– Спектакль? – Дилан морщит лоб. – А, спектакль! – Опершись на кухонный стол, она отпивает кофе. – Прекрасно, – наконец говорит она.
– Что показывали? – спрашивает папа.
– «Ромео и Джульетту», кажется? – спрашивает мама.
Я кладу в кофе ложку сахара.
– Да. Это было в моей старой школе.
Я кладу еще одну ложку.
– И твои друзья участвовали в постановке?
– Ее девушка, – говорю я, размешивая сахар.
– Потрясающе, – говорит папа. – Мне всегда хотелось попробовать себя в актерстве.
Они продолжают смотреть на Дилан, а мы с Дилан смотрим на них.
– Может, по бутерброду? – предлагает мама.
– Да, пожалуйста, – говорит Дилан.
Мы с Дилан съедаем бутерброды и сбегаем прочь от этого дружелюбного, но неловкого разговора. Мы выходим через заднюю дверь мимо кирпичной террасы и помидорных грядок.
– Здравствуй, малышка, – говорю я машине. – Готова к приключениям?
Дилан, прищурившись, разглядывает машину.
– Когда на ней ездили в последний раз?
– Я не знаю. Но я часто ее завожу, так что аккумулятор должен быть в порядке.
Я открываю дверь, забираюсь на сиденье и отпираю замок с пассажирской стороны. Дилан садится, пристегивает ремень. Пока я вставляю ключ в замок зажигания, она подбирает выщипанный мною мех и кусок за куском заталкивает его в карман своего рюкзака.
– Машину надо беречь, – говорит она. – Ты что тут устроила?
Я молча закатываю глаза.
Она указывает на мой ремень.
– Пристегнись, ладно?
– Есть, мэм.
Я поворачиваю ключ, и машина оживает. Музыка включается на полной громкости, но Дилан даже не вздрагивает. Я выжимаю одной ногой сцепление, другой газ, и мы круто выруливаем на дорогу. Дилан сжимает пальцы в кулак.
– Так, мы едем. Молодец. А теперь сбавь скорость, блин! – вопит она, перекрикивая музыку.
Я хохочу, довольная тем, что веду машину. Я останавливаюсь на светофоре и убавляю музыку.
Когда загорается зеленый, я убираю ногу со сцепления слишком резко, и машина глохнет.
– Черт! – Я поворачиваю ключ снова, и кто-то в длинной очереди позади нас начинает сигналить.
– Все в порядке, не переживай, – говорит Дилан. – Надо будет – объедут.
– Черт, черт, черт. – Я завожу машину, снова забыв про сцепление. Машина дергается и останавливается.
– Да чтоб тебя!
– Минуту назад у тебя все получилось. У тебя все получится. – Она кладет руку мне на плечо. – Дыши, – командует она.
Я дышу. Пробую завести машину снова. Убираю ногу с тормоза, переставляю на газ. Медленно отпускаю сцепление, плавно надавливая на педаль газа, и машина кашляет, дергается вперед и плавно ускоряется. Я визжу, а Дилан, наконец расслабившись, откидывается на спинку кресла.
На уроке мистера Робертсона мы, разбившись на группы, обсуждаем лицемерие в «Алой букве», когда у меня ломается карандаш и мне приходится отойти к точилке.
– Ты в курсе, что человечество изобрело автоматические карандаши? – поддразнивает меня Дилан и возвращается к книге.
Я прохожу мимо нее и по узкому проходу между партами пробираюсь в ту часть кабинета, где сидят Генри Лукас и подружки Алисии. Девчонки, как обычно, флиртуют. Испорченная Девчонка щекочет ухо Генри ногтем, Ангел тянет его за кончики пальцев. Я спотыкаюсь о принадлежащий кому-то из них рюкзак и слышу, как Дилан фыркает у меня за спиной.
– Прошу прощения, – бурчу я и иду дальше. Пальцы Ангела крадутся по предплечью Генри. Судя по его лицу, он едва сдерживает раздражение.
– Можно я приведу в пятницу своего нового парня? – спрашивает Испорченная Девчонка. – Он старше и может купить выпивку.
На несколько секунд их заглушает шум точилки. Когда я возвращаюсь мимо них на свое место, Генри спрашивает: «С чего ты взяла, что в пятницу вообще будет вечеринка?»
Я сажусь на место рядом с Дилан.
– Ты любишь вечеринки? – спрашиваю я.
– Тс-с! – шипит она. – Я считаю, сколько раз Готорн использовал в этой главе слово «позор».
– Ненормальная.
– Я подумываю составить таблицу для каждой главы, чтобы измерить степень унижения и посрамления.
– Нельзя превратить книгу в уравнение.
– Но попробовать-то можно? – говорит она, не поднимая головы от текста.
– Так вот. Вечеринки. Что ты думаешь о вечеринках?
– Не вижу в них ничего плохого.
– Хочешь секрет?
Она откладывает книгу.
– Конечно.
– Я никогда не бывала на вечеринках.
Она хлопает глазами.
– В каком смысле?
– В таком. Я никогда не бывала на вечеринках.
– Ты никогда не пила пиво из бочки?
– Нет.
– И не обсуждала в компании бухих подростков, кто кому нравится?
– Нет.
– И никогда не закрывалась с кем-нибудь в спальне чужих родителей?
Я склоняю голову набок, словно припоминаю.
– Никогда.
– Хм-м. – Она открывает блокнот и быстро записывает какие-то слова и цифры. Потом откидывается на спинку стула, испытующе глядя на меня. – Кейтлин, – вздыхает она, – это позор.
Вечером мне звонит Тейлор.
– Ты можешь сегодня выйти? – взволнованно спрашивает он, и его голос до смешного полон надежды.
– Попробую, – говорю я. – Я перезвоню.
Я нахожу родителей в огороде.
– Кейтлин, смотри! – подзывает меня папа. В каждой руке у него по артишоку, которые он держит словно охотничьи трофеи. – Первые артишоки в этом году.
– Что думаешь? – спрашивает мама. – Приготовим на гриле? Ничего лишнего, капелька оливкового масла и соль, чтобы не перебивать вкус…
Я мнусь на месте. Мне не хочется их обижать, но и Тейлора разочаровывать тоже.
– Вы хотите приготовить их сегодня? – спрашиваю я.
– А чего ждать? – спрашивает папа.
– Ну… просто я думала сегодня поужинать с Тейлором… – Я делаю паузу и анализирую реакцию родителей. На лице папы мелькает досада. Мама широко улыбается – так, как улыбается в тех случаях, когда ей нужно скрыть настоящие чувства. – Но, – продолжаю я, – мне бы не хотелось пропустить первые артишоки в году.
Папа кивает.
– Да, это было бы обидно.
– К тому же я почти уверена, что Тейлор любит артишоки.
Родители расцветают: и Дилан, и Тейлор в один день? Они в раю для родителей проблемных подростков.
– Ужин будет к восьми пятнадцати. – В маме просыпается директор. – Ричард, нарежь, пожалуйста, базилика. Мне нужно переодеться.
Вернувшись в комнату, я перезваниваю Тейлору.
– Слушай, – говорю я, когда он берет трубку, – как ты относишься к артишокам?
– К кому?
– Зеленые такие шишечки. Их едят.
– Мои родители больше по простым овощам, – говорит он. – Морковка там, горошек, кукуруза… Не помню, чтобы я когда-нибудь пробовал артишоки.
– Тогда, – говорю я, сморщив лицо от волнения, – тебе крупно повезло. У нас сегодня артишоки.
Затаив дыхание, я жду его ответа. Даже капля сомнения в его голосе меня уничтожит.
– Они меня пригласили? – спрашивает он, и, к моему восторгу, в его голосе звенит нетерпение.
– Ага.
– Погоди, но как именно они это сказали? Ты спросила их, а они: «Ну мы не планировали гостей, поэтому порции будут маленькие, но если ты правда хочешь, чтобы он пришел, то можешь достать еще одну тарелку»? Или: «Мы бы хотели узнать Тейлора получше и были бы рады видеть его за ужином»?
Он тараторит взахлеб, и я начинаю хохотать, прежде чем он успевает закончить.
– Второй вариант, – хихикаю я. – Да, скорее второй.
– Во сколько?
– В восемь.
– Хорошо. – Я слышу движение, шорох. – Черт, осталось меньше часа! Я скоро буду. – И он кладет трубку.
Он приходит на несколько минут раньше. Как и в прошлый раз, он явно успел побывать в душе и вылил на себя полбутылки одеколона. Папа пожимает ему руку. Мама слегка обнимает его – по-моему, с трудом сдерживая приступ кашля, но, возможно, мне просто показалось.
– Привет, – говорит он мне с расстояния в четыре фута. Он поднимает руку и смущенно машет.
– Привет.
Мне хочется его поцеловать.
Когда все готово к ужину, мы трое – мама, папа и я – рассаживаемся не так, как обычно. Мы настолько привыкли ужинать втроем, что четвертый человек совершенно сбивает нас с толку. Я сажусь с той стороны, где обычно сидит папа, мама – напротив меня, а не с краю, папа – рядом с ней, а Тейлор – рядом со мной.
Какое-то время мы болтаем ни о чем, но в целом все идет довольно неплохо.
– Ты занимаешься каким-нибудь спортом? – спрашивает папа.
– Да в общем-то нет, – говорит Тейлор. – Но я иногда катаю.
– На скейтборде, – торопливо добавляю я, пока родители не ляпнули что-нибудь про хоккей или ролики.
– Мы догадались, – насмешливо говорит мама.
Артишоки приходятся Тейлору по вкусу, и он расспрашивает родителей про их огород и говорит, что хотел бы научиться выращивать овощи.
– Ты всегда можешь к нам присоединиться, – говорит папа. – Мы работаем там почти каждый вечер в будни и по выходным. Просто заходи как-нибудь. – Похоже, он уже забыл о том сомнительном впечатлении, которое Тейлор произвел на него в первый раз.
– Правда? Супер! – говорит Тейлор, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не коснуться его. Он сидит так близко. Я уже говорила, что мне хочется его поцеловать?
После ужина я иду на кухню и открываю морозилку.
– У нас проблемы, – говорю я. – Десерта нет.
Мама с папой переглядываются.
– Может, вы двое сгоняете в магазин за мороженым?
– Конечно. – Я стараюсь говорить спокойно. – Какое вам взять?
– На твой вкус, – говорит папа.
Когда мы с Тейлором собираемся выходить, мама проходит мимо, цепляя меня плечом.
– До «Сэйфвея» и сразу обратно, хорошо? – шепчет она.
Меня бросает в жар.
– Само собой, – шиплю я.
Едва мы садимся в машину, моя рука оказывается на ноге Тейлора. Я наклоняюсь к нему.
– Подожди! – говорит он. – Вдруг они смотрят?
Он медленно, ответственно выезжает на улицу, проезжает квартал и паркуется за углом.