Все последующие за переселением события и открытия породили у меня безудержный хохот, который причинял неудобства, но остановиться я была не в состоянии.
Судите сами: на колоссальное витражное окно установили кованую декоративную решетку, видимо полагая, что я мигом встряхнусь, взбодрюсь и в коматозном состоянии устрою через окно экстренный спуск на простынях (давайте угадаем с трех раз, кто же это так решил подстраховаться?).
Я, конечно, девушка спортивная, кто ж спорит, но настолько еще не сбрендила. При непрекращающейся слабости мне лишь доблестных свершений не хватало. И подвиг Гастелло в моем исполнении тоже что-то не впечатлял.
Кайла поселили тут же, в пустующий будуар, и проинструктировали самым взыскательным образом по поводу меня и прилагающихся к моей невинной рожице мелких пакостей с большими последствиями. Кайл безотложно проникся и принялся бдеть, реагируя на малейший шорох со стороны кровати. Но значительнее всего уморили даже не эти предосторожности, а повеление Кондрада на случай посещения мной туалета.
Сначала я поинтересовалась:
— Поскольку я уже в сознании, могу я навестить заведение, скрытое за во-он той дверкой?
Естественно, меня туда немедленно отнесли, помогли выпутаться из бинтов, усадили и стали дожидаться окончания процесса. При столь пристальном наблюдении процесс как-то не желал проистекать гладко и интенсивно, видно, стеснялся со мной на пару.
— Хм, Кондрад, ты бы не мог оставить меня одну?
Последовавший безапелляционный отказ:
— Нет! — вверг меня в неподдельное изумление, вызвав вытекающий логичный вопрос:
— Почему?
— Потому что ты еще чрезвычайно слаба, и велика вероятность потери сознания и падения, — пояснил мужчина, не ослабляя надзора.
Уразумев бесполезность спора, смирилась с неизбежным злом, лишь попросив:
— Ну, хоть отвернуться ты можешь?
Мою просьбу, подкрепленную умоляющим взглядом, удовлетворили, всем обликом демонстрируя недовольство и бурча под нос о капризах и выкрутасах. По завершении меня завернули и водворили на кровать. Затем, приказав Кайлу приблизиться, адресовались ко мне:
— Значит, так! На будущее, если у тебя возникнет потребность вновь посетить туалет, сообщи об этом Кайлу безотлагательно. — Кондрад перенес внимание на застывшего от усердия телохранителя: — Услышав ее просьбу, тебе вменяется в обязанность разыскать меня и поставить в известность.
Давясь от смеха и прокрутив в мозгу цепочку действий, я сообразила, что помощь в столь нелегком деле мне уже не понадобится где-то на середине цикла, о чем и проинформировала великого «стратега»:
— А если тебя не будет поблизости, что тогда делать?
После интенсивного раздумья «стратег» отреагировал:
— Тогда найдешь Цесариуса.
Приступ смеха грозил перейти в стадию пароксизма и вызвал недоумение:
— Что теперь не так?
Поморгав невинно глазами, разжевала:
— А если и Цесариуса нет поблизости? До его башни далеко.
Властелин взял тайм-аут. В то время на свою беду появился эскулап с кружкой отвара и сподобился услышать воистину «мудрое» решение:
— Цесариус, ты переезжаешь в соседнее помещение.
Ничего не понимающий алхимик сумел выдавить:
— Зачем?
Логике ответа следовало позавидовать:
— Оно больше, и ты будешь ближе к Илоне. Возьмешь десяток воинов в помощники и приступай к переноске вещей.
Цесариус честно силился вдолбить несуразность подобного постановления:
— Но я же занимаюсь наукой, экспериментирую, составляю лекарства — процесс работы сопровождается неприятными запахами, выделением ядовитых веществ и шумом. К тому же у меня в лаборатории много необходимых предметов, оборудование. Наконец, я там привык!
Зря старался, один чрезвычайно умный и логичный человек решил посостязаться в упрямстве с козлами и баранами:
— Не желаю слушать никаких возражений! Будет по-моему, и точка! Возьми больше людей и начинай!
Искренне жалея старого ученого, я выдвинула конструктивное предложение:
— Давайте будем проще! Кайл доведет или донесет меня до места, а там уж я как-нибудь сама разберусь.
В мою сторону незамедлительно рявкнули:
— Вот именно — «как-нибудь»! Если тебе голова не дорога, то я посодействую ее отвинтить!
Пришлось немедля отреагировать:
— Фиг тебе, я к ней привыкла, все же восемнадцать лет с ней прожила в согласии. — Кое-кто сопроводил озвученную мною информацию исключительно недоверчивым взглядом. — Ну почти в согласии, исключая мелкие нюансы.
На этой ноте спор завершился со счетом один ноль в пользу Кондрада.
В итоге Цесариус переехал, нервируя дворцовых обитателей взрывами и беспощадно истязая неэстетичными запахами, а Кайл гонялся за Властелином при любом мизерном намеке на мое самоуправство. Меня по-прежнему купали и намазывали кремами и притираниями, но через неделю хоть пеленать перестали.
Раны подживали и чесались, но не болели, зато все сильнее ныла душа. Я соскучилась по дому, родителям, братьям. Мучило сомнение о возможности возвращения в привычную жизнь, и еще… Я крепче и крепче привязывалась к Кондраду, умом постигая утопичность наших отношений, а сердцем проигрывая схватку.
Он тетешкался со мной, думаю, ощущая чувство вины, но я шла на поправку. Не семимильными шагами, но шла. Вскоре все закончится и вернется на круги своя. Недаром же он частенько исчезал в неизвестном направлении — вероятнее всего, искал принцессу, ведомый идеей фикс о возрождении королевской семьи в Лайе. Что в этом случае ожидало меня? Ничего хорошего: застряну в этом мире и буду тускло прозябать в тени венценосной фамилии, отчаянно завидуя Иалоне.
Зависть — гадкое чувство, являющееся смертным грехом, а уж по отношению к знакомому или близкому человеку вообще омерзительна. Да, формально я атеистка, но грехи церковные соответствовали моему представлению о нарушениях морально-этических норм. Всю свою короткую жизнь я стремилась придерживаться заповедей, а в настоящее время безоглядно скатывалась в уныние и зависть. Безусловно, мрачные мысли и бурные переживания не могли не отразиться на выздоровлении. Я потеряла аппетит, и теперь Кондрад, Цесариус и Кайл насильно пичкали меня бульонами, протертыми супами и отварным птичьим мясом. У-у-у, мироеды, вооруженные ложкой и тарелкой! За потерей аппетита подоспело безразличие к происходящему вокруг, оно перешло в неподдельную депрессию, и не знаю, сколько бы она протекала, если бы в один день Кондрад не задал Цесариусу вопрос:
— По твоему мнению, Илона способна перенести путешествие?
Лекарь, продолжая наносить крем, вынес вердикт:
— Вполне, если не верхом и с остановками. И лечение придется продолжить.
Я не успела открыть рот с вопросом о месте назначения, как меня опередили:
— Прекрасно! Я рад. Через три дня покидаем Лайе.
Любопытство грозилось задушить, если не узнаю причин неожиданного и необычного поступка.
— Зачем? Что случилось?
Мужчина уселся на стул верхом и, пристально заглядывая в глаза, напомнил:
— Я выполняю твое условие. Ты выиграла, я проиграл, и за мной долг чести. Это единственный способ оставить принцессу в покое, как ты тогда выразилась. Иалона сохранит королевский статус, но страной будет управлять мой наместник. Предварительное соглашение достигнуто, осталось лишь уточнить сроки. Как только договор будет подписан, мы уедем.
— Мы? Я-то тебе на кой черт сдалась? Оставь меня здесь. — Я проявила недоумение.
— Нет, ты поедешь со мной! — отрезал «медбрат», давая понять, что разговор окончен. Он помог натянуть широкую рубашку, используемую вместо бинтов, и не реагировал ни на один из настойчивых вопросов. Лишь в дверях Кондрад притормозил, поймал мой злющий взгляд и добавил:
— Я отвечу на главный незаданный вопрос: «Не жалко ли мне оставлять Лайе?» — нет, не жалко. То, о чем я просил богов, осуществилось. Теперь я имею богатство, ради чего все затеял, и ничего другого мне не надо.
И ушел, оставив меня в глубоком недоумении.
Заявление прозвучало, как гром среди ясного неба, мой ум терялся в догадках о мотивах поступка Кондрада. Ну не мог же он в самом деле пойти на потерю завоеванной страны лишь из-за долга чести? Должно быть что-то еще, суть чего я не в состоянии постичь в данное время. Если припомнить банальную фразу «Истина всегда лежит на поверхности, но, откапывая доказательства, ее умудряются закопать», — то дело осталось за малым. Осталось найти поверхность. Прокручивая события и прикидывая версии, меня внезапно озарило, и я мысленно заорала:
— Форсет! Ты меня слышишь?
Бог откликнулся с великой неохотой и недовольством:
— Разумеется, слышу. Как тебя, такую горластую, можно пропустить? Что стряслось на сей раз?
— Черный Властелин покидает Лайе через три дня! — поделилась я радостной вестью.
— И что? — равнодушно отреагировал Форсет.
Приспело мое время возмущаться:
— Как что?! Условия выполнены, он передумал жениться. Отправляй меня домой!
— И не подумаю. Сейчас раздумал, завтра надумает сызнова. А мне вновь с этой историей возиться? Нет уж, доделывай дело до конца. — Божок ознакомил меня со своей точкой зрения и поставил перед фактом.
Ей-богу, было от чего растеряться.
— Что значит «доделывай дело до конца»? Как ты себе это представляешь? Пристрелить кого-нибудь, так?
Ехидство и наглость прямо-таки сочились из голоса небожителя:
— Вечно с вами, людишками, мелкая возня… то проблему реши, то решение подскажи. Что здесь сложного? Когда один из них браком сочетается, тогда и домой отправишься.
В голову пришла цитата из мультика: «А хотите, я его стукну, и он станет фиолетовым в крапинку?»[7] Я бы щас с колоссальным удовольствием кого-то псевдобожественного и толстозадого взгрела от широты русской загадочной души. Жаль, не дотянусь, руки коротки, но поорать — дело святое.