— Знаешь, она не всегда была такой. - начал он, не отрывая взгляда от стены.
— Такой... - нужно было подобрать слова помягче, - ... ворчливой?
— Нет. - Карл глухо, болезненно усмехнулся. - Ворчливой она была всегда. Вечно любила тянуть на себя одеяло. Была высокомерной и иногда напыщенной. И всё же раньше было что-то ещё.
Он опустил взгляд на мою маленькую ладонь, которую сжимал в своей большой руке.
— Я часто слышал, как друзья отца спрашивали, что он нашёл в ней. Грубая, часто циничная. Она любила ругаться и строить всех вокруг себя. Он же, смеясь, отвечал, что за её тёмными одеждами скрывается яркая, горящая душа. И это было правдой. Когда они были вместе, она вечно смеялась и, казалось бы, была самым счастливым человеком в этом мире. Конечно, ругалась она с таким же жаром, но отец умел каждый раз сменить её огненный гнев на милость. Он будто был тем, кто вдохновлял её. Когда же его не стало, осталась лишь тёмная оболочка. Вечно недовольная, серая, грубая. В ней угасло всё то хорошее, за что отец так любил её. Она не показывала слез, но я понимал это. Однако у меня были другие заботы, ведь бремя власти пало на мои плечи. Я отдалился от неё. - он затаил дыхание, сильнее сжимая мою ладонь. - Что если именно это и стало причиной предательства?
— Карл, ты ни в чем не виноват. - вторая моя рука коснулась щеки некроманта. - Начнём с того, что мы даже не знаем, почему твоя мать так поступила. Возможно, Доротея как -то воздействует на неё магически. А, может, Гвендолин тоже заражена и находится под её контролем. Но даже если она ушла по своей воле. это точно не по твоей вине. Пусть ты и бывал с ней строг, но это было справедливо. Я уверена, ты никогда не переступал черту и любил свою мать.
Карл устало усмехнулся, обращая ко мне взгляд.
— Если она всё это время находилась под чьим-то контролем, а я не заметил этого, значит, я ещё более отвратительный сын, чем думаю.
Слыша это, я не выдержала и довольно требовательно повернула свободной ладонью лицо Карла к себе. В следующее мгновение я освободила и вторую руку, чтобы с тихим шлепком положить обе ладони на щеки некроманта, словно пытаюсь заставить его проснуться. Держа теперь его лицо в своих руках, я нахмурилась и, смотря ему в глаза, заговорила увереннее и громче:
— Перестань. Мы должны быть сильными. Только тогда мы спасем твою мать и весь мир. Поэтому пойми, что ты совсем ни в чем не виноват, а даже если и чувствуешь вину, гнев или скорбь. через это нужно перешагнуть и двигаться дальше. Мы не можем утопать в своём горе. У нас просто нет на это времени.
Я хотела казаться как можно более строгой и уверенной, но с каждым словом, смотря в печальные глаза Карла, становилась всё тише, мягче и заботливее. Неожиданно, смотря всё также на меня, некромант еле заметно улыбнулся.
— Я рад, что ты рядом.
— Ну ещё бы. - я недовольно фыркнула. - Я теперь вроде как твоя жена.
— Дело не в этом. После того как мы вернулись из Терума, ты, наконец, поверила, что это наше дело. - его ладонь легла поверх моей. - Постоянно говоришь «мы», в то время как раньше хотела просто дать мне силы и остаться в стороне. Я... ценю это.
Я ощутила, как мои губы едва дрогнули, пока я слушала, с каким трепетом и чувством Карл шепчет всё это.
— Ты ведь спас меня тогда. - поджимая губы, тихо ответила я, нам не нужно было говорить громко, потому что сейчас можно было расслышать любой шорох. - Несмотря на то что чуть не погиб на дуэли, кинулся за мной в неизвестность, едва очнулся. Хоть это и было глупо и безответственно, но. после такого я не могу оставить тебя разбираться со всем в одиночку.
Я ощутила, как мои пальцы на щеках Карла начали совсем едва подрагивать от непонятного волнения, которое охватило тело. В полутьме я отчетливо видела его глаза, которые смотрели на меня с печальной нежностью. В тишине я слышала каждое слово, шепотом слетавшее с его губ. Он был столь близко. Но дело было даже не в физической близости, а. в духовной? Я ещё никогда не ощущала чего -то подобного. Мне хотелось обнять его как можно крепче и хотя бы так показаться, что я буду рядом, несмотря ни на что.
Я потянулась вперед и коснулась своим лбом его лба, заглядывая в глаза Карлу с чувством переполнявшего меня трепета.
— Поэтому я хочу быть рядом с тобой. Мы пройдём через всё это вместе. И если кто -то может отвернуться и предать тебя, я обещаю, что никогда этого не сделаю.
Если в этом мире для заключения брачного союза нужна была клятва верности, то это была она. Я знала, что всё это звучит слишком громко от бездумной рыжей бестии, которая ещё недавно пыталась сбежать от него через то самое занавешенное сейчас окно. Однако я говорила от чистого сердца, потому что мне хотелось показать, что я чувствую, хотя бы словами.
— Спасибо. - улыбнувшись шире, совсем тихо шепнул Карл, закрыв глаза. После чего он потянулся вперед и коснулся моих губ нежным, искренним поцелуем.
Глава 17. Хочу чувствовать твой вкус
Один. Всего один поцелуй нужен для того, чтобы твоё сознание полностью растворилось в другом человеке. Ты ощущаешь вкус его губ и забываешь обо всём на свете. Становится неважно, что скрывается за плотными шторами, ограждающими вас от всего остального мира. Всего один особенный поцелуй, и ты осознаешь, что есть всего одна эта комната. Одна кровать. И только он один, скрытый ото всех в полумраке, но подаренный тебе странной, смеющейся над вами судьбой.
Два. Лишь два прикосновения его тёплых рук, скользящих по коже. Их хватает, чтобы внутри начал разгораться пламенный трепет. Его нельзя описать словами, но ты понимаешь, что это лучшее чувство, которое в тебе когда-либо пробуждал другой человек. Желание показать, что ты рядом, медленно перетекает в нужду быть с ним единым целым. Морально. Физически. Ты хочешь обнять этого человека столь крепко, чтобы раствориться в нём, но не можешь. Руки жгутся о твёрдость ненужных одежд. Одежд, что ещё пару часов назад значили так много, ведь возводили вас обоих в ранг новобрачных. Но сейчас они не нужны. Сейчас всё это лишнее. Когда полутьма обнимает лишь вас двоих, нет облика лучше, чем обворожительная нагота.
Три. Три пуговицы на его пиджаке плавятся под разгоряченными пальцами, когда я ещё обладаю терпением расстегивать их по одной. Но три - это мой максимум. В конце концов, пальцы впиваются в эту грубую одежду и тянут её в стороны, желая избавиться от столь ненужного барьера. Я не первая дошла до ручки. Сначала его руки обожгли нежную кожу под моим платьем. Нравится? Да. Я чувствую немой ответ на этот незаданный вопрос, потому что подушечки пальцев нетерпеливо сжимаются на моей ноге и ползут вверх.
Четыре. Всего четыре тихих слова, сказанных с придыханием, когда я оказываюсь полноценно прижатой к кровати его телом. «Я всегда буду рядом». Я не знаю, когда столь искренне захотела этого. Я не знаю, почему сейчас готова сорваться на крик, если он хоть на секунду отпустит меня. Но я готова отдать всю себя, только бы он был рядом. Ближе. Ещё ближе. Чтобы снова нетерпеливо касаться его губ. Чтобы снова чувствовать прикосновение его рук. Чтобы стянуть теперь эту проклятую рубашку, а после с содроганием пальцев потянуться ниже. Я не хотела проигрывать в этой игре, ведь молния на моём платье уже нетерпеливо скрипнула. Да, платье было прекрасным... но любая красота со временем должна увянуть. Так пусть этот белоснежный цветок, сорванный с моего тела, торжественно вянет подле нашей кровати.
Пять. Пять обжигающих прикосновений его губ. Губы, щека, шея, манящая ямочка на ключице, грудь. Он не целовал меня. Он был художником, для которого моё обнаженное тело сейчас стало холстом. Губы вместо кисти, пять первых уверенных мазков. Они нужны, чтобы обозначить обязательные линии. Те, без которых никак нельзя приступить к созданию полноценной картины. И вот, замерев после пятого поцелуя у груди, достигнув той самой точки, когда можно страстно разбрызгать краску прямо в центре холста, он начинает полноценно творить. Я чувствую каждое прикосновение, каждый горячий поцелуй. Руки невольно сжимают ткань простыней, а с губ слетает первый стон. Я хочу, чтобы это продолжалось вечность.
Шесть. Ровно столько секунд ему требуется, чтобы рваными движениями напряженных, сильных рук стянуть с себя оставшуюся одежду. Его обнаженное тело, которое накрывает меня сверху, обжигает и восхищает. Я чувствую его нетерпение и готова ответить взаимностью. Впрочем, не уверена, что он готов сейчас спрашивать. Голова идёт кругом.
Семь. Я пропускаю семь прерывистых, горячих вздохов, когда ощущаю, как настойчиво, но нежно он заставляет меня забыть о любом праве на невинность. Сразу после я перестаю дышать. Грудь всё ещё вздымается и опускается, но не под требованием воздуха, а подчиняясь его горячим ладоням. Вверх и вниз. Чтобы оказаться прижатой к стене, а после снова рухнуть на кровать, но каждый раз ощущать его преступную, запретную близость.
Восемь. Я насчитала восемь его глухих стонов, схожих с тихим рыком хищника. Тогда я ещё была способна расслышать их за волной собственного удовольствия, которое срывалось с губ куда более громким проявлением горячих чувств. В очередной раз, когда моё тело подчиняется беспрекословному приказу подняться, что диктуют его сильные руки, и я оказываюсь прижата лицом к стене, я ощущаю, как он обжигает кожу на моей шее горячим поцелуем, доходя до желания оставить на ней полноценный багровый след. Словно бы с любовью клеймя меня своей собственностью. Мой разум уже не имеет возможности взбунтоваться, ведь его крики заглушает бешеный стук сердца. И именно в этот момент я слышу восьмой, последний стон возле своего уха. Он тянется волной блаженства, окутывая меня и заставляя посильнее выгнуться в спине. Всё для того, чтобы повернуть голову и поймать его губы своими. Хочу чувствовать твой вкус в этот момент, мой нетерпеливый хищник.
Девять. Девять последних движений после долгого танца страсти в разном ритме кажутся особенно быстрыми, точечными, прерывистыми. Я чувствую, что он на грани и готова уже в очередной раз предаться волне удовольствия вместе. Я знаю, что именно этот раз будет особенным. Запускаю дрожащие пальцы в его мокрые волосы, обвиваю шею руками, стараюсь быть ещё ближе. Желание раствориться в нём переходит любые границы. Кончики губ уже побаливают от постоянной нужды выпускат