ение Каррона? Он в доле?
Пока я мучилась вопросами, мы подъехали к подножию гор, поросшему густой растительностью, миновали вброд мелкую речушку и сквозь спутанные заросли кустарника попали в узкое ущелье. Здесь дул сильный холодный ветер. Дорога была каменистой, лошади перешли на шаг. Меня била крупная дрожь. Мокрая одежда неприятно липла к телу, а из-за ветра казалась ледяной. В ущелье растительности практически не было, с обеих сторон неприступными стенами высились голые скалы. Мне уже неважно было, куда ехать, лишь бы поскорее приехать, вылезти из седла и согреться.
Неожиданно ущелье раздвинулось, являя взору небольшую, зелёную долину, со всех сторон окружённую горами. По левую сторону лепилась к скалистым кручам деревенька. Увидев дымки над крышами, я с облегчением вздохнула. Наконец-то отдых, тепло, еда. Как же я ошибалась! Вместо тёплой печки, о которой я мечтала, завидев жильё, мне пришлось довольствоваться старым сараем, в котором хранилась сельскохозяйственная утварь. Туда меня загнали всё теми же рогатинами. Похоже, мохначи опасались дотрагиваться до своей пленницы руками. Ни сухой одежды, ни еды, ни воды мне не дали. Сарай продувался насквозь через широкие в два пальца толщиной щели. Несколько пыльных мешков, очевидно из-под картошки служили мне подстилкой. Я попыталась в них завернуться и хоть немного согреться. Бесполезно. Тело продолжала бить сильная дрожь, желудок сводило от голода. Уснуть или хоть на какое-то время забыться из-за пережитых потрясений не получалось. Они что там с ума сошли? Я так недолго протяну.
Снаружи послышалась возня, крик, ругань. Я замерла, ожидая, что сейчас будет. Дверь сарая приоткрылась, в образовавшуюся щель забросили одеяло, кусок хлеба и поставили миску с водой. Как собаке…или кто у них там лакает из мисок. Больше всего я обрадовалась одеялу. Чёрствый хлеб, извалявшийся в пыли, пришлось сначала, как следует, очистить. Вода была жутко холодной, очевидно колодезной, я сделала лишь пару глотков. Долго куталась в тонкое, дырявое одеяло. Окончательно согреться всё равно не получилось. Не заметила, как уснула.
Проснулась утром больной. Знобило, голова кружилась, в груди неприятно жгло. У двери помимо миски с водой, стояла ещё одна с чем-то напоминающим овсяную кашу. Я не притронулась к еде. Понимая, что в моём состоянии необходимо больше пить, не смогла заставить себя подняться и подойти к воде. Лежала и смотрела в стену, ощущая внутри полное безразличие к происходящему и бесконечную усталость. Неужели я сдалась? А как же Сашка, родители? Сознание то и дело затуманивалось, мне чудилось, что я встаю, иду к дверям, беру миску, пью…Похоже, от высокой температуры начался бред. Не знаю, сколько времени я так пролежала. Извне доносились голоса, лай собак, ржание лошадей. Однако близко к сараю никто не подходил. Сквозь щели я видела, что вновь начало темнеть, когда послышался приближающийся шум. Вспомнили о пленнице? Обед же мне так и не принесли.
Вдруг, один из голосов показался мне знакомым. Я даже дёрнулась, чтобы подняться. Голова отозвалась острой болью, и я осталась лежать. Дверь резко распахнулась, на пороге возник кейсер. Его лицо было перекошено от бешенства, глаза сверкали. Позади в согбенных позах сильно провинившихся замерли мохначи. Звякнули миски, пинком откинутые прочь.
Считав выражение лица Эла, мой больной мозг отнёс его на наш счёт: пришли убивать. Я села и отползла назад, уткнувшись спиной в стену, не столько испугавшись, сколько пытаясь отсрочить неизбежное. Сдаваться вот так сразу не в моём характере. Под рукой оказались вилы, хотела их поднять, чтобы наставить на приближающегося селестина, однако не хватило сил. Деревянный черенок глухо стукнул об пол.
Эл опустился на корточки передо мной, с неподдельной тревогой заглянул в лицо.
— Так и знала, что это ты, — прошептала я, прежде чем потерять сознание.
Глава 16
Очнулась от прикосновения чего-то холодного и мокрого. Вокруг царил полумрак, где-то сбоку слабо разбавленный светом горящего огня. На потолке плясали тени от языков пламени. По ощущениям я была полностью обнажена и лежала на кровати. Тут в поле моего зрения попал Эл. Оказалось, это он обтирал моё тело прохладной водой. Неужели больше некому?! Впрочем, не важно, мне было так холодно, что я думала только о том, как согреться.
— Укрой меня, — простонала я, удивляясь насколько сипло и тихо звучит голос.
Эл молча продолжал своё дело. Попыталась свернуться калачиком, мне не позволили, бережно, но настойчиво заставляя вновь выпрямиться и лечь на спину. Наконец, мучения закончились. Эл укутал меня в одеяло и посадил к себе на колени.
— Пей.
К губам приставили кружку с терпко пахнущей травами жидкостью, на вкус оказавшуюся и кислой, и горькой одновременно. Я послушно пила, и, как мне показалось, выпила достаточно много. Попыталась отстраниться.
— Ещё.
Эл обнимал меня одной рукой. Голова упиралась ему в плечо, и деваться было решительно некуда.
— Не могу, — прохрипела я.
— Можешь, котёнок, — в голосе селестина послышалась ранее никогда не присущая ему нежность. — Ради себя.
И я снова пила, пока меня не затошнило.
— Отпусти, — попросила я.
Эл уложил меня обратно на кровать, подоткнул со всех сторон одеяло, но тело всё равно трясло в сильнейшем ознобе. Голова налилась свинцовой тяжестью, а в груди разгорался костёр. Вот только воспаления лёгких мне не хватало…
— Эл, мне холодно. Дай ещё одеяло.
— Тебе нельзя сейчас перегреваться. Потерпи. Скоро станет легче, — уговаривал селестин.
Но что мне его уговоры! Сначала почти убил руками своих приспешников, а теперь, вдруг, кинулся лечить. Я хотела одного, я хотела согреться. Позади послышались странные шорохи. Следом я почувствовала, как матрас или перина (что у них тут используется для сна?) прогибается под опускающимся на него чужим телом. Меня заключают в кольцо прохладных рук, прижимая к мужской обнажённой груди. Я дёрнулась, бесполезно, объятия стали лишь крепче.
— Спи и не о чём не думай, — шепнул Эл мне в волосы где-то в районе макушки. Он прижимал меня к себе без всякого сексуального подтекста, не как мужчина женщину, а как родитель дитя. Его руки легли поверх моих, скрещенных на груди, а тело прильнуло максимально близко со стороны спины. Я с облегчением почувствовала, что Эл разделся не полностью, какие-никакие штаны на нём оставались. И ещё я поняла, что медленно, но верно расслабляюсь в его объятиях, а озноб отступает.
— Гад…какой же ты гад…, - простонала я, зная, что никуда не денусь и придётся спать так.
Ночью мне приснился Рен. Тот самый постоялый двор, я опять у него на руках. Только во сне он оказался более настойчивым и требовательным, чем наяву. Да уж, игры воспалённого сознания… Или подсознания? Видимо, сон снился под утро, потому что очнулась я, до сих пор ощущая горячую пульсацию в низу живота, а по всему телу волнами разливалась сладкая нега. Хотя, утро ли это было? Меня окружала кромешная темень. Пошарив рукой, я обнаружила, что лежу одна, а простыня и одеяло вымокли насквозь — за ночь я знатно пропотела. Зато спал жар. Во рту было сухо и отдавало горечью, в горле першило. Стоило сесть, как я зашлась в неудержимом кашле. Он практически лишил меня скопившихся за ночь сил.
Раздался звук открывающейся двери. На пороге стояла низенькая плотная женщина в белой блузе с широкими рукавами, цветастой безрукавке поверх неё и пышной юбке выше лодыжек. В руках она держала ярко горящую лампаду из стекла, освещавшую её круглое полное лицо с маленькими глазками под кустистыми бровями.
— Госпожа, как вы себя чувствуете?
Говорила женщина на знакомом мне языке с лёгким акцентом.
Какое-то время я молчала, разглядывая незнакомку. Выглядела она весьма дружелюбно.
— Я так понимаю, тебя прислали ухаживать за мной?
Вот это голос, как у прокуренной алкоголички — грубый и хриплый.
— Да.
— Скажи, где я?
— В деревне.
Женщина поставила светильник на прикроватную тумбочку, налила из стоявшего тут же кувшина в кружку воды и протянула мне. Да она умеет угадывать желания!
— То, что в деревне, я и без тебя знаю, — говорить приходилось, с трудом сдерживая рвущийся наружу кашель. — Вы лорки?
— Да, госпожа, — покорно склонила голову незнакомка.
— Вы служите Элу? — спросила прямо, сберегая силы.
Лорка бросила на меня испуганный взгляд.
— Мы служим великому властелину Эллариону.
— Это сути дела не меняет, — пробормотала я и снова закашлялась.
Когда приступ прошёл, я потребовала:
— Хочу увидеть вашего властелина. Отведи меня к нему.
— Но госпожа, вам надо отдыхать! — всплеснула руками лорка. — Вам нельзя вставать ещё дня два, а то и три!
— Жара нет, я чувствую себя отлично, — давая понять, что отговаривать меня бесполезно, безапелляционно заявила я. — Только сначала мне надо помыться.
— Помыться?! Но, госпожа…
— Как тебя зовут?
— Дара.
— Ну, так вот, Дара. Не болтай попусту, а быстренько организуй мне ванну, тазик, лохань, бадью — из чего тут у вас моются.
Мой непререкаемый тон голоса заставил Дару прикусить язык и отправиться исполнять приказания.
Я снова осталась одна. Было время подумать. Великий властелин…Ну, Эл…Нашёл способ сполна удовлетворять своё эго, господствуя над недалёкими диковатыми лорками. Зачем он меня похитил? Превратить в рабыню? Помниться Рен говорил мне о его мечте иметь рабыню-шейри. Тогда чем объяснить его вчерашнюю заботу и нежность, словно продиктованные чувством вины? Испытывать вину перед рабыней за некомфортные условия содержания? Бред! Мог бы поручить меня той же Даре, а не ухаживать сам. Значит, я нужна ему для другого. Например, тех же экспериментов, и обязательно здоровая и сильная. Вот он и беспокоится.
Интересно, Рен меня ищет? Теперь даже не знаю, хорошо это или плохо. Может, лучше оставаться с Элом, с которым у меня хоть немного совпадают цели и планы на будущее. Хотя, сначала надо выяснить, для чего он меня выкрал.