28 августа. Понедельник.
Получила, к большой радости, первую телеграмму от любимой Аликс. Она озабочена состоянием моего здоровья. Снова приезжал Варавка, осмотрел и нашел у меня ко всему прочему еще и бронхит, так что мне теперь нельзя выходить из дома. Досадно, но мне все безразлично. Это такой пустяк в сравнении с теми ужасными вещами, что творятся вокруг. Апрак[сина] завтракала со мной, потом заходила Ксения перед тем, как отправиться в Кореиз. Противный, холодный ветер. Мысль о том, что нет возможности видеться с Ольгой, угнетает меня! К обеду были Никита, Дмитрий и Ростислав. Заходила Зина, рассказывала о своей радости: ее брат с семьей хочет провести зиму здесь. С фронта никаких новостей.
29 августа. Вторник.
Несмотря на кашель и насморк, спала довольно хорошо. Пришел Поляков и сообщил, что Ай-Тодор закрыт. Вход и выход запрещены для всех. Еще одна новинка, придуманная в Севастополе с целью унизить и оскорбить нас. Как это все неприятно, ведь мы теперь действительно арестованы этими негодяями – за что? Нам сказали, что Миша вместе со своей дикой дивизией переведен в Москву, но это ложь, он находится под арестом у себя в доме в Гатчине[116]. Обстановка все ухудшается, говорят, что ген[ерал] Корнилов предложил Керенскому оставить власть и сформировать новое правительство, но тот, разумеется, отказался, отправил Корнилова в отставку и выпустил своего рода манифест, в котором объявил Корнилова предателем и мятежником[117].
30 августа. Среда.
Вынуждена была остаться в постели, ко всему прочему ночью еще и ухо разболелось. Из Ялты приехал ушной врач Мерьямсон, а кроме него, массажист. Долгорукову разрешили переехать сюда из Мисхора. Поляков тоже почувствовал себя плохо, вынужден был лечь. Корнилов подписал документ, в котором прямо говорится, что Керенский лжец, ведет страну к краху и действует по прямой указке германского Ген[ерального] штаба. Все министры ушли в отставку.
31 августа. Четверг.
Самочувствие ничуть не лучше, только вот боль в ухе прошла. Ксения и Сандро с детьми приходят каждое утро поздороваться. Все так мрачно и неспокойно. Снова были ушной врач и массажист.
1 сентября. Пятница.
Этот негодяй Керенский назначил сам себя Верховным главнокомандующим, а г[енерала] Алексеева – начальником Генерального штаба. Это явная крамола! Он арестовал ген[ерала] Корнилова со всем его штабом. С каждым днем обстановка становится все хуже и хуже. Алексеев отправился в Ставку, чтобы принять дела у Корнилова. Генерал Каледин со своим штабом тоже арестован. Говорят, что ген[ерал] Крымов, встречавшийся с Керенским в Зимнем дворце в покоях Ники, застрелился, – я думаю, что его убили. Ксения и Сандро пили чай у меня, расположившись возле моей постели. Чувствую себя ничуть не лучше.
2 сентября. Суббота.
Ушной врач и массажист снова были у меня сегодня.
3 сентября. Воскресенье.
Верховский стал военным министром – смешно. Вердеревский – морским министром. С ухом получше, но бронхит не проходит. Я настолько слаба, что не могу выдержать сеанс массажа.
4 сентября. Понедельник.
Провозглашена республика[118]! В это невозможно поверить! По-прежнему лежу, да и как будешь чувствовать себя лучше в это смутное время, когда происходят события одно хуже другого. К тому же мы отрезаны от внешнего мира, даже Ирине не разрешают приехать, только врачам. Бедняга Поляков заболел тифом. Я просила д-ра Михайлова прибыть к 10 часам утра, но напрасно мы ждали его в это время, он появился только в 12 часов, и я сказала, что он больше может не утруждать себя визитами к нам, – настолько я была раздражена ожиданием и раздосадована. Потом я об этом пожалела, но он в такой степени занят политикой, что больные ему абсолютно безразличны.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна.
Находившиеся с Марией Федоровной родственники и близкие ей люди удивлялись тому, с каким мужеством держалась она в те трудные дни. Г. Д. Шервашидзе в письме к вел. кн. Николаю Михайловичу отмечал: «Ее величество приводит нас в восторг тем достоинством, с которым себя держит. Ни одной жалобы на стеснительное, не снившееся ей положение, в каком она пребывает, спокойное и приветливое выражение, одним словом такая, какою всегда была…»
8 сентября. [Пятница.]
После чая я ненадолго вставала и немного посидела в одной из гостиных. Наконец-то Ирине и Феликсу разрешили навестить меня, а Апрак[синой] – переехать сюда.
9 сентября. Суббота.
Снова чувствую себя хуже, весь день провела в постели, все меня раздражает. Наконец-то в первый раз за долгое время у меня были Ольга с мужем, позднее – Апраксина, к чаю – Ксения, Сандро, Никита.
10 сентября. Воскресенье.
Снова вставала после чая, но настолько слаба, что просто даже смешно, и все это из-за того, что плохо сплю. Вася тоже нездоров. Говорят, погода стоит летняя. Заходила Ольга с милым беби, он полежал у меня на постели. Позднее был ушной врач, с ухом, слава Богу, дела обстоят лучше. По слухам, ген[ерал] Алексеев уже смещен со своего поста Верховским. 11-го и 12-го не вставала. Дети навещали меня утром и после чая. Ксения и Сандро пили у меня чай.
13 сентября. Среда.
Снова начался насморк, так что выходила только к обеду. Ольга была у меня, выглядит вполне здоровой.
14 сентября. Четверг.
По утверждению Ксении, я выгляжу лучше. После завт[рака] вставала. Вся эта история с Корниловым непонятна, они просто хотят сломать ему шею и обращаются с ним, как с предателем. Какая подлость!
15 сентября. Пятница.
Встала, сделала прическу, потом был Долгоруков. Ольга навещает меня каждый день. К чаю, как обычно, были родственники. Сандро молча сидел в углу, раскладывал пасьянс.
16 сентября. Суббота.
Яшик вернулся после своего вояжа на Кубань, много рассказывал о конвое, который видел там. Добрая моя Татъ[яна] Анд[реевна] [сестра милосердия] также возвратилась из Петербурга. Каждый день она будет делать мне очень легкий массаж. Она очень рада вернуться сюда. Как же прискорбно, что я не могу получать известий от всех моих дорогих! Мрачное, меланхолическое, грустное существование.
17 сентября. Воскресенье.
Наконец-то Орбелиани и Денам разрешили приехать к нам, они навестили меня. После их визита я страшно устала. Сегодня именины Соф[ии] Дм[итриевны], Ксения со всей семьей была у них к чаю, мне ничего об этом не сказали, так что я осталась одна. Сандро встретился с комиссаром Вершининым, который направлен Керенским для выяснения обстоятельств нашей здешней жизни и будет жить в Св[итском] доме.
18 сентября. Понедельник.
Соня Ден получила письмо от маленькой Ольги из Тобольска о том, как они, бедняжки, там живут. Все они, слава Богу, здоровы, с продуктами у них лучше, чем в последнее время в Царском. Ксения навестила Ирину, которая тоже хворала. Пауль телег[рафировал] ей, что его освободили из-под ареста по прошествии 23 дней, и справлялся о моем здоровье. Чувствую себя не просто плохо, все меня раздражает, делать ничего не могу.
19 сентября. Вторник.
Был д-р Мерьямсон, нашел, что с ухом у меня лучше, больше ничего нового.
20 сентября. Среда.
Долгоруков и Фогель беседовали с комиссаром [Вершининым] целых два часа. Он сам много лет провел в Сибири, купа был сослан за свои красные идеи, теперь, разумеется, ему разрешили вернуться, и мы, стало быть, находимся под его надзором. Они не составили о нем никакого впечатления, ни плохого, ни хорошего.
21 сентября. [Четверг.]
Милая моя Ольга была с беби в церкви, после чего они навестили меня. Беби игрался на моей постели – очень милый. Говорят, комиссар надеется на скорое улучшение условий нашей жизни, дескать нын[ешнее] правительство прекрасно понимает, что все это show (представление – англ.) для публики, с которой надо считаться, и что все постепенно наладится, – все тот же вздор, который мы уже столько раз слышали за эти многие месяцы. Ходят, к сожалению, слухи о том, что дела в моем любимом Кав[алергардском] полку якобы обстоят совсем плохо. Солдаты хотели арестовать офицеров, чего, правда, не случилось. Те подали в отставку и пожелали распустить полк, но ни то, ни другое предложение не было принято. Многих офицеров прогнали.
22 сентября. Пятница.
Ксения получила телег[рамму] от Миши из Гатчины. Он сообщает, что пошел на поправку. Ведь одно время у него опять появились те же боли, от которых он страдал раньше, – все это наверняка от нервов. Был д-р Михайлов, нашел, что состояние здоровья у меня лучше, тем не менее все еще прослушиваются хрипы в легких. После того как недавно я просила его больше не утруждать себя визитами к нам, поскольку он никогда не приходит, когда за ним посылают, мы заключили мир. Я посидела немножко на солнышке на моем балконе.
23 сентября. Суббота.
Сегодня Ирине разрешили съездить в Ялту, а Апрак[синой] – в Симеиз – величайшая милость. Долгоруков едет в Петербург, поскольку мы все же надеемся, что дорогой наш Шервашидзе будет здесь в начале октября. Дни мои проходят все в том же монотонном ритме.
24 сентября. Воскресенье.
Ольга получила письма от маленькой Ольги и Татьяны, которые описывают свою жизнь в Тобольске. Все, что с ними происходит, страшно, грустно и возмутительно. У нас выдалась возможность передать письма в Петербург с дворецким Ксении, который уехал сегодня.
25 сентября. Понедельник.