Пустота.
Страшная пустота внутри.
Адель до хруста стискивает пальцы.
— Но неужели нет ни одного шанса? Никакого? Совсем никакого пути? — она говорила, но уже сама почти не верила.
Он долго молчал, потом провел ладонью по лицу. Встал на ноги. Прошелся по палатке, туда-обратно, и снова.
И снова сел рядом. Все это не давало ему покоя.
— Не знаю, — сказал наконец, почти с отчаяньем. — Что-то есть, я вижу возможное будущее, просто удивительное. Не знаю, сколько лет спустя, наверно, больше двадцати. В этом будущем ты моя жена. Здесь, а не где-то в далеких краях. У нас взрослые дети. Старший, наверно, ровесник Тавиша, и такой же высоченный, как твой брат, но похож скорее на меня. Я вижу, как возвращаюсь из какой-то дальней поездки, а вы встречаете меня в поле, недалеко от Несбетта, — Йоан невольно улыбается, словно видя все это перед собой. — Ты такая же красивая, как и сейчас. Только немного седых волос, совсем чуть-чуть, мне даже нравится… Трое мальчишек и девочка, она первая с визгом бросается мне на шею…
Он вдруг отворачивается, и снова поднимается ноги, принимается ходить. И это невыносимо.
— Я не понимаю, Дел, — говорит он, голос чуть дрожит. — Нет ни одного пути, ведущего к такому будущему. Ни одного. Оно словно берется из ниоткуда. Так не бывает. Я не понимаю. Ни одной ниточки, ни одного намека. Так просто не может быть… Если бы я знал, что нужно сделать, чтобы это стало возможным… я готов на все… Но я не знаю. Словно стена. Ничего.
Он скрипит зубами. Пальцы сжаты в кулак.
Адель понимает, что замирает сердце.
«Адель Бреннан, — так явственно слышит она, — вы обвиняетесь в том, что без специального разрешения воспользовались силой времени, создав временную петлю, что повлекло за собой глобальные изменения…»
Адель Бреннан… Там, в том сне рука Йоана касается ее плеча. «Не бойся. Все будет хорошо, Дел». Она его жена. Его, а не Рона.
Адель Бреннан. Йоан возвращается в Несбетт, и они встречают его у ворот потому, что он король. Он же домой возвращается.
Ниточка есть. Нужно только найти и ухватиться.
22. Песни у костра
Палатка Йоана сгорела.
Следующей ночью.
Когда Адель прибежала, вместе со всеми, уже потушили. Шум, крики, кругом народ…
Йоан сидел рядом на своем сундуке, без рубашки и босиком… один сапог рядом. Второй, видимо, он найти не успел, а теперь уже поздно. Розовая полоска ожога на плече.
«Не подходи, — услышала Адель в голове голос Йоана. — Сейчас совсем лучше не подходи ко мне, Дел. Не обижайся. Не при всех».
Она понимала, и обижаться уж точно не собиралась. Только волновалась за него.
Видела потом, как к Йоану подошел король, они вместе ушли в королевский шатер.
Тавиш увел Адель спать.
Потом говорили — искра от костра попала, такое случается… давно не случалось, правда, мало кто помнит, но… бывает же.
Осталось еще полтора дня и ночь до Леруика.
Тавиш не отходил ни на шаг. Теперь особенно. Не подпускал никого. Адель даже казалось, он и ночами почти не спит, но осталось совсем немного…
Дядя несколько раз пытался подойти поговорить с Адель, непременно наедине. Но Тавиш очень жестко сказал, что только в его присутствии. Он ее брат, опекун, мормэр Уинка, и вообще, если речь идет о статусе, то вполне имеет право дядю лесом послать. Дядя, конечно пытался настаивать, и даже буркнул что-то, вроде: «такой сопляк не имеет права указывать мне! Ты забыл кто я?» На что Тавиш неожиданно рявкнул, что «указывать мне имеет право только король. А твое сраное герцогство я хоть завтра перекуплю со всеми потрохами и сровняю с землей. Пошел вон!» И дядя неожиданно ушел, хоть и, без сомнений, затаил злобу.
«Может, не надо было так?» — попыталась было Адель.
«Надо», — холодно сказал Тавиш. «Либо ты заставляешь с собой считаться, либо пляшешь под чужую дудку. Есть случаи, когда на грубость — только грубостью. Ангус знает, что я действительно способен сделать то, о чем говорю».
Тавиш способен. Уинк — самая богатая провинция Олгершира. Деньги, связи отца… и мертвая деловая хватка Тандри, как же без этого, это в крови. Тавиш всегда был в курсе всех дел, наверно, лет с десяти, отец брал его с собой во все поездки, на все приемы.
Глядя на брата в такие минуты, Адель сама начинала его немного бояться. Он вдруг становился словно старше лет на десять, внушительнее. Менялся голос и даже взгляд. Не мальчишка, но суровый взрослый мужчина, привыкший получать свое.
А потом, поздно вечером, они сидели у костра, и Тавиш пел песни, играя на лютне.
Для Исбел.
Она, конечно, тоже была вместе с братом, сидели все вчетвером. И Тавиш пел лиричные древние баллады о любви, торжественные — о богах и великих героях, а потом снова о любви. Невероятно проникновенно. Его голос, глубокий и чистый, стремился ввысь и к самому сердцу, не оставляя равнодушным никого. Вокруг уже собрались слушатели.
Адель никогда не думала, что он так поет. Никогда не слышала.
Нет, конечно, их учили в детстве, но Тавиш всегда норовил улизнуть. Война и математика интересовали его больше, чем музыка и танцы.
Исбел сидела, не проронив ни слова, но ее глаза блестели так красноречиво.
Доунан откровенно скучал.
— А можешь что-нибудь повеселее? — попросил он, наконец.
Тогда Тавиш спел «Следка-дракон», о морском драконе по имени Следка, который поспорил с капитаном быстроходного корабля, что облетит вокруг всего света быстрее, чем тот доплывет до противоположного берега.
Исбел весело смеялась.
— Не, это детская песня, — фыркнул Дон. — Давай что-нибудь нормальное.
Тавиш предположил было, что все «нормальное», очевидно, не стоит петь в присутствии дам. Охотничью «Белый снег» он забраковал сразу, «Вереск цветет для тебя» — тоже. Про «Выше огня» даже слушать не стал.
— Да что же такое! — Дон озадаченно тер подбородок. — Поешь ты хорошо, а спеть ничего не можешь. А «Ласточка моя» — знаешь? Про горбатую бабу и про любовь. Там ничего такого, хорошая песня!
Тавиш усомнился, что совсем ничего. Тогда они вместе вспомнили первый куплет, потом второй…
— Нормально, пой уже! — потребовал Дон. — Если вдруг и попадется какое-то слово, так ты пропусти. Уж очень ее люблю.
Тавиш сдался. Первый куплет действительно оказался хорош, и второй тоже, но в третьем он, хмыкнув, пропустил, пару слов. А вот четвертый совсем не задался. Тавишу удавалось одно слово из трех, да и то невнятно.
— И пусть она горбата слегка, но дырка у ней что надо! — неожиданным басом подтвердил Йоан из-за спины. — Эх! Ласточка моя!
Адель и не видела, когда он подошел.
Тавиш от неожиданности чуть не порвал струну.
— Ты поаккуратнее там, — усмехнулся он. — Потише.
Дон заржал в голос.
— Я поаккуратнее? — Йоан удивился, шагнул ближе. — Это же ты такие песни поешь.
— Я пропускаю, — Тавиш весело улыбался. — Может, споешь что-нибудь сам?
— Не могу, голос сорвал. Таш, мне с тобой поговорить надо. Пару слов, буквально.
Голос у него и правда был хрипловатый.
— Сейчас?
— Да. Отдай свою лютню девочкам.
Взяла Исбел. Заиграла. Что-то нежно-нежное, воздушное, про ожидание у моря. Голос у нее был слабее чем у Тавиша, но очень приятный.
Дон страдальчески закатил глаза.
Адель искоса поглядывала на Йоана, как он что-то доказывает Тавишу в стороне, эмоционально, но только слов совсем не слышно. Даже не пыталась гадать. Тавиш слушал.
Пару слов, да… Исбел почти успела закончить пятую балладу, когда они вернулись.
— А хотите, я сыграю что-нибудь веселое? Потанцевать? — предложил Йоан сходу. — Последняя ночь в дороге, луна, звезды, костер горит. Самое время, а? Таш, пригласи даму.
— Сыграешь?
— Да. Кровавую Мэри. Без слов, ты не волнуйся. Там ритм хороший, удобно танцевать.
И тут же брякнул пару аккордов. Но замолчал.
— Да, Дон, хотел спросить, пока не забыл. Там парни тренируются, я посмотрел… Ты не собираешься своего в рыцари посвящать? Как там его? Оруженосца…
— Шон.
— Да, Шон. Из Ойгригов? Сколько ему? Лет семнадцать? Пора уже. Парень хорошо дерется, выступил бы на турнире, порадовал бы семью. А ты бы взял кого-нибудь помоложе, порасторопнее.
— Да, думал… — Дон насупил брови.
— Боишься конкуренции? Думаешь, он тебя побьет? — Йоан засмеялся. — Не бойся. Я тоже участвую.
— Не боюсь я. Вот доедем и посвятим, чтоб все по чести, в храме Арена.
— Да, в храме правильно, — согласился Йоан.
И заиграл.
Тавиш протянул руку Исбел. Потом, чуть помявшись, Дон пригласил Адель, она не стала отказывать. Потом и другие пары собрались вокруг них.
А Йоан играл. Быстро, горячо, не уставая… страстно. Без слов, только тихо насвистывая.
На рожке луки седла повязана красная лента. Адель сразу заметила. Замерла в двух шагах.
Что-то не так?
И Тавиш едва глянул и мгновенно дернул ее назад.
— Стой. Не прикасайся!
Его лицо разом побелело.
Ветер трепал ленту, лошадь чуть пританцовывала, пофыркивала.
— Кто седлал? — потребовал Тавиш.
— Я, милорд. Что-то не так?
Конюх, парень с их же, Моров, конюшни. Слегка озадаченный.
— Лента, — Тавиш смотрел на него. — Ты завязал?
— Лента? — парень не понял, посмотрел на Тавиша, на лошадь Адель. — А, да… лента… и правда… Я не завязывал, милорд. Не видел… Снять?
Он уже собрался было, но Тавиш успел схватить за шкирку.
— Не трогать!
— Да, милорд…
Тавиш поджал губы. Достал из своей сумки толстые кожаные перчатки, натянул.
— Кто-то подходил?
— Да нет… вроде… — конюх почесал затылок. — Тут мальчишка ходил, совсем пацан, из королевских. Кормил лошадей морковкой. Он часто ходит, лошадок любит, все умеет… а его на кухню определили.
— Понятно, — сказал Тавиш. — Найди его.
Подошел к лошади, осторожно отвязал ленту, еще более осторожно свернул. Подозвал Адель.