— Мама!
— Алло. Таня, ты что ли? Ты куда пропала, гулёна? На звонки не отвечаешь. Ну, ладно, я как женщина, тебя понимаю. Но отец уж в розыск собирался подавать, — в своей привычной манере отчитала меня мама.
— Мамуль, я тоже тебя люблю. Дай Саньку.
— Он во дворе в снежки играет. Снега-то сколько навалило…
Я глянула в окно. Действительно, на ветках деревьев, крышах домов лежало толстое пуховое снежное одеяло.
— Я к вам сейчас приеду.
— По такой-то погоде? Дороги, вряд ли, успели расчистить. Приезжай завтра, как и собиралась.
Значит, сегодня четверг. Ладно, хоть с этим разобрались.
— Я соскучилась.
— Ну, как знаешь.
Если я останусь здесь одна, я сойду с ума. Я даже не смогла обнять Его напоследок. Отпустила перила, шагнула, и всё пропало. Лишь ощущение стремительного полёта по спирали, будто меня постепенно засасывало в невидимую воронку. Вжик и я здесь — в своей ванной.
Как непривычно застёгивать молнию на джинсах и пуговицы на жакете. Я успела отвыкнуть за время пребывания в лете от тёплых вещей — куртки, шапки и перчаток. Лишь на пороге квартиры вспомнила про ключи от машины, права, регистратор и магнитолу.
— Как тихо у вас. Сразу видно, что ребёнок в отъезде.
Я вздрогнула от скрипучего голоса соседки по площадке. Она высунула свой любопытный нос из квартиры, когда я закрывала дверь.
— И вас что-то не видно было. Тоже уезжали? К маме с папой?
Я взглянула на пожилую женщину. Красновато-рыжие, крашеные хной короткие волосы и неизменный тёмно-зелёный халат в мелкий цветочек. Скучно ей, вот и подлавливает соседей для разговоров.
— Да вы никак на курорте побывали? Загорели, похорошели.
— Да-да, на курорте, — рассеянно ответила я, шагнув к лифту.
— Курорт — это хорошо. Вот раньше в молодости и я…
Спасло меня то, что лифт оказался на нашем этаже. Звук открывающихся и захлопывающихся дверей заглушил голос словоохотливой соседки. Я прислонилась плечом к стенке кабины. Тяжелее всего будет в такие минуты, когда я буду оставаться наедине сама с собой, со своими мыслями и воспоминаниями. С пониманием того, что невозможно что-то изменить…
Лишь по местоположению опознала в большом сугробе свою машину. Погода расстаралась, решила выдать аванс снега за будущий год. Приличный такой аванс, примерно с четверть нормы. Об этом мне вещал сосед по стоянке, пока я чистила свою ласточку.
Почему меня так раздражают все эти разговоры: о погоде, о курорте? Всё это такая ерунда, такая мелочь…
На дорогах действительно случился аврал. Я врубила музыку погромче и приготовилась к муторному стоянию в пробке. Примерно через час, выбралась из города. На трассе движение стало пооживлённее. Санька, мама, папа. Неужели я их скоро увижу? Я надеялась, что они избавят меня от той пустоты, что образовалась внутри, заполнят её собой. Но не случится ли так, что, занимая в моём сердце свои привычные ниши, они не смогут охватить ещё и эту?
Глава 25
Родители жили в большом посёлке в часе езды от города, в доме у леса с высоким крыльцом и открытой террасой со стороны фасада. Обзору с неё не мешал даже высокий забор из ярко-синего профлиста.
Я бросила машину у ворот, не желая тратить время на то, чтобы загнать её во двор. Бегом поднялась по знакомо скрипнувшим ступенькам, и вошла в дом.
— Кто там? Таня, ты что ли? — донёсся из кухни мамин голос.
И следом:
— Мама!
У меня сердце замерло, а потом бешено заколотилось.
Сашка! Если бы не Эл, я бы могла его больше не увидеть.
— Сумасшедшая, — в коридор вышел отец с газетой в руках. — По такой дороге поздно вечером…
К тому времени я уже скинула сапоги. Подошла, молча обняла и побежала на кухню.
Сын сидел за столом, забравшись с ногами на табуретку, и уплетал за обе щёки курицу с картошкой.
— Нагулялся, проголодался, — пояснила мама дюжий аппетит внука.
— И поправился, — хмыкнула я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы радости. — Привет.
Я чмокнула сына в макушку и взъерошила тёмно-русые отросшие волосы. «Пора в парикмахерскую» — мелькнула мысль.
Всё обязательно вернётся на круги своя: дитё, работа, дом. Каждодневные житейские заботы вытеснят из головы и сердца случившуюся со мной сказку.
— Мам, — Сашка поднял на меня прозрачно-голубые глаза. — Я там такую кучу снега нагрёб и сделал в ней пещеру. Я тебе завтра покажу.
— Обязательно покажешь.
Я смотрела и не могла насмотреться на своё сокровище.
— Ну, прям, как будто сто лет не виделись, — шутливо возмутилась мама, когда я в очередной раз обняла Саньку.
Сидели в гостиной перед тихо жужжащим чисто для фона телевизором.
— Ему, вообще-то, спать пора, а ты не пускаешь.
— Да не хочу я спать, — не сумев подавить зевок, откликнулся мальчишка.
Мы рассмеялись.
— Ладно, иди уже, чисти зубы, — скомандовала я.
Уложив сына в постель, я поняла, что самой мне пока не уснуть. Тихо прошла в коридор, натянула на себя старую мамину шубу до пят и валенки.
На улице было светло от свежевыпавшего снега. Зима передумала сдавать позиции, и кожу лица ощутимо покалывало. Скрипнула дверь.
— Рассказывай, что произошло.
Маму не проведёшь, она с первого взгляда поняла, что с дочерью что-то не так.
— Мам, ты веришь в сказки?
— В принца на белом коне, что ли? — облокачиваясь рядом со мной на перила террасы, уточнила родительница. — Нет. Опять напоролась на мерзавца?
— Почему опять-то? — возмутилась я.
— Так мерзавец или нет?
— Ещё какой…, - перед мысленным взором возник ехидно улыбающийся Эл.
— Дочь, я надеюсь, ты не наделала глупостей? — строгим голосом, но чисто для проформы, спросила мама.
— Мамуль, я не в том возрасте, чтобы называть то, в чём ты меня подозреваешь, глупостью, — улыбнулась я.
— А как это называть? Поправкой здоровья?
Мы рассмеялись.
— Кто он?
— Мужчина.
— Влюбилась?
— Кажется…
— Женат?
— Нет.
— Так в чём проблема?
Я вздохнула. И ведь не расскажешь.
— Мы не можем быть вместе.
— Это он тебе так сказал? Тогда выкинь его из головы! — уверенно заявила мама.
Не могу. По крайней мере, пока. И вообще-то ничего такого он не говорил.
— Танюша, если бы он тебя любил, то сделал бы всё, чтобы быть рядом, — заверила меня мудрая женщина, увлекая в дом. — Идём спать. Время лечит даже от любви.
А от хандры лечит водка! Так заявила мне подруга Лариска, при первой же нашей встрече заметив моё подавленное состояние. Прошёл почти месяц после моего возвращения домой. Жизнь постепенно входила в свою колею, пробуксовывая по ночам рвущими душу на части сновидениями.
— Идём в бар, напиваемся, и всю твою депрессуху как рукой снимет.
— С чего ты взяла, что я деперссую? — и не подумала я соглашаться с диагнозом.
Разговор происходил вечером на кухне у меня дома. Лариска заехала в гости по нашим общим бизнес-вуменским делам, полчаса сверлила меня пристальным взглядом ярко-подкрашенных зелёных глаз и вынесла вердикт о моём психическом состоянии.
— Потому что, — подруга не стала утруждать себя долгими объяснениями. — Позовём с собой Соню и в «Камелот».
— Не хочу Соню, — разливая чай по кружкам, возразила я.
— С ней весело.
— С ней опасно. Ты разве не помнишь, что было в прошлый раз?
В прошлый раз — это полгода назад. Наша общая приятельница Соня, очень сильно переживающая по поводу своего заканчивающегося репродуктивного периода жизни и отсутствия на горизонте подходящего, а главное, согласного на продолжение рода мужчины, напилась и доставила нам с Ларисой кучу неприятностей. Я тогда зареклась ходить вместе с ней в общественные места, где предполагалось распитие спиртных напитков. На свою кухню пускала, но продолжений в виде посещения злачных мест не приветствовала.
— Да ладно тебе. Не будь ханжой, — махнула на меня рукой Лариска.
Эта рыжая бестия могла уговорить кого угодно на что угодно. Я и сама не поняла как согласилась. Но в следующие же после случившегося разговора выходные мы отправились в «Камелот». Втроём.
Подруги встречали меня у входа в бар-ресторан. Конец апреля был тёплым и сухим, что позволило Лариске щеголять в лёгких туфельках на высоченной шпильке и коротеньком пальто, из-под которого виднелись лишь ноги в чёрных сетчатых чулках. Представляю, какой длины у неё платье. И этой женщине тридцать пять лет. Но фигура у неё действительно потрясающая. Самое интересное, что при всём своём вызывающем виде, Лариса — верная супруга и хорошая мать. Таковы нравы современного общества, что границы различий в отношении одежды, подходящей для определённого возраста и статуса, до неприличия стёрлись. Я в своём жемчужно-сером платье до колена рядом с ней буду выглядеть монашкой.
Коротко-стриженная брюнетка Соня была одета скромнее: в чёрные узкие брюки, невыгодно подчеркнувшие её пышные бёдра и короткую кожаную курточку красного цвета. Она была хорошей наша Соня, но слишком зацикленной на желании выйти замуж. Мужики это чувствовали и бежали прочь.
— Чего так долго? — напустилась на меня Лариска. — Мы тут уже минут сорок торчим.
— Зато подышали свежим воздухом, — невозмутимо отозвалась я. — Идёмте.
Внутри «Камелот» был отделан под средневековую старину. Столы и стулья задрапированы тканью, на стенах портьеры с изображением королевских регалий: короны, державы и скипетра. Под потолком тяжёлые люстры с лампочками в виде свечей. Официанты одеты в исторические костюмы, меню изложено кудрявыми буквами.
Пока ждали заказ, Лариса разлила по стопкам водку.
— За нас — за бабс, — толкнула она тост.
Я пригубила рюмку и поморщилась. Какая гадость! Девчонки между тем залпом осушили свои.
— Хорошо пошла, — одобрила выбор спиртного Соня. — Недаром таких деньжищ стоит. Ты чего?
Она посмотрела на мою недовольную физиономию. Я отставила водку в сторону.