Заморский рубеж — страница 3 из 43

— Да, действительно, тут я твою правоту, князь, признать вынужден, — развел руками Савва. — Хорошо, пускай в лесах дремучих, вдали от глаз людских, и своих и чужих, войско собирать надобно. Но почему бы просто не созвать остатки дружин княжеских, и тех, кто в прошедших битвах уцелел, и тех, кто в землях новгородских от столкновения с Ордой волей Божьей огражден был? Ведь истинно молвил ты: наши дружинники один с пятью биться могут, сызмальства на коня садятся, меч да копье из рук не выпускают! Может, и не надо ничего нового выдумывать, а дружины княжеские за пример взять?

— В том-то и дело, Савва, что дружины наши княжеские уже много лет из отрядов воинских в нечто иное превращаются. Вспомни-ка, что у основателя великого княжества Владимирского, князя Андрея Боголюбского, ближайшие сподвижники уже не дружиной, а двором себя именовали. Из дружинников княжеских назначаются правители в городки и деревеньки, ближние и дальние, чиновники придворные, смотрители за казной да за ремеслами и промыслами. И большинство дружинников, как только из отроков вырастают, совсем другое устремление в душе имеют, нежели к каждодневным упражнениям воинским и лишениям походным, а именно должность доходную, место видное от князя получить. Такие, как ты, Савва, все реже и реже среди дружинников встречаются. Иные вообще за деньги искусство свое воинское готовы кому угодно продать, как ландскнехты немецкие. Все равно им за кого и против кого биться. Да и само слово, обозначавшее ранее боевых соратников княжеских, бояр, уже совсем по-другому в народе воспринимается. Боярин — уже не воин, постоянно призванный земли свои в боях защищать, а управитель да наместник, вельможа придворный. Так что нужно нам новую дружину создать, или можно сказать — воссоздать, к примерам прежних витязей вернуться.

— Ладно, соглашусь и тут с тобой, князь. Ну, а где ты средства немалые на это дело великое возьмешь? И как людей собирать будешь? Ведь не всякий от своих городов и сел, даже разоренных, в тайный стан на времена долгие, может статься — на всю жизнь пойдет. В особенности те, на кого ты и рассчитываешь, то есть сыны своей земли верные, любовью к отчизне пылающие, могут посчитать такой уход свой от родных пепелищ, едва возрождаемых, за бегство, и по доброй воле не уйти. А силком людей на подвиг не направишь.

— Есть одно обстоятельство, Савва, о коем ни ты, ни кто другой пока не ведает. При поездке моей в Орду, из которой я вернулся только что, мне распоряжение ханское было дадено: помочь баскакам ихним перепись всего населения российского провести, обложить данью каждого, от младенцев до стариков, то есть записать в рабство всех поголовно. И, как ты сам понимаешь, никто меня не спрашивал, а просто приказывали. Так что многие люди русские, о чувствах которых ты говорил сейчас правильно, от такого позора уйти с радостью согласятся, тем более что не бегством, а началом борьбы сей уход станет.

Князь помолчал, неспешно опорожнил вслед за Саввой свою чарку, закусил пряником. Затем, чуть поколебавшись, продолжил:

— Перепись эта ордынская, по коей дань с Руси собираться будет, и Новгорода с пригородами касается.

— Как Новгорода? — Савва вскочил, едва не опрокинув тяжеленную дубовую скамью. — Ведь даже близко к нему не подступали басурманы поганые! Мы их на свою землю не пускали, и не пустим!

— То есть ты хочешь, чтобы Орда поход на Новгород затеяла, по дороге остальные земли русские еще раз огню и мечу предала? Только что с тобой рассуждали, что воевать с ханами мы не готовы! Если в прошлый раз Новгород не пал перед врагом, так на то наряду с волею Божьей еще и другая причина была: остальная Русь Орду грудью встретила, кровью русскою захлебнулось нашествие. Следует теперь Господину Великому Новгороду за это расплачиваться, и не кровью, а деньгами земли русские от новых набегов откупать.

Князь произнес эти слова непривычно тихим, даже печальным голосом. По всему было видно, как нелегко дается ему решение подчиниться силе ордынской, пустить баскаков в непокоренный доселе военной силою вольный Новгород. Он сглотнул невольно подступивший к горлу комок, протянул руку к ковшу с медовухой, налил новую чарку, но затем решительно отодвинул от себя хмельной напиток и уже прежним, ровным и уверенным голосом продолжил:

— Все же пусть лучше не сто тысяч воинов ханских, а десяток баскаков сюда придет. Уж их-то мы всегда подкупить да обмануть сможем. И еще не забывай, что, как ты сам только что мне указывал, нам средства немалые на создание новой рати требуются. Добром, как ты сам понимаешь, вече новгородское нам на дело тайное, о котором мы и сказать-то вслух не можем, ни полушки медной не даст. А вот помогая якобы баскакам дань собирать, мы кое-что в нужную сторону-то и направим, да так, что ни одна живая душа об этом не узнает.

Савва, стоявший все это время напротив князя с низко опущенной головой, медленно сел на скамью, поднял наконец глаза и задумчиво посмотрел на Александра:

— Прости, великий князь! Уже во второй раз за вечер чуть было не разуверился в мужестве твоем и решимости бороться с силой вражеской.

— Понимаю я, Савва, что многие скажут, будто князь Александр из трусости своей и жадности настолько Орде предался, что сам на землю Новгородскую своей рукой врагов привел! Я ведь сейчас сюда не только с очередным надзором великокняжеским приехал, но и весть о дани и скором прибытии баскаков для переписи горожан объявить. Шум поднимется небывалый! Горлопаны на вече будут на себе кафтаны рвать, меня проклинать и обещать умереть за волю новгородскую. Однако готов с тобой на титул мой великокняжеский поспорить, что, как только объявят им о приближении войска ханского, все герои мигом в толпе спрячутся да с уплатой дани согласятся!

— Так что же, Орда сюда, в земли новгородские идет? — воскликнул Савва.

— Нет, конечно! Иначе зачем бы мне на позорную дань соглашаться? Но слух о приближении Орды мы распустим такой, что все поверят. Другого выхода не вижу… Ну, давай все же к вопросу главному вернемся. Чтобы замысел наш скрыть понадежнее, объявим мы, что в лесах поморских северных будет, конечно же, не стан воинский, а монастырь уединенный возводиться. Орда, как ты знаешь, заветы Чингисхана пока что блюдет и священников покоренных стран не трогает, ибо полагают ханы небезосновательно, что так им легче будет народ подневольный в повиновении удерживать. Боюсь, однако, что ненадолго это. Ханы сами вскорости к какой-либо вере примкнут: то ли к магометанской, то ли к буддийской, не знаю, какая уж им ближе покажется. Ну, да до поры до времени мы их благоволением к монастырям и монахам воспользуемся. А монастырь нам действительно нужен: и ратникам особой дружины особый дух любви к отчизне православной внушать, и светоч знаний поддерживать. Я лично с архиепископами, кои мудростью и беззаветной любовью к родине себя прославили и которым любую тайну доверить можно, побеседую. Попрошу их наиболее ученых книгочеев, языками и древними, и нынешними владеющими, в сей монастырь лесного города — стана воинского направить. И не только. Людей в наш город тайный, и воинов будущих, и ремесленников изобретательных, и земледельцев искусных со всей Руси будем только по совету приходских священников призывать. Кому, как не им, свою паству знать и людей, которые не только телом и умом, а еще и духом русским, верой православной крепки, на дело великое и наитруднейшее направлять.

— Сколько же людей нам понадобится?

— Начнем с тысячи воинов и тысячи же работников с семьями. Число священнослужителей пусть архиепископы определят. Это будет зачаток войска будущего. Когда он окрепнет, силу и умение наберет, тогда и расширять его начнем, благословясь. Выбор места для стана, набор первый и переход людей тайный на место монастыря и города будущего ты, Савва, и обеспечишь. Три дня тебе даю на обдумывание, а затем, взяв людей двух-трех верных, отправляйся в леса поморские, место подходящее ищи. Скиты там имеются, охотники да рыбаки наши русские промышляют. На них и опирайся. А я с архиепископами новгородским да владимирским вопросы по набору людей решать начну.

— Слушаюсь, великий князь. — Савва вскочил, вытянулся по-военному.

— Погоди, Савва, сядь, не все я еще сказал, что хотел. — Князь достал из стоящего у стены поставца свиток, запечатанный его личной печатью, положил на столе перед Саввой. — Здесь наказы мои записаны. И воинским наставникам, то есть тебе со товарищи, и ремесленникам-изобретателям, и другим ученым людям, кои будут нам дружину готовить. Возьми себе, потом, как лагерь обустроишь, людей соберешь и к подготовке воинской приступишь, прочитаешь внимательно. Сейчас лишь вкратце основное тебе перескажу. Поскольку начинаем мы с дружины малой, которая нескоро в большую рать перерастет, то должны ее не только к полевому строю и бою приучать, в каковом орду одолеть можно и каковой нам с тобой еще изобрести предстоит, а к тем действиям, которыми даже малый отряд способен большому войску ощутимый урон нанести. Перво-наперво — это засады да заслоны лесные. Путь во многие земли русские через леса дремучие ведет, в коих лишь узкие дороги имеются. На них и малая дружина может всей орде противостоять, как триста спартанцев войску персидскому в ущелье Фермопильском. Да и мы с тобой знаем, что Евпатий Коловрат с дружиной в тысячу семьсот человек на всю орду Батыеву на лесной дороге навалился, побил врагов несчетно, хотя и сам пал. Будь у него опыта и гибкости побольше, так он бы, возможно, и вовсе орду остановил. А то ведь шел он за ними вдогон, а если бы в обход, с головы или сбоку… Ну, да что сейчас говорить. Вечная слава героям!

Князь выпил наконец давно налитую чарку, помолчал, затем продолжил:

— Второй важный вопрос в подготовке дружины — действия по задержке противника на переправах речных. Для этого тоже можно заранее приемы боя против превосходящих сил противника изобрести и отработать, ловушки различные подготовить. Третье — это вылазки ночные, нападения на стан вражеский, уничтожение противника спящего, к бою неготового. И четвертое — перехват и уничтожение поголовное передовых отрядов разведывательных. Пусть войско вражеское вслепую движется, в наши засады да ловушки прямиком. Впредь до создания большой рати дружина наша может пр