Поскольку ее пребывание в подвале было тайной, Фрицль мог обратиться за помощью в его обустройстве только к одному человеку – самой Элизабет. Вдвоем они выкопали предположительно 116 кубических метров земли – около 200 тонн. За эти годы Фрицлю удалось вынести из подвала столько земли и камней, сколько уместилось бы в 17 грузовиках. И сделал он это так, что ни соседи, ни его постояльцы ничего не заметили. Он смог тайком пронести в подвал кафельную плитку, кирпичи, деревянные доски, стиральную машину, кухонную раковину и трубы без единого свидетеля. Преступник вырыл помещение в семь раз больше того, на которое получил разрешение под видом строительства ядерного бункера. В других обстоятельствах взять на себя такой титанический труд было бы изумительным – и вызывающим уважение – достижением. «Фрицль сделал все это сам, – сказали в полиции. – Это феноменально, с какой стороны ни посмотри».
Фрицль был талантливым инженером и электриком, но самостоятельно справиться с водопроводной системой не мог. Жилец сверху Альфред Тенант сказал, что он видел, как однажды в подвал спустился другой человек. Фрицль представил его как водопроводчика, которого он вызвал для помощи в установке туалета. «У него бывали иногда гости, но только его одного он допустил в свой подвал, и это показалось мне несколько странным».
Полиция не считает, что водопроводчик был сообщником Фрицля. Они уверены, что преступник действовал в одиночку. Этот человек вошел в подвал, установил уборную и ушел, не заметив там заключенных Элизабет и ее детей. Поскольку в подвальной комнате не было двери, Элизабет, Керстин и Стефана, должно быть, спрятали от посторонних глаз к приходу водопроводчика, связав их и заткнув им рты.
Кроме того, обращаясь за помощью к постороннему, Фрицль рисковал, потому что профессиональный водопроводчик непременно должен был заметить, что растянувшийся бункер нарушает общепринятые нормы строительства. И все же властям об этом по-прежнему ничего не было известно, а рабочий с тех пор больше не появлялся. Кто он был и каким образом был связан с заключением Элизабет и ее детей, остается одним из неразгаданных вопросов следствия.
Хотя подвал стал больше, улучшить систему вентиляции было невозможно. Для этого требовалось разобрать стены или потолок подвала, позволяя тем самым звуку – возможно, крику или плачу – проникнуть наружу. Если Фрицль и давал своей подпольной семье витамин D и установил источник ультрафиолета во избежание проблем со здоровьем из-за нехватки солнечного света, то о свежем воздухе можно было забыть.
Чтобы не привлекать лишнее внимание посторонних, весь бытовой мусор сжигался в подземной печи. Ванная, кухня и туалет были подключены к общей системе удаления отходов в доме. Чтобы не вызвать подозрения, Фрицль постоянно держал в комнате массу стройматериалов, которые мог использовать потом, если в его доме или других домах, которыми он владел, потребуется ремонт. Никто не замечал, что внутрь попадало намного больше, чем потом выносилось наружу. Поскольку его мастерская находилась там же, было вполне естественно, что его видели входящим туда со строительными материалами. Эта уловка работала. Зять Фрицля, Юрген Хельм, которому сейчас около сорока лет, рассказал: «Я прожил в этом доме три года и однажды побывал в подвале. Он весь был завален обломками, и я понятия не имел, что эта семья находилась всего в нескольких метрах. Это невероятно».
Соседка Эрика Манхартер также не замечала ничего неладного, хотя и знала Фрицля с детства. «Мы с Йозефом выросли вместе, и он всегда был дружелюбным, хотя ему никогда не нравилось вступать с кем-то в тесный контакт, – сказала Манхартер. – Они определенно выглядели счастливой семейной парой, но это только доказывает, что никогда нельзя сказать, что происходит за закрытыми дверями. Я просто поражена».
Другой, несомненно, нелюбопытной соседкой была Габриель Хайнер. «Все болтали между собой о том, что могло случиться с Элизабет, – вспоминает Габриель. – Мой брат учился с ней в школе, а потом она вдруг исчезает. Я вынуждена признать, что считала дедушку прекрасным отцом семейства, который всегда позаботится о своих детях».
Он так заботился о детях – чтобы они не сбежали, – что забетонировал железную дверь их тюрьмы, увеличив ее вес до 300 килограммов. Элизабет и ее дети не смогли бы даже сдвинуть ее с места. С отключенным электрическим управлением потребовались четверо пожарников, чтобы открыть ее.
Несмотря на солидные расширения, высота потолков в камере была лишь 170 сантиметров. А в некоторых местах и намного ниже. Элизабет и ее детям, когда те стали расти, приходить ходить согнувшись. Не мудрено, что жить с такими низкими потолками было тягостно. Чувство изоляции дополняли прямые коридоры, ведущие от исходной обитой резиной комнаты к жилому пространству и к спальням за ней.
6. Разорванная семья
Розмари сильно привязалась к своей внучке, особенно когда ее собственные дети выпорхнули из гнезда. Фотографии, снятые в один из выходных дней, изображают безвкусно одетую даму в малиновом платье, склонившуюся над ребенком своей «пропавшей» дочери, двухлетней Лизой.
Когда 26 февраля 1994 года – день первого суда над Фредом Вестом, убившим свою дочь Хизер, – многострадальная Элизабет родила на свет Монику, расширение подвала было далеко от завершения и комнаты для малышки все еще не было. Моника, как и Лиза, с самого рождения имела слабое сердце, опять же вероятно из-за наследственности, и ей требовалась операция. Фрицль снова вынес ребенка наверх. Он проделал то же, что и прежде, притворившись перед женой, что нашел малышку на пороге.
Девятимесячная Моника оказалась на Иббштрассе якобы вскоре после полуночи 16 декабря 1994 года – день, когда Мира Хиндли услышала, что никогда не покинет тюремных стен. На этот раз ее не стали оставлять в картонной коробке; ее нашли в Лизиной коляске, оставленной в коридоре дома Фрицль. Через несколько минут зазвонил телефон, и, когда Розмари Фрицль сняла трубку, она снова убедилась, что на том конце находится ее дочь Элизабет.
«Я просто оставила ее у вашей двери», – сказала звонившая. Она снова попросила Розмари позаботиться о ребенке.
Розмари была шокирована, и не только тем, что после долгого молчания дочь снова связалась с ней. Фрицлям только что дали новый, не зарегистрированный еще номер телефона. Как Элизабет удалось узнать его? Розмари даже рассказала об этом полиции Амштеттена. Запротоколирован ее комментарий: это было «совершенно необъяснимо». Объяснение, конечно, было, и самое простое – номер знал Йозеф Фрицль. В этот раз он использовал запись голоса Элизабет, чтобы сделать звонок, но и это не послужило тревожным звоночком для Розмари.
Письмо, найденное со вторым ребенком, гласило: «Мне действительно жаль, что вновь приходится обращаться к вам. Я надеюсь, с Лизой все хорошо. Она, наверное, уже немного подросла. Монике сейчас девять месяцев. Семь месяцев я кормила ее грудью. Сейчас она может есть почти все. Но бутылочка по-прежнему нравится ей больше. Дырочку в соске для нее нужно сделать немного шире».
И вновь страдалица Розмари посчитала, что у ее дочери не было или возможности, или желания растить ребенка, – и ее материнской обязанностью было сделать это для нее. На сей раз супруги не стали удочерять девочку. Вместо этого они приняли Монику на воспитание, потому что так они могли получить более высокое государственное пособие: до 400 евро в месяц.
Очередное пополнение не прошло незамеченным и даже попало в местные газеты. Журналист Марк Перри в подробностях изложил всю историю сразу после Рождества. «Какая из нее мать? – писал он. – Уже второй раз она подкидывает своего ребенка под дверь своим родителям. Может ли мать поступить еще хуже?»
Он даже взял интервью у скрытного герра Фрицля, процитировав его высказывание: «Мы полагаем, что с 1984 года она находится в руках какой-то религиозной группы».
Но ни единая душа, ни один из знакомых семьи не выказал и тени подозрения. На тот момент даже сестра Розмари Кристина, которая ненавидела Фрицля, не озвучивала своих сомнений. «Мы часто говорили об этом, когда виделись, – сказала она. – Я спрашивала: „Розмари, где может быть Элизабет?“ – Я даже сама говорила ей, что она определенно в какой-то секте, где им можно иметь только ограниченное количество детей или не принимают больных детей».
А социальные работники снова проглотили историю Фрицля. И снова губернатор округа Ганс Хайнц Ленце не нашел причин для сомнений. «Если, как считали все и как уверял ее отец, Элизабет жила в общине, – сказал он, – для члена такой общины не составило бы никакого труда привезти Элизабет туда ночью, а для Элизабет – оставить ребенка на пороге, пока ее никто не заметил».
Верили ему и соседи. Говорили, что это было безответственно... «Какой надо быть отвратительной матерью, чтобы бросать детей на улице, – сказала Регина Пенц, которая жила через три дома. – У фрау Фрицль уже было семеро детей. Теперь ей нужно было воспитывать еще и внуков. Это было ужасно».
Через два года Элизабет снова забеременела, на этот раз близнецами. Фрицль снова оставил ее рожать одну. Без ультразвука Элизабет наверняка не знала, что ждет близнецов. Это тем более напугало ее, когда она разрешилась от первого ребенка, а родовые схватки все еще продолжались. Патрик О’Брайен из Королевского училища акушерства и гинекологии сказал, что роды близнецов существенно повысили риск для жизни Элизабет.
Один из младенцев был болен, и к моменту возвращения Фрицля – три дня спустя, он уже умер. У ребенка не было имени, но сейчас его посмертно окрестили Майклом. Фрицль забрал крошечное тельце и сжег его в подвальной печи вместе с прочими бытовыми отходами.
Рудольф Майер, защитник Фрицля, сказал: «Он признал, что Элизабет рожала близнецов одна в подвале и что в течение трех дней после этого он не видел ее. Он сказал мне, что, когда обнаружил одного из близнецов мертвым, положил его труп в печь. Элизабет говорит, что ребенку было трудно дышать, а Фрицль не предоставил им врачебной помощи, которая могла спасти ему жизнь. Полиция теперь вменяет Фрицлю убийство первой степени, потому что ребенок умер в результате того, что он не обеспечил его должным лечением».