Сердце у меня замирало при воспоминании о словах графа, что мой дядя был убит.
— У меня теперь есть ещё больше причин желать этой семье самой суровой кары, — проговорила ожесточённо и сжала руки в кулаки.
Подняла взгляд на Джона и ощутила, как по щекам потекли злые слёзы. Он взял меня за руку и поцеловал пальцы. Потом вытер влагу с моего лица и прошептал:
— Моя родная, мне жаль, что тебе приходится испытывать эти чувства. Держись. Вместе мы справимся с любыми бедами.
Я кивнула, но внутри всё равно разрастался клубок горечи. Несколько минут мы молчали. Затем Джон сжал мои пальцы и произнёс странным голосом:
— Скорее всего это неподходящий момент... Хотя если говорить честно, для этого разговора никогда не будет подходящего момента.
— О чём ты? — спросила, не понимая, и сдвинула брови.
Супруг вздохнул и заговорил:
— Я узнал кое-что любопытное о графе Адаме Ловли. Эта информация сделает
тебе больно, родная, но я не вправе утаивать такое. Тем более, я уверен, что сам Адам хотел бы, чтобы ты всё узнала.
Тревога возникла вместе с любопытством. Повернулась всем корпусом к мужу и настороженно проговорила:
— Джон, ты меня пугаешь. Что случилось? Что ещё страшного ты узнал о моём дяде? Только не молчи, говори как есть! Не надо меня жалеть!
— Прежде чем скажу, хочу, чтобы ты вникла в мои слова и просьбу, хорошо?
Прищурилась, пытаясь угадать по его лицу, о чём он вообще толкует, но всё тщетно, супруг выглядел невозмутимо.
— Ла-а-дно, — протянула озадачено.
— Поступок Адама я не одобряю, но и не осуждаю. Он всё сделал именно так,
чтобы защитить тебя, Элизабет. Защитить от всех на свете.
Мне совсем не понравилась его прелюдия. В груди задавило от нехорошего предчувствия. Стиснула зубы от нетерпения и страха.
— Помнишь письма, которые ты нашла? — спросил Джон.
Нахмурила лоб и кивнула.
— Да, некая Августина Вельс писала дяде, — проговорила, не совсем понимая,
причём тут эта женщина.
— Августина Вельс и Адам Ловли — твои родители, — медленно, но очень осторожно, словно я была ребёнком, произнёс Джон.
За последнее время мой характер изменился, другой стала и сама моя душа. Вздорной девчонки не было и в помине, и теперь Джон мог увидеть перед собой женщину, которая начала думать. У меня не было причин не верить ему, потому я спокойно сказала:
— Расскажи всё с самого начала.
Он принялся рассказывать.
Глава 27
— Леди Элизабет Морган —
Пламя весело потрескивало в камине, и я, перечитав очередное письмо, поняла, что стала понемногу приходить в себя. От писем мои мысли перескочили на дядю... Надо же, отец... Тяжко мне будет, если позволю себе думать о нём в плохом свете. На мгновение я позволила гневу проникнуть в сердце, но тут же устыдилась. Адам Ловли любил меня. Баловал. Журил, но никогда не ругал и не обижал. И я прекрасно понимаю, почему он называл меня своей племянницей. В нашем мире жестоко относятся к бастардам, особенно, если связь была и вовсе незаконной. Замужняя леди родила от любовника! Это позор на все поколения. Джон был прав, дядя... точнее, отец, защищал меня. Защищал меня всегда.
Ведь скажи он мне правду раньше, я ещё совсем молодуха могла и проболтаться. Друзьям рассказать или в сердцах выкрикнуть. В общем, натворила бы я бед. А сейчас, став чуточку мудрее, и надеюсь, умнее, понимаю, как же дальновиден и прозорлив был граф Адам Ловли. Боюсь представить, что сказали бы поборники морали обо мне, узнай они правду. Меня бы тоже осуждали — ведь бастарды, по их мнению, нечисты по самому факту греховного появления на свет — ибо они будут вечно нести на себе бремя родительского греха.
Да и не смогла бы я в таком случае претендовать ни на какой-либо статус, ни на наследство, ни на легитимное признание. И всё высшее общество относилось бы ко мне, к дяде... отцу и матери с презрением.
— Ну что, Джон, ты закончил? — вернул меня из глубоких размышлений голос
Роберта.
Роберт опубликует горячую и шокирующую новость о семье Андонов утренним номером, наплевав на договорённость с другим изданием, что Роб выпускает свою газету вечером, а они утром. Эта новость взорвёт сначала Флористдейл, а потом и всё наше великое королевство Критания.
Естественно, в газете не будет указан источник. Но чтобы новость не была голословной, мы попутно до утра разошлём запись и пояснительные письма по всем ведомствам, в магистрат, в полицию, следственный комитет, прокуратуру, службу приставов, всем инвесторам, что были обмануты Андонами, и перед которыми эта семья очернила имя моего отца! Одним словом, шума семейству не избежать.
Джон «поколдовал» над записью. Удалил лишние разговоры, не имеющие никакого отношения к делу, оставил лишь признания Итана, где чётко звучат слова, что его семья по уши увязла в обмане перед короной‚ мошенничестве, преступлениях и прочих гнусностях.
— Закончил. Это последний, — усмехнулся супруг довольно и положил артефакт к остальным с записью в виде плоского кругляша размером меньше ладошки ребёнка. Вышла приличная горка из кругляшей.
— А мы закончили писать, — улыбнулась Эмилия.
Джайс как раз ставил точку в своём письме.
— Я тоже, — помахала своим листиком.
— Конверты подписал, — отчитался Эдриан.
— Ну а мы готовы паковать посылки, — подвигал бровями мистер Леви.
Миссис Хедсон нарезала бечёвки и приготовила упаковочную бумагу. И сургуч под рукой.
— Что ж, мы сработали оперативно, — довольным тоном произнёс Джон и выставил в центр стола почтовик, с которого можно только отправить посылки и письма.
Именно этот почтовик не имеет обратного адреса и, конечно же, не зарегистрирован. Хоть в записи и письмах и так всё будет понятно, откуда ноги растут, но всё же лучше пусть будет так.
И когда всё было сделано, все посылки отправлены, а статья для газеты написана, мы всей бандой: я, Джон, Эми и Джайс, миссис Хедсон и мистер Леви сели в экипаж и возница пустил своих лошадок рысью, направляясь в предрассветных сумерках в столицу.
Роберт Монс и его помощник Эдриан Фрости остались, чтобы не только быть в курсе всех событий и сообщать об этом нам, но и были назначены главными по присмотру за моими котами и псом. А в столице нас ждал друг Джона — маршал Хью Геринг.
— Дом семьи графа Андон —
Граф Ральф Андон всегда ценил утро. Он считал, что именно утро формирует весь день. Как утро встретишь, так и весь день проведёшь. Посему, граф приучил всех домашних подниматься с рассветом, завтракать рано и заниматься делами, чтобы успеть, как можно больше сделать. А планов у графа было много.
Интриги плести не так-то просто. Но ещё сложнее разгребать неудавшиеся планы и безмозглые выходки глупого отпрыска. Дал же господь сыночка! Ни ума, ни хватки, даже рожей не вышел. Весь в мать, весь в мать.
В доме графа все слуги держались очень прямо и на удивление отстранённо. Они все как один носили мышино-серую форму и выглядели практически как близнецы — кроткие, невзрачные, даже росту одинакового. Но потому они и были незаметными и не мешали господам жить в своё удовольствие.
Этим утром, не отличающимся от других, за столом во время завтрака царило благовоспитанное перешёптывание леди Ирис Андон с сыном.
Граф не любил громких разговоров во время трапезы и запрещал всем читать по утрам газеты. Нечего портить настроение и аппетит, всегда успеется получить дурные вести.
Стол, как и всегда, был украшен букетами белых роз. Сама трапеза состояла из трёх перемен блюд — салата, каши и десерта. Семейство держалось за столом так, будто они были как минимум монаршей семьёй, но глава семейства часто ловил себя на мысли, что он не отказался бы и от статуса бога.
А ровно в восемь утра, когда на завтрак подали десерт, перед особняком графа Андон возникла странная толчея — несколько карет, запряжёнными гордыми и статными лошадьми, устроили затор.
Одна за другой подкатывали кареты. Они въезжали во двор и останавливались прямо у крыльца. Экипажи были разномастными: у дома графа быстро появлялись всё новые и новые кареты властей, аристократов, газетчиков и не было у него разумного объяснения утренней активности столь разнообразного народа.
Всё встало на свои места, когда в дом ворвались маги в форме с активированными щитами и ордерами на арест.
— Именем короля! Всем оставаться на своих местах! Лорды, миледи, вы арестованы! — скомандовали оперативники по магическим расследованиям и государственной измене.
Сомкнувшаяся за их спинами толпа, перешептываясь, с живейшим любопытством взирала на предоставленное зрелище. Граф Ральф Андон вдруг стал замечать блестящие от возбуждения глаза, растянувшиеся в плотоядных усмешках губы. Все эти люди следили за ним и его семьёй, пытаясь уловить малейший неверный шаг или узнать все тонкости произошедшего.
Графом внезапно овладел лютый гнев. Он собрал всю мощь магии в своих руках и, активировав свой личный фамильный щит, медленно поднялся со своего места и процедил:
— Что происходит? Почему вы все вломились в мой дом и смеете предъявлять обвинение? И в чём, собственно, оно заключается? Немедленно объяснитесь, не то сильно пожалеете!
— Милорд, с утра поступило анонимное сообщение с доказательствами ваших преступлений. Вас во многих преступлениях обвиняют. Одно из них — укрытие обманным путём о залежах болотной руды с целью получения сверхприбыли.
Откуда они все узнали? Кто проболтался? Он же был так осторожен! Граф тут же заметил, как его ничтожество сынок спал с лица, побледнел, глаза выкатил и чуть ли за сердце не хватился. Ах, ты гадёныш!
А вот супруга решила сделать проще — она лишилась чувств.
— Не стоит говорить о вещах, о которых вы не знаете, — едва сохраняя спокойствие, произнёс граф, хотя внутри него бурлил океан лютых страстей. — Думаю, нам следует поговорить в более спокойной обстановке.
— Да, вы все едете с нами. Возражения не принимаются.