Рита рывком опрокинула совок в мусорное ведро, осколки жалобно тренькнули, и в ту же секунду так же неровно и неуверенно, словно вторя, тренькнул дверной звонок.
Женщины застыли, переглянувшись. Снова обеих накрыла волна немого страха, непонятная и жуткая.
— Кого черти принесли? — тихонько спросила Рита. — Может, соседи?
— Скорее всего, — осторожно согласилась Зоя, — услышали шум и прибежали.
К двери Рита не подошла — подкралась, словно опасаясь, что там, на лестнице, услышат ее тихие шаги. Постояла, прислушалась.
Звонок снова пискнул, робко, единожды.
— Кто там? — шепнула женщина. И уже громче, словно прочищая горло от сдавившего его страха. — Кто?
— Ритуль, открой, дело есть!
Голос, раздавшийся из-за двери, совершенно явно принадлежал Льву Давыдовичу Черному.
— Ну? — Настроение у Риты мгновенно переменилось на наступательное. — Что не спится, Лев Давыдович? — саркастично вопросила она, открывая замок. — Поздно ночью к одиноким женщинам… Что люди скажут?
— Да ладно тебе ерничать! — отмахнулся Лева, переступая порог. — Вопрос решить надо. Чтоб ты потом опять меня гнобить не начала.
Зоя молча стояла в проеме коридорной двери.
— Кстати, вас обеих касается. Вам и решать. — Лева бережно отодвинул с дороги Риту, защелкнул дверь, извлек из-под полы плаща две чайные розы, одновременно вставил в женские руки.
— Может, чаю? — растерянно спросила Зоя, автоматически втянув ноздрями нежный сладкий аромат цветка.
— Какой чай? — взвилась Рита. — Час ночи!
— Чаю, Зоенька, спасибо, — не обратил внимания на Маргаритину реплику Лева. — На улице такой ветрище, насквозь продул. Пока от машины до подъезда добежал.
Он вошел на кухню, углядел разбитое окно с одиноко торчащим в углу рамы косым острым осколком, перевел глаза на неубранную еще с пола посуду, разбросанное печенье.
— Гуляем? Никак гостей принимали? И до мордобоя дошло? Весело! Или вы тут с привидениями сражаетесь?
— Ветер же, — пробормотала Зоя. — Мы сидим, а тут вдруг как рванет… И все вдребезги. И в спальне тоже.
— Чего пришел? — резко спросила Рита. — Еще что-нибудь учудил?
— Грубо, Маргарита Сергеевна, — укорил Лева. — Грубо. Вам не идет. А учудил — да. Но не я.
— А кто? — в один голос спросили женщины.
— Да благоверные ваши. Оба. Не вынесли нечеловеческих перегрузок. Таких не берут в космонавты, — закончил он весьма удрученно.
— Что с ними? — снова вместе, как многолетний спевшийся дуэт, выдохнули подруги.
— Ситуации разные, конец один, — трагическим голосом произнес Черный.
— Лева, кончай жилы тянуть! — потребовала Рита.
— Да, Лев Давыдович, говорите уже, — просительно поддержала Зоя.
— Чего говорить? Оба в ментовке отдыхают. Правда, в разных отделениях, — доложил гость. И предупреждая грозный окрик, уже срывающийся с губ Маргариты, ускорил темп: — Распопов устроил драку с гаишниками, когда те приехали по вызову владельца «вольво». Взяли пробу, он пьяный вдрабадан. А Рыбаков… Еще хуже, его милицейский патруль прямо в луже подобрал. Так он стал им рассказывать, что его избили, обокрали да еще и машину угнали. Ну в отделение повели, а он по пути сбежать решил, да направление не рассчитал, витрины не увидел, так через нее в магазин и вошел. Теперь весь порезанный, заштопанный отдыхает в вытрезвителе. Вот я пришел спросить, что с ними, горемычными, делать? Забирать? Или пусть до утра за казенный счет отсыпаются?
Зоя тихо охнула и прикрыла рот ладонью.
Рита сильно прикусила нижнюю губу.
— Я чего подумал, — продолжил Лева. — Какие они вам завтра нужны? Бодрые-смелые или наоборот?
— А сильно он порезался? — вдруг спросила Зоя. — Раз швы накладывать пришлось…
— Не знаю, — пожал плечами Лева. — Я такие подробности не выспрашивал. Раз жив и даже уснул, значит, не сильно.
— А может, ему укол сделали? А он димедрол не переносит… — Глаза Зои наполнились слезами. Губы задрожали. — Может, он без сознания?
— Зой, ты чего? — бросила Рита. — Он от коньяка без сознания. Я когда уходила? В шесть? Так он уже тогда хороший был! Ну а Распопов как? — повернулась она к Леве.
— Распопову твоему статья грозит, — делано загрустил Черный. — Во-первых, пьяный за рулем. Во-вторых, авария. В-третьих, милиционеру глаз подбил. В-четвертых, в его автомобиле обнаружили огнестрельное оружие.
— Пистолет, что ли?
— Откуда я знаю? — пожал плечами гость. — Знаю, что оружие, а разрешения нет.
— Ясно, — Рита вздохнула. — Он его все время в куртке забывает. Как другую наденет, так — все. Вот, придурок! Такого наколбасить…
— Ну, — Лева в упор уставился на Маргариту. — Решай, и побыстрей. Мне до двух сообщить надо, что с ним делать.
— Почему до двух?
— Сведения в горотдел передавать будут.
— А ну его к черту! — зло махнула рукой Маргарита. — Пусть сидит! Утром-то его отпустят? На нашу историческую встречу?
— Как скажете, королева, — изогнулся в дурашливом поклоне Черный. — Ко скольки подать тело?
— Сам знаешь, — огрызнулась женщина. — Чего радуешься-то? У человека горе, а ему…
— Горе, — кивнул Лева. — Еще какое. Коньяка не хватило. Хватило бы, так в кабинете и уснул бы, никуда не потащился и никуда бы не влип. Вы, милые дамы, не приучили своих мужей держать загашник. Воли много давали.
Рита вознамерилась было достойно ответить, но короткую паузу вдруг перекрыл мелодичный звон мобильника.
— У вас телефон, Лев Давыдович, — язвительно сказала Рита. — Ну никак город без вас не может. Даже ночью!
— Ритуль, так это твоя мобила. — Лева радостно показал на вибрирующий под табуреткой аппарат. — Мой поет «Взвейтесь кострами».
Телефон оказался Зоиным.
— Да! — быстро выдохнула она в трубку. — Вова, это ты?
И Лева, и Рита уставились на нее в немом изумлении.
Зоя неожиданно смутилась, выслушав ответ, громко сглотнула и виновато пробормотала в трубку:
— Спасибо, не стоило беспокоиться, мы бы утром сами…
Потом вдруг резко вскинулась:
— А где вы ее поставите? А ключи? — и заторопилась, сминая слова и почти захлебываясь: — Не надо в почтовый ящик! Я сейчас выйду! Мне все равно ехать надо!
— Куда? — изумленно уставился на нее Черный.
— Зойчик, ты чего? — дернула за локоть Рита.
Но женщина, бросив трубку, выбежала из кухни, сорвала с вешалки плащ и, как была, в домашних тапочках, выскочила вон.
— Куда она? — оторопел Лева.
Рита закрыла лицо руками, сжала виски.
— Куда-куда, не понял? Рыбакова спасать…
Мужчина крякнул, подтянул ногой табуретку, тяжело сел.
— Рит, я не понял. Она что, его до сих пор любит, что ли?
Женщина промолчала.
Лева встал, подошел к ней, цепко взял за плечи, повернул лицо под свет низкого абажура.
— А ты? Ты своего Распопова тоже?
— Спрашивал уже, — глухо проронила женщина.
— Ты мне не ответила! — Черный требовательно, но нежно встряхнул Маргариту.
— Да пошел ты! — Она резко смахнула с плеч мужские руки. — Какая любовь? Я вас всех… ненавижу!
Отвернулась к темному провалу окна и заплакала.
Она проплакала всю дорогу. Вернее, не то чтобы проплакала, нет. Молча смотрела вперед, вряд ли что-то видя, а слезы просто все время текли из глаз. Она их даже не замечала, потому и не вытирала. Да и платок с собой, понятное дело, не захватила. Карелин же, изредка отрываясь от дороги и взглядывая на нее, конечно же, видел, как блестят в свете уличных фонарей от слез ее щеки, но предложить помощь не решался. Как-то десятым чувством понял, что женщину сейчас лучше не трогать. Лучше дать ей выплакаться, может, придет в себя.
Еще там, во дворе, когда она выскочила из парадной, сжимая в руках плащ, в домашнем халате и тапочках, Карелин понял, что у нее стряслась беда. И когда та, подбежав к нему, протянула ладонь за ключами, он молча и сильно приподнял ее от земли и усадил в свой автомобиль:
— Как вам такой за руль? Отвезу куда скажете. Я все равно покататься по городу хотел.
Не сопротивляясь, она съежилась на широком сиденье и замолчала. Карелин ни о чем не спрашивал. Молча ждал. Единственное, что его немножко смущало: он не знал, куда ехать. Понимал, что что-то крайне важное вырвало это удивительное существо из ночного домашнего уюта, бросило в его машину и теперь заставляло мчаться по спящему городу. Но поскольку адреса она не назвала и вообще с самого начала пути не сказала ни слова, он просто ждал.
Дорога была пустынной, светофоры, как один, воспаленно и одноглазо мигали желтым, поэтому до центра они добрались быстро, и теперь Карелин в четвертый раз объезжал главную площадь, ожидая, когда же женщина очнется от своих мыслей и скажет, наконец, куда ей, собственно, надо.
Часы на башне административного здания звонко отбили очередную пятнадцатиминутку, и Карелин, вздохнув, повернул на девятый круг.
— Что? Сколько уже? — вдруг вскинулась Зоя.
— Час сорок пять, — ответил Карелин.
— Поехали, скорей! — вскинулась женщина. — А то не успеем!
— Поехали, — согласился мужчина. — А куда?
— В милицию!
— В милицию? Зачем?
— Надо! Там… — Зоя прикусила губу, не зная, как объяснить. — Там… Мой брат. Ему плохо. Он витрину разбил, порезался, а ему димедрол нельзя, аллергия. А в два часа его в тюрьму посадят!
Карелин остановил автомобиль и ошарашенно уставился на женщину.
— Ваш брат попал в милицию? В какое отделение?
— Не знаю. — Зоя взглянула на спутника жалобно и робко. — Он с работы шел. Это тут, рядом, ну… где у вас машину порезали…
Карелин еще больше удивился. Он точно помнил, что места, где произошла та давняя история, не называл. С другой стороны, отделение милиции здесь, поблизости, было всего одно.
— Рита, — он пристально посмотрел на женщину. — Надо бы поточнее знать, где он находится. Времени и в самом деле мало.
— Лева! — радостно воскликнула женщина. — Лева знает!
Карелин, по-прежнему не сводя с женщины удивленных и непонимающих глаз, набрал Черного. Быстро переговорил. Развернул машину и понесся совершенно в другую сторону.