, это народы, которые думают о деньгах, о том, как сделать деньги, и о том, как работают деньги. Они живут в атмосфере нескончаемого банкротства и тем и процветают. В учебниках мы находим аксиому, объясняющую этот парадокс. Она называется законом сокращающихся доходов и звучит следующим образом: «Чем беднее человек, тем большее налоговое бремя он несет». Еще Конфуций давным-давно указывал, что богатых делает богатым бедняк, а не наоборот. Если у нас не будет нарастающего как снежный ком числа «свободных пауперов», нам придется возвращаться к старому способу мышления, который, как уже говорилось выше, выражался формулой «переносимое количество наличности в руках». В общем, есть все основания полагать, что наши внуки еще узрят день, когда в обращение вернется талант чистого золота времен «Илиады». Ибо никогда еще в нумизматической истории этого драгоценного металла не наблюдалось такого невиданного преклонения перед золотым алтарем. Подобно нибелунгам стародавних времен, мы опять скрываем его в глубинах земли, заливаем водами искусственных озер, накапливаем горы патронов, взрывчатки, чтобы его у нас не отняли. И вместе с тем то же самое золото перетаскивают из страны в страну, почти как при церковном причастии передают от одного к другому каравай хлеба. Кажется, что, невзирая на дефляцию, девальвацию, разоблачения банковских афер, сила золота так никогда и не иссякнет. Золото – это золото, и, пока живы люди, его всегда будет не хватать. Самое приятное в мире – это иметь дело с деньгами, к тому же золото – источник самых вожделенных мечтаний. Так зачем же отказываться от него? А можем ли мы от него отказаться?
Оглядывая историю денег, мы не можем не впечатлиться тем фактом, что золото было великим средством денежного обращения Азии. Я сейчас думаю не о «белом золоте» греков, а о блестящем желтом золоте, которое Крёз извлекал из земных недр Лидии. Я думаю о таланте гомеровских времен, о динарах первых халифов. Как же это не похоже на алюминий нашего послевоенного денежного обращения, на бросовый обманчивый пятицентовик-«никель» Соединенных Штатов, чью покупательную способность не выразить даже в сигарах. Да разве можно сравнить золотые азиатские деньги с «презренным металлом» спартанцев, с грубыми свинцовыми дисками дравидов и малайцев! Да, там было серебро, так как оно всегда присутствует в сплаве, известном под названием «электрон». Все славное пятое столетие существовали знаменитые, чистого серебра деньги Кизика, предшественника Уильяма Дженнингса Брайана[156]. Но у Кизика хватало здравого смысла называть вещи своим именем. Он нарек монеты своего царства электроном и следил за тем, чтобы они содержали столько-то золота и столько-то серебра. Это не было чистое серебро. Это было божественное бракосочетание двух драгоценных металлов, и именно по этой причине имя Кизика по сию пору почитается его народом… Через какое-то время верх взяло серебро. Оно стало монополистом денежного оборота у парфян и, можно сказать, в целом у Сасанидов. Несколько позже в обращение вошли бронза или медь, но, если не считать китайцев, эти металлы использовались для изготовления лишь мелкой разменной монеты. Исключение из правила составило только французское су, так как никому еще, даже французам, не удавалось получить су на сдачу. Его происхождение напоминает судьбу обелиска гомеровской эпохи. Обол, как он теперь называется, был железным кружочком и имел ценность настолько ничтожную, что употреблялся прижимистыми греками только для благотворительных взносов. Еще один пример такого рода денежек находим в более поздние библейские времена, когда говорили о «вдовицыной лепте»[157]. Это тот род денег, которые в ходу у скряг всех стран и народов – лицемерная щедрость в предельном выражении.
На монетах всегда помещали какие-нибудь надписи, изображения из области животного или растительного мира. На еврейском шекеле, например, всегда чеканили веточку дикой петрушки, которая из-за трех маленьких шариков в конце концов сделалась абстрактным символом ростовщиков. Историки пытались вывести происхождение этой уникальной эмблемы из герба еврейского барона Средних веков, но это совсем не так. Еврейский шекель получил изображение дикой петрушки благодаря тому, что петрушка была самым распространенным продуктом в Иудее, источником первых богатств страны. То же самое было в Древнем Египте с «хлебными деньгами» времен Хеопса. И потом опять в Никарагуа с их кордобой, которую знали все, так как хочешь не хочешь, а приходилось надевать кордобы, когда лили дожди. Помимо человеческой фигуры или бюста, которые стали чеканить много позже, существовали и другие типы надписей на монетах, особенно «агонистские» (атлетические), называвшиеся так из-за того, что они выпускались в честь соревнований или праздников. Эти надписи снова входят в моду с воцарением Гитлера и Муссолини. Читателю нетрудно впасть в заблуждение и подумать, что термин «агонистский» применяется здесь в мильтоновском смысле «борец» («Samson-Agonistes» – «Самсон Борец»), но на самом деле он имеет куда более прозаическую и практическую историю. Дело в том, что тираны древности испытывали большие затруднения, собирая деньги на покрытие расходов, связанных с проведением этих грандиозных игр и праздников. Так, сплошной головной болью было финансирование Олимпийских игр. Не один греческий правитель, чеканивший свои деньги, сел на мель, взвалив на плечи это непростое дело. В конце концов одному из самых хитроумных спонсоров этого мирового по тем временам спектакля пришло в голову выпустить для Игр новые деньги, и отчеканенные в честь этого события монеты стали, таким образом, называться «агонистскими». На них всегда имелось изображение борца или дискобола чистых арийских кровей. Со временем они утратили всякую цену, но свою роль они сыграли, так что никто особенно не жаловался. Долгое время на монетах фигурировали одни только мифологические герои, вроде Геракла или Кастора с Поллуксом, «божественных близнецов», славно повоевавших за Рим. Время шло, изображения приобретали все более абстрактный характер, и разобрать, что там такое, делалось все затруднительнее, разве что проглянет некое свидетельство фамильной гордости того, кто отчеканил монету. Та же тенденция прослеживается у американских серебряных монет, особенно у доллара и полудоллара, на которых начертано: «На Бога уповаем». Но ведь Богу-то хорошо известно, что за искушенный и практичный народ американцы-янки. Эти примеры приводятся исключительно для того, чтобы проиллюстрировать естественную эволюцию, которая определяет эстетику нумизматики.
Самая интересная из всех – это история римского денежного обращения и тактика выпуска денег благодаря эксцентричным идеям, посещавшим сумасбродных цезарей. Антонинианы позорного третьего столетия рисуют очень наглядную картину этого. Деньги настолько обесценились, что даже антониниан из чистой меди, главная опора римлянина-бедняка, стал фактически простой медной кругляшкой. Только за сто лет до полного распада Римской империи Аврелий, «Спаситель мира», поднял римскую денежную систему на ноги, но было, разумеется, слишком поздно, государство уже катилось под гору. Огромной проблемой для римлян было выпустить монету, которая делилась бы поровну на столько-то асов. При Августе справиться с этим затруднением попытались, отчеканив медный ас, который был равен одной четвертой медной сестерции. Динар, основная монета государства, равнялся десяти асам, а его половина, кинар, – пяти асам. Монетой следующего достоинства был серебряный сестерций, который, будучи четвертью кинара, составлял полтора аса. И наконец, шел сам медный ас, составлявший четвертую часть сестерция, а потому стоивший меньше аса и, значит, эквивалентный мелкой разменной монете, короче говоря, мелочи в кармане. Наконец наступил момент, когда денежная система сделалась настолько громоздкой, что римляне проявили мудрость и перестали сводить деньги к асам. В обрисованном выше анархическом сумбуре третьего столетия маленький медный ас совершенно сошел со сцены и мало-помалу трансформировался в знаменитый безант Византийской империи. На всем протяжении правления цезарей стоимость жизни неизменно оставалась очень высокой и не стала ниже даже после издания в 301 году н. э. эдикта Диоклетиана, имевшего целью установить фиксированные максимальные цены. Грустный опыт римских императоров научил нас по меньшей мере одному: для товара нет максимальной цены. Он также указывает на еще один аспект экономической жизни, а именно на то, что, когда появляются цезари, деньги летят псу под хвост. Ведь в этом отношении цезари очень похожи на русских – они ничего не смыслят в деньгах. Им нравится прикидываться Господом Богом, и, со свойственной им простотой и совершенно волюнтаристски, они верят в то, что все можно регулировать с помощью декрета, указа или эдикта. Таким способом, вероятно, и можно командовать людьми, и нередко так оно и бывает, но с деньгами это не проходит. Деньги подчиняются собственным законам, если не продиктованным Божьей волей, то, во всяком случае, лежащим за пределами воли человеческой.
В Европе монетная система, достойная зваться таковой, была учреждена только во времена великого шваба Конрада III. В течение почти всех Средних веков едва ли не все золото Европы было в руках алхимиков, в результате чего серебро в качестве средства обращения денег взяло верх над золотом. На какое-то время золота сделалось настолько мало, что впору его стало называть «неведанным». Во Франции Пипин Короткий издал эдикт, упразднявший золотую монету. Людовик Веселый, таким образом, сделался последним Каролингом, чеканившим золотые деньги. Когда папы с Урбана V принялись изготовлять собственные деньги, воцарился полный бедлам. Короли, пребывавшие в роли обыкновенных марионеток в руках крупных феодалов, оказались в итоге слишком слабыми, чтобы чеканить монеты под своим именем. Так и получилось, что графы Шлик, все до одного швабы, придумали серебряный талер, который и положил начало многоуважаемым кронам, экю, скудо Центральной Европы. При Фридрихе Великом восстанавливаются золотые монеты Фатимидов, надпись была сделана на латинском языке, и назывались они дукатами. На одной стороне изображался цезарь Август, на другой – германский имперский орел, позже перенятый Гогенцоллернами. Флоренция и Венеция продолжали чеканить собственные деньги – флорин и цехин; на первом изображался Христос, стоящий во весь рост, на втором – Христос сидящий. Время от времени на монетах появлялось изображение Девы Марии, стоящей на пятой стене города Господня, что упоминалась в Апокалипсисе. Со времен Людовика IV Дитяти до правления Марии Терезии не существовало стандартных денежных систем, достойных упоминания, разве что у боснийских банов, находившихся у власти где-то лет сто. Разумеется, были феноменальные деньги Балканских стран, отличавшиеся своеобразным внешним видом, но с точки зрения казны не имевшие ровно никакой ценности. Исключение составляли разве что деньги Эрика Померанского. Объединив Данию и Норвегию, он взялся за реформирование скандинавской денежной системы. Следы его неустанных усилий видны, когда смотришь на крошечные тоненькие пенни, во время он