– А кто вчера обещал сойти с горя в область Озириса, если он уедет? – лукаво спросила она.
Тогда ошеломленная открытием своей тайны плутовка бросилась целовать мать и только все шептала: «Мамочка, не говори ему! Мамочка, не говори ему!»
Иосиф, между тем, оставив Гелиополис и свою юную жену, проследовал к городу Пи-Хапи, тоже с храмом Аписа, лежащему у берега Нила, и, сделав в нем соответственные распоряжения, снова вступил со своей блестящей свитой на корабль «Изида» и поплыл вниз по Нилу, правым его рукавом, или «правою ногою Озириса», для обозрения не только всей египетской дельты, но и области Гесем, самой плодородной части Египта, по отношению которой он лелеял уже в душе тайные намерения… Но об этом в свое время и на своем месте…
Обозрение всей дельты и Гесема заняло несколько месяцев.
Иосиф, родившись в Ханаане, среди гор и долин этой маловодной, почти пустынной страны, никогда еще не видал моря. Правда, одно время стада его отца паслись восточнее Хеврона, и он, еще маленьким мальчиком, бегал иногда по холмам, окружающим берега Мертвого моря; но его мрачный и унылый вид, его пустынные окрестности, свинцовый цвет его воды, его угнетающая мертвенность и угрюмая неподвижность производили на юного Иосифа удручающее впечатление. Но, выплыв на своей «Изиде» в открытое море из устья Нила, он был поражен необъятным пространством раскинувшихся перед его изумленными глазами бирюзовых и зеленых вод Средиземного моря.
– О Уат-Ур! Божественный Уат-Ур! – восклицали некоторые из его свиты, тоже никогда не видавшие моря, при виде безбрежного водного горизонта и набегавших на берег пенистых волн грозной стихии.
Иосиф долго стоял в немом созерцании величавой картины, потрясенный сознанием своего ничтожества перед тою неведомою силою, которая создала все это, которая держит в своей длани океаны, такие водные пространства, перед которыми ум цепенеет! Ничего подобного он представить себе не мог… Что же там, дальше, за этими водами? Да и есть ли конец им? Что держит их там, где они сливаются с небом, и как не прольются они там в неведомую бездну?
В этот самый момент багровый диск солнца как раз опускался в море… Вот он тонет, тонет, тонет… Солнце погружается в страшную таинственную бездну… Утонуло, утонуло, бросив к небу последний сноп лучей.
Благоговейный ужас сковал душу Иосифа… Он даже в уме не смел теперь произнести имя Того, Который все это создал и всем этим правит… А прежде, не ведая этого Его величия, он, ничтожный, дерзал обращаться к Нему…
И как жалки, как ничтожны и презренны показались ему теперь все боги Египта! Боги! Жалкие каменные и золотые истуканы, быки, крокодилы, кошки, змеи! И это боги!
– Горус утонул! Светоносный Горус утонул! – послышались испуганные возгласы из его свиты.
– Но он завтра утром вынырнет из моря Сукот[31], – успокаивал испуганных голос жреца, находившегося в свите.
– Как же он, под землей пройдет? – спросил кто-то.
– Да, он пройдет царством Озириса, осветит все души отошедших в область Озириса, в прекрасную страну Запада, и завтра, обновленный, выйдет из моря Сукот в образе светоносного Ра, – отвечал жрец.
Все остались весьма довольны таким объяснением; только Иосиф горько улыбнулся. На небе одна за другой загорелись звезды.
Наутро «Изида» с попутным восточным ветром поплыла вдоль берега дельты к устью западного рукава Нила, или к «левой ноге Озириса». К полудню ветер стал крепчать. По морю стали ходить сердитые волны с белыми гривами. Вчера прекрасное и величественное, море теперь стало страшным: кругом ревели волны, словно львы пустыни. Огромный корабль несло по гребням водяных гор словно жалкую ореховую скорлупу. Снасти выли и трещали, и только опытные руки кормчего, старого финикиянина, врожденного моряка, да усилия матросов, из пленных же финикиян, спасли «Изиду» от верной гибели и ввели в безопасную бухту, в «ступню левой ноги Озириса».
В этой страшной буре, в завывании ветра, в грохоте волн Иосиф слышал гневный голос Того, Кого он не смел называть…
«Неужели это за Асенефу? – с ужасом думал он. – Неужели это кара за то, что я соединился с язычницей?»
Но корабль благополучно вошел в бухту, и Иосиф со слезами благодарил Того, чье имя он не смел произнести… Только теперь он понял Его непостижимое величие и Его великую, как это море, благость.
Восемь месяцев употребил Иосиф на обозрение области Гесем и всего Нижнего Египта и на выполнение всех сложных задач, сопряженных с его высокою и ответственною миссиею. Возвращаясь вверх по Нилу к Мемфису, чтоб лично доложить фараону о том, что им сделано, Иосиф, конечно, не мог не заехать в Гелиополис для свидания со своей молоденькой женой, которая страстно ожидала его. Но когда он, окруженный уже значительно поредевшей свитой, большую часть которой он оставил в многих городах дельты в качестве своих доверенных лиц, въезжал в Гелиополис и когда для встречи его опять выступила процессия жрецов с Аписом-Мневисом во главе, его удивило, что впереди процессии он уже не видел прелестной Асенефы с золотым серпом и снопом пшеницы, а вместо нее выступала с этими атрибутами божества другая юная жрица… Он, впрочем, тотчас же догадался, что Асенефа, как замужняя женщина, уже не могла выступать в процессии в качестве весталки-девственницы и потому ее заменяла другая юная девственница. На этот раз священный бык вел себя как-то странно: несмотря на то что его и теперь, в ожидании процессии, порядочно проморили голодом, он шел как бы неохотно, часто останавливался и смотрел по сторонам своими добрыми, как будто недоумевающими глазами, точно ища кого-то. Это заметили в толпе.
– Что это сделалось с великим богом? – слышались недоуменные голоса. – Он идет неохотно.
– Он как будто ищет кого… Это к добру ли? Не готовится ли нашему городу какого несчастья?
– Нет, – отвечал один из жрецов, – великий бог не видит своей любимицы, Асенефы, дочери святого Петефрия, к которой он так привык; а Асенефе, как недевственнице, теперь уже нельзя быть носительницей священных серпа и снопа.
Это объяснение несколько успокоило толпу. Но когда Иосиф сошел со своей царственной колесницы и стал подходить к процессии, Апис заметил его и, по-видимому, узнал: несмотря на усердное подкуривание его великим жрецом, бык быстро пошел вперед, рогами отстранил от себя Петефрия с кадильницей, торопливо прошел мимо юной жрицы с серпом и снопом и остановился перед Иосифом, ласково, но как бы вопрошающе глядя на него недоумевающими глазами.
Иосиф стал гладить добродушного рогатого бога. Толпа радостно заволновалась.
– Бог дает гладить себя! – послышались голоса. – Бог любит адона Иосифа! Слава великому богу Мневису! Слава адону Иосифу! Слава мужу Асенефы!
– Он соскучился по Асенефе, – шепнул Петефрий Иосифу, – он думает, что она с тобой. С тех пор как Асенефа твоя жена, бог не видел ее и скучал по ней, а она, по нашим законам, уже не могла служить ему, кормить и гладить его.
Когда же Иосиф, приняв от новой жрицы серп, отрезал им от снопа пучок колосьев и подал их Апису, проголодавшийся бык охотно и даже жадно стал жевать вкусный корм.
Х
Иосиф недолго оставался в Гелиополисе. Он должен был спешить в столицу для доклада фараону о результатах своей поездки в область Гесем и в Нижний Египет, и потому дня через три, простившись со своей молоденькой женой, уже переставшей стыдиться своего «уродства» и заливавшейся горькими слезами, он скрепя сердце должен был спешить в Мемфис со смутной тревогой за благополучный исход родов жены-полуребенка.
Фараон принял своего любимца необыкновенно милостиво, наскоро выслушал его доклад, потому что все мысли повелителя Египта были в это время сосредоточены на предстоявшей ему охоте на появившегося около Меридова озера гигантского гиппопотама, и даже, чтобы доказать Иосифу свое особое благоволение, пригласил и его на охоту, однако Иосиф, не любивший этих кровавых удовольствий и считавший их приличным одним людоедам, отклонил от себя эту высокую честь, сославшись на то, что должен немедленно ехать в Верхний Египет для обозрения всей долины Нила и для необходимых переделок в самом «ниломере».
Действительно, в тот же день Иосиф отплыл на юг все на том же корабле «Изида», по-прежнему окруженный огромною свитою. Как и в Нижнем Египте, его везде встречали с царскими почестями. Процессия жрецов с местными божествами во главе выходила в каждом городе приветствовать его. В каждой области, или хесепе, он осматривал гидравлические сооружения, каналы, плотины, шлюзы, с помощью своих техников назначал места для новых оросительных каналов и запруд, закладывал новые здания для житниц или приказывал ремонтировать старые; находившиеся при нем землемеры и писцы, вооруженные тростниковыми перьями и свитками папирусов, вписывали в последние количество орошаемых полей, размеры собираемого с них хлеба и овощей, количество скота и т. д. Все государственное хозяйство получало, таким образом, полный инвентарь.
Наконец, экспедиция Иосифа вступила в самый южный хесеп страны фараонов, в хесеп Тахонт, в пределах нынешней Нубии, где находились великие водопады Нила и знаменитый «ниломер», устроенный еще при фараоне первой династии и обновленный при фараоне двенадцатой династии, Аменемхате.
Не доезжая водопадов, экспедиция должна была остановиться, потому что далее «Изида» следовать не могла и дальнейший путь нужно было совершать на ослах, ведомых черными как уголь туземцами. Это были совершенно нагие люди, с волосами наподобие шерсти и с кинжалами и дротиками. Кругом расстилалась мертвая пустыня с обнаженными из-под ярко-желтого песка огромными плитняками. По всему пути, вправо и влево, белели на ослепительном солнце кости людей и животных, погибших от зноя или растерзанных львами пустыни. Солнце стояло прямо над головами, совершенно не бросая тени, и жгло невыносимо. Издали доносился глухой рев порогов.
И здесь, как и при виде безграничности вод моря, душу Иосифа охватил ужас перед величием неведомого Бога. Что перед ним все боги Египта!