна.
— Да, спасибо, вы нам очень помогли. — Облом хотел протиснуться к автомобильной дверце, но Петровна перегородила ему дорогу.
— Пока мы тут без вас сидели, Зина вот что вспомнила. В понедельник Славку какие-то парни спрашивали. Не из наших, не из заводских.
— А как они выглядели?
Зина сморщила свой нос и посмотрела на подругу, как будто искала у нее поддержку.
— Да обычно выглядели. Все сейчас так ходят: стрижки короткие, почти под ноль, куртки кожаные. Только разговаривали они как-то странно: «Базара нет, базар есть». Я еще подумала, что они торгуют на рынке капустой.
— Почему капустой?
— Один из них сказал, что могли бы срубить много капусты, да Стас их кинул, ноги сделал. А когда вы у нас про Вальку спросили, я сразу вспомнила — у нее же кусок земли в деревне есть. Может, Славка обещал им отдать под капусту материн огород? Арендаторы, что ли?
Облом еще раз поблагодарил Зину с Петровной. Мы простились и сели в машину.
Минут пять мой друг ехал, не проронив ни слова. Странное дело, когда он над чем-то размышляет, у него в движение приходит каждая мышца лица: попеременно поднимаются брови, то морщится лоб, то шевелятся уши, он шмыгает носом и часто моргает. В эти минуты наблюдать за ним сплошное удовольствие. Сначала меня такая манера соображать настораживала и даже пугала. Я спрашивала: что с ним происходит, ничего ли у него не болит и нет ли насморка? Облом жутко на меня злился и замыкался в себе. Тогда я поняла — мой приятель совершенно не контролирует свою мимику.
И на этот раз он немного попыхтел, подвигал ушами и наконец выдал:
— Понятное дело, Стаса разыскивают братки. Обидно, если они найдут его раньше нас.
Я ничего не ответила, поскольку была с ним согласна. Не слыша ответа, Облом выжидающе посмотрел на меня.
— Ты что, хочешь ехать в деревню сегодня? — спросила я.
— Нет, на ночь глядя мы не поедем. Завтра с утра двинем. Но к поездке нужно основательно подготовиться. Я тебя сейчас завезу домой, а ты свяжешься с Борисом и все-все ему расскажешь.
— Ты забыл, как он в прошлый раз отреагировал на меня? — напомнила я.
Борьке звонить мне совершенно не хотелось, еще неизвестно, как он отнесется к моему звонку, может опять нагрубить, ему испортить мне настроение — раз плюнуть.
— Не перебивай. Я не думаю, что наша поездка может быть опасной, но перестраховаться не помешает, поэтому ты предупредишь Бориса. А я займусь инструментарием.
— Чем?
— Господи! Надо все предвидеть, а главное — увидеть. Поэтому я сейчас заеду к другу за биноклем, потом в охотничий магазин съезжу. Короче, вылезай. Мне еще до ночи в пяти местах нужно быть. — Облом затормозил у моего подъезда. — Завтра в половине седьмого буду у тебя.
Я не успела спросить, отчего так рано, как машина сорвалась с места. Облом возомнил себя Шумахером и с пробуксовкой так рванул с места, что на асфальте остались две черных полосы.
Дома я решила не откладывать разговора с Борисом, скрепя сердце подошла к телефону и набрала знакомый номер. Трубку взяла жена Бориса, Любаня. Надо отметить, Люба переняла от мужа отвратительную привычку — меня поучать — и тем самым определила свое место в стане личных врагов. Когда Борьки не было рядом, она, чтобы я не расслаблялась, делала мне замечания за него. Я платила ей той же монетой и при любой возможности старалась ее уколоть.
— Але! — гнусаво ответила невестка. Когда она успела простудиться, если холодов еще не было? На улице жарко, как летом, а она захлебывается соплями.
— Люба, ты что, заболела?
— У меня аллергия.
— Надеюсь не на меня, — вместо того чтобы посочувствовать, съязвила я.
Люба не стала комментировать мою выходку и бесстрастным голосом спросила:
— Ты по делу звонишь?
— По делу, Любочка, по делу. Борис дома?
— Нет, он в командировке по области, будет поздно.
— Понятно. После десяти я к вам не звоню, значит, до завтра. Пока, Любочка. Очень жаль, что Бори нет дома. — Я положила трубку и от радости, что избежала неприятного разговора, захлопала в ладоши.
Глава 18
Конечно же, я проспала. Облом сигналить не стал, немного подождал меня внизу, а затем поднялся на третий этаж — ну да ему это полезно — и стал трезвонить в мою в дверь.
— Ты что, еще спишь? — увидев меня в пижаме, удивился Облом. — Уже тридцать четыре минуты седьмого! Мы же договаривались… — он обиженно надул губы и захлопал ресницами.
— Каюсь, проспала. Петенька, может, ты чаек поставишь, пока я буду одеваться? — сахарным голоском попросила я.
Обычно, когда я говорю именно так, он готов выполнить все мои поручения и пожелания.
— Только быстро, — тут же согласился Облом. Я нырнула в ванную и вдогонку услышала:
— На все про все у тебя десять минут.
Ровно в семь утра мы выехали со двора. Я взяла карту автомобильных дорог, открыла нужную страницу и стала искать Андреевку. Вскоре я нашла три населенных пункта с таким названием.
— Облом, а здесь три Андреевки. Нам какую нужно?
— Чем ты слушаешь? Тебе же вчера Круглова говорила, Краснодонский район. Нашла?
— Ну, конечно, есть тут Андреевка.
— Пока ты карту изучала, я полпути проехал.
Вскоре мы свернули с трассы. Прежде чем попасть в Андреевку, нам следовало проехать еще два населенных пункта. Чем дальше мы удалялись от трассы, тем мельче становились села.
Андреевка насчитывала дворов сорок, не больше. Это была уютная деревенька с аккуратными домиками, утопающими в садах. По всему было видно — людям здесь жилось хорошо. Аккуратный магазинчик на площади в центре села, базарчик, что-то похожее на помещение с игральными автоматами, даже телефонная будка таксофона стояла на видном месте, рядом с остановкой автобуса.
Вдоль дороги паслись коровы и овцы, а на проезжую часть то и дело выбегали куры. Вдалеке виднелись скошенные поля, а еще дальше — лес, щедро раскрашенный в цвета осени, от ярко-желтого до коричнево-красного. В общем, картина напоминала иллюстрацию к книге «Жизнь в раю».
— Как ты думаешь, — Облом отвлек меня от мысли, как хорошо было бы иметь домик в деревне, — где эта улица?
— Не знаю. Давай спросим. Смотри, дедок идет. Смешной какой! Тормози.
К обочине дороги подходил дед, одетый типично по-деревенски: в стареньком пиджаке и штанах, заправленных в сапоги. В руках он держал прут, которым время от времени сгонял гусей в стаю. Гусей было много, и все они норовили развернуться и пошлепать на своих перепончатых лапах обратно в свой двор.
— День добрый! Что, дед? Гусей пасешь?
— Ага, пасу! Их из дому не выгонишь. Своей старухе говорю, не давай им жрать перед выгулом, пусть траву щиплют. А она мне: ежели их не прикормить, они домой не вернутся. И, вишь, гуси, чтоб они пропали, за ворота выходить не хотят. Да сам посуди, на кой им ноги, то есть лапы, вить их и дома неплохо кормят. Вот назад все и развертываются. А я, старый пень, должен за ними с хворостиной бегать.
— Дедуль, скажи, где улица Карла Маркса?
— На ней и находишься. А вы к кому приехали?
— Сказали, что здесь дом продается. Кулешову, знал такую?
— Знал. Ее, что ль, дом продается? А мой дом чем хуже? Сынок, ты ко мне зайди, может, тебе мой понравится? Давно хотел свою малую родину продать и к дочке в город перебраться. Я тебе его задешево отдам, с гусями, будь они неладны, в придачу. Меня Федотыч зовут. Зайдешь?
— Ладно, на обратном пути заеду.
— Смотри, я буду ждать. Посидим, покалякаем.
— Федотыч, а дом Кулешовой, он последний по какой стороне? По этой?
— Нет, по той. Смотри, я буду ждать, только эту ораву выгоню. А ну, пошли черти белобрысые.
Дед стеганул для острастки пару гусей прутиком. Гуси ворчливо загоготали и поковыляли вдоль дороги. Облом нажал на газ, машина плавно тронулась с места, я хотела поднять стекло, но не успела — дед вновь засунул голову в салон:
— Ты мне понравился, я тебе дешево дом продам. Обещай, что заедешь.
— Заеду, — пообещал Облом, а я, наконец, смогла поднять стекло.
Но проехали мы всего несколько метров и опять остановились.
— Давай машину оставим у Федотыча и пойдем пешком, не привлекая внимания? — предложил Облом.
— Наверное, ты прав, — согласилась я.
Мы оставили машину на обочине, а сами, как бы прогуливаясь, направились в конец улицы. Не узнать дом Кулешовой было трудно. На фоне ухоженных сельских домов он бросался в глаза своей запущенностью. Окна были заколочены, краска на двери местами облупилась, на крыше не хватало нескольких кусков шифера, а огород за многие годы отсутствия хозяев густо порос сорняками.