— Ах, Чарльз, Чарли, — виновато заговорила она. — Прости. Я не хотела…
— Нет, хотела. Видит бог, ты этого хотела!
Он не мог с собой совладать.
— Да нет же! Ох, Чарли… — Ее тоже душили слезы.
Соскочив с кровати, она обежала спальню и щелкнула каждым выключателем. Но света все равно оказалось мало.
А его не отпускали рыдания. Она скользнула к нему под одеяло, прижала к груди его распухшее от слез лицо, крепко обняла, долго баюкала и гладила, целовала в лоб и не мешала выплакаться.
— Прости, Чарли. Ну прости меня. Я же не нарочно…
— Нет, ты нарочно!
— Это всего лишь игра!
— Игра! Ничего себе, игра! Игра, игра… — всхлипывал он.
Наконец он затих рядом с ней и снова ощутил тепло сестры, матери, подруги, возлюбленной. Сердце, прежде рвавшееся из груди, теперь билось почти ровно. Кровь спокойно пульсировала в жилах. На грудь больше не давила тяжесть.
— Ох, Бет, Бет, — тихо простонал он.
— Чарли, — сокрушенно откликнулась она, лежа с закрытыми глазами.
— Никогда больше так не делай.
— Не буду.
— Обещаешь? — всхлипнул он.
— Обещаю, клянусь.
— Ты растворилась, Бет, — это была не ты!
— Клянусь, верь мне, Чарли.
— Ну ладно, — смирился он.
— Ты меня простил, Чарли?
Он долго лежал не шелохнувшись, но в конце концов кивнул, будто решение далось ему нелегко.
— Простил.
— Я так виновата, Чарли. Давай постараемся уснуть. Свет выключим?
Молчание.
— Чарли, выключить свет?
— Не нужно.
— При свете мы не заснем, Чарли.
— Оставь несколько лампочек, пусть пока горят, — попросил он, не открывая глаз.
— Как скажешь. — Она прильнула к нему. — Пусть горят.
Он сделал глубокий судорожный вздох и ощутил легкий озноб.
Его трясло минут пять, но потом ее объятия, ласки и поцелуи прогнали дрожь.
Час спустя ей показалось, что он уснул; тогда она встала и погасила свет, оставив на всякий случай только одну лампочку — в ванной. Но стоило ей вернуться в постель, как он заворочался. Его голос, хрипловатый и растерянный, произнес:
— О Бет, я так тебя любил.
Она взвесила его слова.
— Поправка. Люблю.
— Люблю, — согласился он.
Она битый час лежала без сна, глядя в потолок.
Утром, намазывая маслом подсушенные хлебцы, он вдруг посмотрел на нее в упор. Она как ни в чем не бывало пережевывала бекон. Поймав этот взгляд, она усмехнулась.
— Бет, — позвал он.
— Да?
Как ей сказать? Ему стало холодно. Даже в лучах утреннего света спальня почему-то казалась сумрачной и тесной. Бекон был пережарен. Тосты подгорели. У кофе появился тошнотворный привкус. Лицо Бет заливала бледность. А он ощущал, как тяжело стучит его сердце — словно усталый кулак в чужую запертую дверь.
— Я… — начал он. — Нам…
Как сознаться, что его охватил страх? Ему привиделось начало конца. А за той последней чертой не будет никого и ничего — никогда в жизни.
— Ладно, пустяки, — бросил он.
— Еще через пять минут она спросила, ковыряя вилкой яичницу:
— Чарльз, хочешь, вечером опять поиграем? Теперь мой черед водить, а ты будешь прятаться, выскакивать из укрытия и кричать: «Замри-умри!»
У него перехватило дыхание.
— Нет.
Ему совсем не хотелось открывать в себе темные закоулки.
На глаза навернулись слезы.
— Нет, ни за что, — отрезал он.
(перевод Е. Петровой)
Недолгое путешествие
Решающих соображений было два: во-первых, она дожила до преклонных лет, а во-вторых, мистер Тэркелл обещал переправить ее к Всевышнему. Не зря же он приговаривал, поглаживая ее по руке:
— Миссис Беллоуз, моя ракета доставит нас в космос, а уж там мы с вами Его отыщем.
Вот такая наметилась перспектива. А ведь миссис Беллоуз всегда чуралась организованных групп. В прежние времена, стремясь осветить себе путь, чтобы сделать еще один робкий, неуверенный шаг вперед, она чиркала спички в темных закоулках и как-то забрела в дебри индуизма, туда, где над магическими шарами плавно скользили мечтательные, чуть подрагивающие ресницы мистиков. Расхаживала по луговым тропам вместе с индийскими философами-аскетами, которых привезли из дальних краев духовные дочери мадам Блаватской. Потом совершала паломничества в каменные джунгли Калифорнии, охотясь за провидцами-астрологами в их естественной среде обитания. Чтобы приобщиться к харизматическому ордену некой церкви, она даже отписала один из принадлежавших ей домов поразительной общине миссионеров, которые сулили своим адептам хрустальный огонь, золотой дым и возвращение домой по мановению великой и нежной десницы Бога.
Никто из духовных наставников, встреченных на этом пути, не смог поколебать веры миссис Беллоуз, хотя у нее на глазах кое-кого увозил в темноту полицейский фургон, а наутро их мрачные, лишенные романтического ореола лица уже смотрели с первых полос бульварных газетенок. Мир с ними не церемонился и старался упечь их за решетку, потому что они слишком много знали, — вот и весь сказ.
Но не далее как две недели назад, в Нью-Йорке, ей попалось на глаза рекламное объявление мистера Тэркелла:
ЛЕТИМ НА МАРС!
НЕДЕЛЯ ОТДЫХА В ПАНСИОНАТЕ «ТЭРКЕЛЛ» И НЕВЕРОЯТНОЕ КОСМИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ!
БУКЛЕТ «НАВСТРЕЧУ ВСЕВЫШНЕМУ» ВЫСЫЛАЕТСЯ БЕСПЛАТНО
СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ДЛЯ ТУРИСТСКИХ ГРУПП
ОБРАТНЫЙ БИЛЕТ СО СКИДКОЙ
— Обратный билет, — мысленно повторила миссис Беллоуз. — Кто, интересно, захочет лететь обратно после встречи с Ним?
И она купила путевку, улетела на Марс и без приключений провела семь дней в пансионате, под сверкающим огнями лозунгом: «Ракетой Тэркелла — в небеса!». Всю неделю она плескалась под прозрачными струями, смывая все заботы со своего тщедушного тела, и теперь с волнением ожидала предстоящего полета на частной ракете мистера Тэркелла, которая пулей выстрелит в открытый космос и унесется за пределы Юпитера, Сатурна и Плутона. Ведь таким образом — кто бы усомнился? — человек становится все ближе и ближе к Богу. Чудо! Буквально кожей ощущаешь скорую встречу, правда ведь? Чувствуешь на себе Его дыхание, Его взгляд, Его присутствие, верно?
— Я готова, — говорила себе миссис Беллоуз. — Будто старая, дребезжащая кабина лифта — вот-вот устремлюсь вверх. Как только Господь нажмет на кнопку вызова.
Но теперь, на седьмой день пребывания в пансионате, когда она взбиралась по лестнице, ее начали обуревать сомнения.
— Начать с того, — говорила она в пустоту, — что этот Марс не очень-то похож на райские кущи, которыми меня поманили. Вместо комнаты — убогая келья, бассейн никуда не годен, да и какая вдова, сморщенная как гриб и тощая как скелет пойдет купаться? И вообще, весь пансионат пропах тушеной капустой и потными кроссовками!
Входная дверь, которую миссис Беллоуз распахнула и, от досады не придержав, тут же отпустила, с грохотом захлопнулась у нее за спиной.
Вид собравшихся в зале женщин поверг ее в изумление. Так бывает в балагане, где устроен зеркальный лабиринт, до бесконечности умножающий твой собственный облик: мучнисто-бледное лицо, руки — словно куриные лапки, на запястьях болтаются браслеты. Навстречу плыли ее двойники. Она протянула руку, но перед ней оказалось не зеркало — это была незнакомая дама, которая пожала ей пальцы со словами:
— Мы ждем мистера Тэркелла. Т-с-с!
— Ах, — прошелестело по залу.
Раскрылся плюшевый занавес.
Возникший на сцене мистер Тэркелл обвел публику взглядом своих египетских глаз. Но при этом в его безмятежности сквозило что-то клоунское. Вот сейчас он прокричит: «Всем привет!» — и покажет номер с пушистыми собачками, которые будут прыгать через его спину и сложенные обручем руки. А потом, пританцовывая и сверкая ослепительной улыбкой в тридцать две фортепьянных клавиши, удалится со сцены в сопровождении своих четвероногих подопечных, чтобы исчезнуть за кулисами.
У миссис Беллоуз в тайниках сознания, которые она всегда старалась держать на замке, всколыхнулась неприятная мысль, что появление мистера Тэркелла впору сопровождать ударами дешевого китайского гонга. Его большие черные глаза были неправдоподобно влажными: одна из старушек даже пошутила, будто сама видела, как перед ними роились комары, словно у бочек с дождевой водой в летнюю жару. А от его тщательно отутюженного костюма веяло запахом театрального нафталина и паров каллиопы.
Но с той же непоколебимой убежденностью, с какой миссис Беллоуз встречала все превратности своей изменчивой судьбы, она отбросила сомнения и зашептала:
— На сей раз все без обмана. Все сбудется. Ракета, надо понимать, уже готова к старту?
Мистер Тэркелл поклонился. Его улыбка напоминала маску античного комедианта. Пожилые дамы заглянули в зияющую прорезь рта, но увидели только первозданный хаос.
Не успел мистер Тэркелл начать свое выступление, как миссис Беллоуз почувствовала: он тщательно отбирает слова, будто смазывая их маслом, чтобы лучше скользили. Ее сердце сжалось в кулачок, фарфоровые зубы заскрежетали.
— Друзья, — произнес мистер Тэркелл, и у всех присутствующих разом екнуло сердце.
— О, только не это! — раньше времени вырвалось у миссис Беллоуз.
Дурная весть мчалась прямо на нее черной громадой, а сама она, словно привязанная к рельсам, не могла шевельнуться, слыша перестук колес и угрожающий свисток паровоза.
— У нас возникла маленькая заминка, — объявил мистер Тэркелл.
В следующее мгновение он, по всей видимости, собирался выкрикнуть, а может, и выкрикнул, как скоморох: «Дамочки, прошу садиться!», поскольку вскочившие со своих мест путешественницы ринулись к нему, трепеща от негодования.
— Придется чуть-чуть подождать. — Мистер Тэркелл успокаивающим жестом поднял руки.
— Что значит «чуть-чуть»?
— Всего лишь неделю.
— Неделю?!
— Совершенно верно. У вас есть возможность провести в пансионате еще одну смену, понимаете? Пустяковая задержка ни на что не влияет. В конце концов, вы ждали всю свою жизнь. Остались считанные дни.