— А у нас принято петь, когда хочется, — я подошла к завалинке, где мне тут же нашлось место рядом с Каленом. — И для этого не обязательно музыкальное сопровождение.
Выражение лиц окружающих я уже не различала, только увидела, как белоснежные брови Калена поползли вверх от удивления. То ли он поражался моей бесцеремонности, то ли тому, что я действительно собираюсь петь без аккомпанемента. А я вспомнила, как приезжала к родителям, куда шумной компанией часто наваливались остальные наши родственники, дальние и не очень, и после бурного застолья мы пели русские народные песни. Хороший голос мне достался по наследству от мамы, а музыкальный слух отточили в соответствующей школе.
— Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов.
Зачем вы, девочки, красивых любите.
Не постоянная у них любовь.
Сняла решительно пиджак наброшенный,
Казаться гордою хватило сил.
Ему сказала я: «Всего хорошего!» -
А он прощения не попросил.
Ромашки сорваны, завяли лютики,
Вода холодная в реке рябит…
Зачем вы, девочки, красивых любите, -
Одни страдания от той любви.
Когда-то я не могла петь эту песню без слёз. Вспоминала мужа, пела и плакала. Потом болезненная зависимость от бывшего прошла, но манера исполнения осталась. Собственные пережитые страдания так и звучали в песне, придавая ей ещё больше задушевности и проникновенности, чем задумали авторы.
— У госпожи необычайно красивый голос, — с нескрываемым восхищением произнёс Кален. Он говорил очень тихо, словно боялся нарушить молчание, которое за время моего пения стало ещё более глубоким, чем когда я пришла сюда.
— Да, ладно! — отмахнулась в ответ.
Тут отмерли остальные и принялись наперебой расхваливать меня и мой талант. Не зная, отнести их лесть на счёт моих способностей, или на счёт авторитета жены наместника, я решила вернуться обратно в зал, хотя уходить не хотелось.
Рена я к своей нечаянной радости обнаружила в гордом одиночестве. Стол был заставлен самыми разнообразными блюдами, начиная от салатов, продолжая мясом, птицей, рыбой и заканчивая десертами и вином. Надо будет выучить тот таинственный знак, который Рен показал официанту и имевший такой обильный результат.
— В том мире у тебя остался возлюбленный?
Услышав вопрос, я едва не подавилась, отложила вилку и посмотрела на селестина. Молчал, молчал и на тебе, выдал! Кстати, что это? Обычное любопытство или неподдельный интерес?
— Нет, муж, — сделала паузу, исподтишка наблюдая за реакцией Рена. Бровью-то он, может, и не повёл, но губы поджал и едва заметно напрягся. Отследив всё это, я добавила: — Бывший муж.
— Ты пела так, будто…
— Мм?
Поесть мне сегодня не дадут. Ну и ладно, не больно-то хочется.
— Словно испытываешь сильные чувства по отношению к мужчине, — закончил Рен (надо отдать ему честь) очень ровно. Редко какой мужчина способен разговаривать на подобные темы, не спотыкаясь.
— Когда-то испытывала, — не стала лукавить я. — Теперь прошло.
Очередной зевок заставил меня окончательно отложить вилку в сторону.
— Как же я устала и хочу спать, — сказала, поднимаясь из-за стола.
— Ты так ничего и не съела, — заметил селестин.
— Не хочу, — мотнула я головой. — Проводишь?
Рен согласно кивнул, поднялся следом и предложил свою руку, на которую я с нескрываемым облегчением и удовольствием оперлась. Усталость накрыла внезапно. Ноги тут же стали ватными, а тело — неподъёмным. Пение словно высосало из меня остатки сил. А может, виной тому была пара глотков вина, которые я сделала практически натощак? Почувствовав моё состояние, Рен неожиданно подхватил меня на руки и понёс вверх по лестнице. Я успела заметить несколько лиц обслуги, провожающих нас любопытными взглядами. Был среди них и любопытный тощий официант.
Глава 13
Тот, кто придумал выражение «бабочки в животе», в трёх словах метко и ёмко описал ощущения, возникшие у меня, когда я оказалась у Рена на руках. Осознание того, что он мой муж, и вследствие этого имеет законную власть над моим телом, так же как и я над его, поневоле приводило в чувственный трепет. Если сейчас, отнеся меня в комнату, он не уйдёт, а останется, я не смогу и не захочу сказать «нет». Вино или усталость будут тому причиной, неважно. Я знала одно: стоит Рену ЭТОГО пожелать, и я сдамся, несмотря на все веские доводы против, что высказывала прежде.
Была надежда на Клоу, но и та не оправдалась. Увидев нас, селестина поспешила покинуть комнату. Эй, куда? А кто поможет мне раздеться? Кстати, Рен, опустив меня на кровать, тоже собрался уходить. И тут я ляпнула:
— Останься.
— Зачем? — замер муж на полдороги к двери.
— Затем, чтобы утереть нос кейсеру, — нашлась я, сама не зная, что скрывается за моим предложением остаться. — Из-за того, что ты последнее время сторонишься меня, он уже считает, что я его собственность.
— Исполняю твоё желание, — невозмутимо пожал плечами Рен.
— Слишком ретиво и охотно ты принялся его исполнять, — усмехнулась я. — Даже Эжени к этому делу подключил.
— Ревнуешь? — на губах селестина заиграла ироничная полуулыбка.
Может, кто-то другой на моём месте стал бы отрицать подобное предположение, ведь ревность считается чувством сугубо негативным, однако, это не мой случай.
— Да, — просто ответила я.
Рен быстро преодолел разделяющее нас расстояние. Я продолжала лежать на кровати, повернувшись на бок и подперев голову рукой. Селестин так низко наклонился, что я упала обратно на спину. Распущенные белые волосы скользнули мне на грудь.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь, — раздражённо произнёс он. Алые глаза горели мрачным огнём.
— Знаю.
— И что же?
— Вернуться домой.
— Этот вопрос мы уже решаем. Что ты хочешь прямо сейчас?
Его жаркое дыхание опалило моё лицо.
— Хочу, чтобы Эжени перестала липнуть к тебе, а кейсер ко мне! — заявила я. Откатиться в сторону не получится. Его руки припечатали покрывало с обеих сторон. А находиться в такой непосредственной близости с красивым мужчиной, который в придачу является законным мужем, становилось всё невыносимее. Сейчас я предам все свои надуманные принципы, а потом буду жалеть…
— И что ты предлагаешь? — вкрадчиво поинтересовался Рен.
— Создать видимость полноценной супружеской жизни, — невинно хлопнула я глазами.
— Только лишь видимость? — склоняясь ещё ниже, уточнил селестин.
— Ну, учитывая твою трепетную любовь к бывшей невесте…, - не удержалась я от лёгкого сарказма в голосе. — Потом, когда поженитесь, сможешь с гордостью заявить, что остался ей верен.
— Кажется, раньше проблема была не во мне, а в тебе, — прорычал Рен, рывком приподнял меня с кровати, прижал к себе и впился в губы жёстким поцелуем. Прежде он так не целовался, действуя гораздо нежнее и медленнее. Тут, как с цепи сорвался. Должно быть, сказалось долгое воздержание.
Я упёрлась руками в мужскую грудь, но сил оттолкнуть не было. На вялые попытки сопротивляться, Рен лишь рассмеялся мне в губы, опускаясь рядом на кровать.
— Ты же сама этого жаждешь, — прошептал он, по-прежнему сжимая так, словно хотел сломать.
— Отпусти. Мне больно, — пискнула я.
Неожиданно Рен послушался и убрал руки.
— Успокойся. Сейчас ничего не будет. Я подожду, когда попросишь об ЭТОМ сама, — медленно произнес он, пристально глядя в глаза. — Спи.
Я не успела ничего возразить, а хотелось. Он, что не знает, что женское «нет» зачастую означает «да» и наоборот? Возмущённо вздохнув, я почувствовала, как веки сами собой закрываются, а приятная сонливость постепенно окутывает сознание до полной отключки.
Меня разбудил удар камнем в стекло. Охая, чуть ли не на корячках, я добралась до окна. Противная селестина была права, после вчерашней скачки тело, отвыкшее от тренировок, жутко болело и ныло.
Кто там вздумал с утра пораньше кидаться камнями? Я открыла оконную створку и выглянула наружу. Внизу стоял кейсер с таким видом, будто мы с ним о чём-то заранее договаривались, а я проспала.
— Идём купаться! Тут недалеко!
Я чуть не выпала из окна, ещё раз убеждаясь, что мои утверждения о том, что Эл уже считает меня своей собственностью, имеют под собой прочное и веское основание. Прохладный ветер дунул в лицо, и только тогда я осознала, что из одежды на мне лишь нижнее платье из тончайшего батиста. Рен всё-таки позаботился раздеть меня.
Я отрицательно мотнула головой на предложение кейсера.
— Постучите по другим окнам, Вашество. Авось, кто и согласится.
— Я рассчитывал на твою компанию, котёнок, — нахально осклабился селестин.
Если бы под рукой у меня был цветочный горшок, я бы непременно запустила им в эту наглую рожу. Раньше он хотя бы наедине называл меня котёнком, теперь же сделал это громко на всю округу. Однако рядом у меня оказалось кое-что получше, вернее кое-кто…
— Доброе утро, Ваша светлость, — раздался за спиной голос Рена, он обнял меня за талию, прижимая к своей обнажённой груди. — Спасибо за предложение. Мы искупаемся позже. Сейчас, как вы понимаете нам не до этого.
Моей макушки коснулись лёгким поцелуем. Ухмылка на лице кейсера неестественно застыла.
— Дорогая, ты совсем замёрзла, — предельно вежливый тон голоса, каким Рен разговаривал с Элом, сменился на ласковый и нежный. — Идём, я тебя согрею.
Я видела, как кейсер с досадой тряхнул гривой иссиня-чёрных волос и, больше ни слова не говоря, пошёл прочь. Рен тут же выпустил меня из своих тёплых объятий и закрыл окно.
— Ты была права на счёт Эла, — задумчиво произнёс он.
Я с удивлением глядела на селестина в одном лишь нижнем белье. Он провёл здесь ночь? А я так крепко спала, что узнала об этом только сейчас, хотя кровати на постоялом дворе не отличались достаточным простором, чтобы можно было свободно разместиться вдвоём.
— Хорошо, что я был здесь. Элу полезно немного остыть, — подытожил Рен. — Кстати, как ты себя чувствуешь?