ть внимания на выброс токсичных веществ близлежащим химкомбинатом — куда важнее, что он дает вам и вашим соседям рабочие места.
Такой эффект достигается двумя способами: рекламой и подкупом политических деятелей. Когда натиск достиг ужасающей силы и я поняла, что пора защищать беззащитных людей, я отошла в сторонку и стала писать пресс-релизы.
Я искренне сочувствовала несчастным, у которых под носом сооружали гигантскую свалку и по чьим садам должна была пройти скоростная магистраль. Как следствие, в моих пресс-релизах чувствовалось раскаяние; к своему стыду, я отлично выполняла свою работу и беспрестанно мечтала о том, чтобы заняться парочкой певцов, чья карьера идет под откос.
— Итак, вы работали в пиар-службе. — Перо Марты беспрерывно двигалось. — Где это было?
— Сначала в Дублине, потом в Лондоне.
— А как вы оказались в Ирландии?
— Когда мне было двадцать, моя мама переехала туда жить, и я поехала с ней.
— И вот теперь вы снова в Великобритании. Что произошло?
— Сокращение штата. Меня уволили.
Я сама виновата. Я так успешно провела две крупные кампании, что обе фирмы, ради которых были все мои старания, добились желаемого и перестали нуждаться в наших услугах. Это совпало по времени с экономией фонда заработной платы, я попала под сокращение, а нового места найти не удалось. Сказать по правде, я испытала огромное облегчение. Работа в пиар-службе повергала меня в безысходную депрессию.
— Моя мама вернулась в Англию, и я тоже. Стала свободным художником… — Я запнулась.
— А потом вас ограбили, — подсказала Марта.
— А потом меня ограбили.
— Вам не трудно будет вкратце пересказать мне эту историю? — попросила Марта. Она положила свою руку поверх моей и внезапно заговорила голосом «заботливой» героини мыльной оперы.
Я кивнула. Куда же без этого! Если умолчать о единственном драматическом эпизоде во всей моей жизни, не будет никакого интервью, и уж тем более — цветного разворота в четвертой по тиражу ежедневной британской газете. Я изложила его коротко, оставляя как можно больше за кадром, и быстренько перешла к финалу — как меня толкнул какой-то тип и удрал с моей сумкой.
— И оставил вас умирать. — Марта судорожно записывала.
— Ну, не совсем. Я была в сознании и даже смогла самостоятельно дойти до дома.
— Да, но с таким же успехом вы могли и умереть, — настаивала Марта. — Откуда ему было знать?
— Может быть. — Я неохотно пожала плечами.
— И хотя физические раны постепенно затянулись, душевные продолжали кровоточить?
Я сглотнула.
— Я переживала.
— Переживали? Да вы были просто душевно опустошены! Пережить такую травму! Правильно я понимаю?
Я покорно кивнула. Как мне все это надоело!
— Так, значит, имело место посттравматическое расстройство психики. — Марта водила пером все быстрее. — И даже ходить на работу было выше ваших сил?
— Ну, в то время я была на вольных хлебах…
— Вы не могли выходить из дома…
— Да почему, могла.
— Вы перестали мыться? Есть?
— Но я…
— Вы потеряли смысл жизни. Пауза. Выдох.
— Бывало иногда. Но разве такое не у всех случается?
— И в ваше мрачное одиночество внезапно прорвался лучик света. Озарение — и вы сели и написали «Мими».
Снова пауза, и я сдалась.
— Продолжайте. — Было ясно: я ей совсем не нужна.
— Потом вашу рукопись взял литагент, она нашла вам издательство — и вот вы проснулись знаменитой!
— Не совсем так. Я на протяжении пяти лет в свободное время писала роман, а когда закончила — он оказался никому не нужен.
— Сколько уже книг продано?
— По последним данным — сто пятьдесят тысяч. По крайней мере, напечатано было столько.
— Так, так, — радовалась Марта. — Почти четверть миллиона.
— Нет…
Ни больше ни меньше. — Ее акулья улыбка не допускала возражений. — И написали вы ее за какой-то месяц.
— За два месяца.
— Два? — Неподдельное разочарование.
— Но это же очень быстро! Первую книгу я писала пять лет, но она до сих пор не издана.
— Я слышала, у вас уже появились преданные поклонники. Правда ли, что ваши фанаты уже основали читательские клубы и именуют себя «шабашем»?
Я слышала о группе чудиков из Уилтшира, воображающих себя друидами. С ума, наверное, сойдешь, отстирывая эти белые балахоны. Но я кивнула: да, «шабаш», именно так они себя и называют.
Неожиданно Леди в Красном сменила тактику.
— Правда, критики не всегда столь благосклонны, да, Лили?
Она снова изобразила сострадание. По мне, так лучше уж паровым катком.
— Да какая разница, что там пишут эти критики? — бесстрашно заявила я. На самом деле лично я эту разницу очень даже чувствовала. Я наизусть помнила здоровенные отрывки убийственных рецензий, которые стали появляться, стоило «Мими» перекочевать в разряд модных книжек. Когда книга только вышла и никто еще не верил, что удастся продать больше двух тысяч экземпляров, одна публикация в «Айриш тайме» из разряда утешительных призов пролилась бальзамом на мои раны. Но последовавший коммерческий успех совпал с потоком желчи, щедро излитой на меня обозревателями крупных газет. «Индепендент» дала моей книге определение…
— …«Сахарная вата для ума», — проговорила в этот момент Марта.
Да, — униженно согласилась я. Я могла бы процитировать и дальше. «Этот дебютный роман есть не что иное, как абсурдный побочный продукт модной ныне слащавой чувствительности. Будучи „сказкой“, он повествует о мастерице белой магии, так называемой Мими, которая внезапно появляется в живописной деревушке и открывает лавку по торговле колдовскими снадобьями, спасающими жителей от всевозможных нервных расстройств…»
— А «Обсервер» написал, что книга…
— «…до того сладкая, что у читателя могут испортиться зубы», — закончила я за нее. Все это я знала. Я могла бы процитировать всю рецензию, назвать страницу и номер строчки в газете. — Поймите, — сказала я, — я написала книжку ради собственного развлечения. У меня и в мыслях не было, что кто-то ее напечатает. Если бы не Антон, я никогда не отослала бы ее Жожо.
Перо в ее блокноте задвигалось еще быстрее.
— А как вы познакомились со своим мужем Антоном?
— Мы пока не женаты, — поправила я. Журналисты обо мне столько перевирали, что факты моей биографии приходилось буквально вдалбливать им в голову. Я ненавидела интервью, где обо мне несли всякую чушь, я боялась, что люди будут считать меня лгуньей. («Я „сторонница техники поверхностного дыхания. Я воевала во Вьетнаме“. И много чего еще.)
— Итак, как вы познакомились со своим женихом Антоном?
— Партнером, — уточнила я — вдруг еще кольцо показать потребует.
Марта пытливо посмотрела на меня.
— Но вы ведь собираетесь пожениться?
Я издала невнятные утвердительные звуки, но мне, по большому счету, было все равно, поженимся мы или нет. Вот мои родители, те, напротив, свято верят в институт брака. Настолько, что не устают делать это снова и снова. Мама замужем во второй раз, отец женат уже в третий. У меня столько сводных братьев и сестер, что, если собрать вместе всю родню, получится нечто вроде семейного клана из сериала «Даллас».
— Так где вы познакомились с Антоном? — снова спросила Марта.
Что ей сказать?
— Через одного общего друга.
— Ваш друг хотел бы, чтобы его имя упомянули? — подмигнула Марта.
— Хм-мм, нет. Спасибо. — Вот уж это вряд ли.
— А-а. Вы уверены?
— Совершенно уверена. Благодарю.
Марта насторожилась, она сразу поняла, что был какой-то скандал, а у меня появилось ощущение, словно я проглотила ледышку. Терпеть не могу эти интервью. Ненавижу! Страшно подумать, что они могут докопаться. Но если сейчас это наглое копание в моей частной жизни продолжится, этим все и кончится.
Но Марта не стала углубляться. Во всяком случае, пока.
— А чем занимается Антон?
Еще один вопрос на засыпку.
— Они с его партнером Майки руководят продюсерской фирмой под названием «Ай-Кон». В частности, они делали «Последнего героя» для «Скай Диджитал». Реалити-шоу, помните? — с надеждой спросила я.
Но она впервые слышала это название. Как и шестьдесят миллионов других британцев.
— А в данный момент они ведут переговоры с Би-би-си о производстве полуторачасовой программы. («Полуторачасовой программой» был ерундовый фильм, но такая формулировка показалась мне более солидной.)
Однако подъемы и спады в карьере Антона Марту мало интересовали. Что ж, я сделала, что смогла.
— Чудненько, — пропела Марта, закрывая блокнот. Она встала и засеменила в туалет. Пока она отсутствовала, я гадала, все ли нужное я сказала и есть ли в ванной чистые полотенца.
Я проводила ее до выхода из подъезда. Проходя мимо двери Дурачка Пэдди на первом этаже, я молилась, чтобы он не высунулся. Но он, конечно, высунулся, этот никогда ничего не упустит — обожает развлечься. К счастью, он был настроен миролюбиво и даже игриво. Марта в ее алом одеянии явно пришлась ему по вкусу, и он объявил:
— Е-мое, у нас побывала песня.
— «Леди в Красном». — Марта милостиво кивнула. — Мне это на каждом шагу говорят.
И тут Дурачок Пэдди как заголосит песню про Санта-Клауса! А я мысленно стала ему подпевать.
— Не обращайте внимания, — мужественно улыбаясь, проговорила я и пожала Марте руку. — Спасибо, что пришли.
Пэдди продолжал голосить.
— С вами свяжутся насчет фото.
Пэдди все распевал.
— Приятно было познакомиться, — с угрюмой улыбкой сказала Марта.
Пение разносилось по подъезду.
— До свидания.
Тут как раз закончился последний куплет.
Как только она уехала, я поднялась наверх, перевела дух и позвонила Антону на мобильный.
— Можете идти домой, все чисто.
— Уже идем, радость моя.
Десять минут спустя он уже топал в дверях. Малышка Эма сладко спала у него на руках. Переговариваясь шепотом, мы уложили ее в кроватку и затворили дверь.
На кухне Антон снял пальто. Под пальто у него был розовый ангорский свитер, который папа прислал мне на случай, если меня вдруг пригласят на телевидение. (Про папу нельзя сказать, что он витает в мире грез, просто он регулярно ходит на одно ток-шоу.) Свитер был Антону узок и короток, сантиметров пятнадцать впалого живота оставались открытыми — вместе с узкой змейкой черных волос, бегущей вниз от пупка. Коди как-то заметил, что хуже Антона никто не одевается, но я бы так не сказала: этот розовый свитер был ему явно к лицу.