— Женился? — Тавиш совершенно явно не знал. — Они были женаты? Ты уверена?
— Да. Йоан законный старший сын. Только ему осталось жить полтора года. Айгнес сумела каким-то образом отсрочить проклятие для сына, но только на четверть века. Осталось немного.
Тавиш нахмурился.
— Я не знал, Дел. Ты уверена? Да? Я знал, что Уллем любил его мать и… Да, знал, что он проклят, но он же Харалт, ему удается обходить все острые углы, предвидя на несколько ходов вперед. Это не простая жизнь, но все же… — Тавиш задумчиво поджал губы, замолчал ненадолго. — Знаешь, — покачал головой, как-то помрачнел, — я тут говорил с ним недавно, ну, о своем… торговые дела с Мидасом. Хорошее дело, но нужны вложения, на первом этапе немного, но со временем еще. Он спросил сразу — и когда этот второй этап? Я сказал — где-то через три года. Он посмеялся так, сказал, три года для него слишком большой срок, чтобы загадывать. Он может вложить сейчас, но потом ничего обещать не может, никаких гарантий. Я еще чуть не поругался с ним… Что за легкомыслие, если невозможно загадывать даже на такой короткий срок? Нужно учиться планировать, это важно… А все как раз наоборот. Да?
Адель кивнула. Слезы подступали.
— Я не знаю, Дел, — сказал Тавиш растеряно. — Все эти проклятия — это темная магия. Запрещенная, по большей части. Как для нас — манипуляции со временем. Знания передаются строго по основной ветви, строго от отца к сыну. От деда — Ангусу, потом Кеннету. Я не знаю ничего. Мне просто не положено. Возможно, есть какие-то книги в Старой библиотеке Андруса, у Харалтов. Но тогда Йоан должен и сам все это знать. Если бы что-то можно было бы сделать, он сделал бы давно… Не знаю…
Тавиш пытался все это осознать.
От отца к сыну…
Значит, как менять прошлое — Тавиш знает? А ей просто не положено…
Если бы она еще знала, что должна изменить, то не сомневалась бы. Она сделал бы все. Нашла бы… Настояла бы. В Андрус поехала бы, наконец. Но есть что-то такое, что зависит лично от нее…
Как понять? Время еще есть. Время…
Вдруг Тавиш напрягся.
Адель сначала увидела, как он вытянулся, и только потом поняла, что его беспокоит. Только сразу не поняла — почему.
На поле, где тренировались стрелки, выскочила кошка. И здоровый пес за ней, с визгом, с лаем…
— Пойдем отсюда, — Тавиш схватил ее за руку.
— Что случилось?
— Интуиция, — буркнул он.
И уже тащил ее прочь.
Но не успел.
Ругань с поля, кажется, кого-то сбили с ног. Лай собаки.
Там…
Адель еще успевает обернуться, заметить, как кошка с дикого разбега, метнувшись в сторону, прыгает на спину лучника, который вот-вот собирается стрелять в мишень, уже натягивает лук, целится… Но в следующее мгновение Тавиш уже дергает Адель вперед, закрывая собой.
Свист. Аж звенит в ушах.
И тут же резкий удар сбивает Тавиша с ног, они вместе падают, едва не кувырнувшись через голову…
Паника.
Все замирает. Слышно только, как колотится сердце. Страшно даже вздохнуть.
— Жива? — шепот Тавиша у самого уха. Он почти лежит на ней.
Жива.
Потом они вместе пытаются сесть.
У Тавиша дрожат руки, он белый-белый, как снег. В его плече, сзади, торчит стрела.
Все хорошо.
Тавиш сидел на табуретке, все еще белый, но уже успевший немного прийти в себя. Тихо шипел, когда промывали рану. Стрелу вытащили. Ничего страшного. В плечо. Это не опасно. Древняя кровь в каждом из них и без того быстро затягивает раны, без последствий. А если еще и Олстеры помогут, за Гэвином уже послали, то к утру будет как новенький, хоть в турнире участвуй. Все обошлось.
Но страх остался.
Это не случайность.
Рана затянется, но попади стрела в сердце — никакой древней крови не справиться бы.
Стреляли в Тавиша или в нее? Зачем?
— Поговорим, моя дорогая?
Адель вздрогнула.
Дядя.
Она и не видела, как он подошел. Очень тихо остановился рядом, за ее спиной.
— Я не буду разговаривать.
Тавиш запрещал. Все слишком сложно…
— Ты хочешь, что бы это повторилось? — удивился дядя. — Тихо, не шуми. Идем. А то следующая случайность может оказаться последней.
В сердце…
Она пошла, конечно же.
«Не дергайся, или пострадают другие».
Она боялась уже вздохнуть лишний раз.
Попалась.
Следом за дядей.
Не в его покои, в маленькую комнатку в дальнем крыле.
Роналд уже был там. Ждал. Тоже бледный и напряженный. В первое мгновение он хотел было подняться, увидев Адель. Но не стал. Отвернулся. Подобрался весь.
Ему тоже не нравится?
Бумага на столе, чернила и перо — какой-то договор уже составлен. Нужно подписать?
— Садись, моя дорогая, — сказал Ангус. — Здесь нас не побеспокоят. Нам нужно все обсудить.
Адель села.
— Я надеялся, ты будешь хорошей девочкой, — сказал он, улыбаясь такой сладкой улыбкой, от которой пробирал озноб. — Выйдешь замуж за него, — показал на Роналда, — не станешь делать глупостей. Наоборот, это же счастье для любой девушки — стать королевой, родить целую стайку принцев. Да и жених, вон смотри, какой красавец, не то что… Но я понимаю, что это не твоя вина. Вина проклятого бастарда, который везде сует свой нос. Я знаю, что ты честно хотела быть хорошей. Тихо! Сиди, молчи, Адель. Когда старшие говорят, хорошие девочки должны молчать. Ты же не хочешь, чтобы я разозлился? Я знаю, что старалась быть хорошей. Ты даже позвала своего будущего мужа к себе, ты хотела научиться любить его… Да, я все знаю. И не осуждаю тебя, даже наоборот. А этот щенок ворвался и устроил невесть что. Он, а не ты. И ты не виновата.
— Дядя! Хватит! — Адель наконец удалось вставить слово. — Я не ребенок и не умалишенная, чтобы говорить со мной так. Ты привел меня сюда, чтобы поставить свои условия? Чего ты хочешь?
Ангус перестал улыбаться.
— Говорить прямо? — холодно сказал он. — Хорошо. Я скажу иначе. Прежде всего я забочусь о своей семье. О процветании и репутации. Нашу семью уже отвергли один раз… Твою мать отвергли! И я не позволю, чтобы это произошло снова. Ты станешь его женой, и, впоследствии, королевой. Женщиной из рода Тандри, взошедшей на престол.
«Станешь его женой!» — это звучало так, словно Рона Ангус и в грош не ставил. Говорить такое прямо при нем… Или Роналда дядя тоже прижал?
«Женщина из рода Тандри…»
— Я — Мор, — с нажимом сказала она. — Адель Мор. Я не твоя сестра, а дочь Энрига Мора. Не забывай.
— Ты тоже готова сровнять мое сраное герцогство с лицом земли?
Адель вздрогнула, но все же, взяла себя в руки.
— Я буду бороться до конца, — сказала она.
— Бороться с чем? С тем, чтобы войти в королевскую семью? Ты не считаешь, что это в высшей степени глупо? Бороться за возможность тайком мечтать о встрече с этим безродным щенком? И что? Он что-то обещал тебе? Он звал тебя замуж? Или, может быть, он хоть раз поцеловал тебя? Откуда это упорство?
В голосе дяди сарказм. Он прекрасно знает, что обещать ничего Йоан не может. И даже поцеловать ее не может тоже? Эленор говорила как-то, очень давно, что Смерть идет за ним, и если не может ухватить его самого, то отыгрывается на близких… Любое прикосновение создает связи… Боги… Как же можно так жить? А если бы они сбежали с Йоаном… он отдал бы год жизни, год из полутора оставшихся, чтобы Адель никто не тронул, чтобы боги охраняли ее. За ее спокойную жизнь.
Дядя все знает. Но знает ли Роналд?
Главное, не разрыдаться сейчас.
Надо справиться.
— Ты прекрасно знаешь, — сказала Адель, — что Йоан законный старший сын. И если бы не проклятие, он был бы наследником. Тебе не кажется, что можно было бы выдать меня замуж за другого принца? И все получили бы что хотят.
Роналд не знал. Адель видела, как вытянулось и побледнело его лицо. Он хотел было что-то сказать, но промолчал. Видимо решил, что сейчас не время.
Что он вообще тут делает?
А вот дядя совсем не удивился.
— Ты прекрасно знаешь, — в тон ей сказал он, — что этот щенок сдохнет до следующей весны. Это предел. И не смотри на меня так. Не я проклял его. Мой отец. И отец уже получил свое, и давно умер. Того, что сделано не изменить. Йоан — покойник. Не понимаю, зачем ты вообще цепляешься за него? Какой в этом смысл? Ты ломаешь жизнь себе. Ты даже ему не даешь спокойно дожить оставшийся срок, без лишних страданий. Он прекрасно обходился без тебя все эти годы. Шлюхи отменно согревали ему постель. Может быть хватит?
Адель поднялась на ноги.
— Я найду способ отменить проклятие.
— Понятно… — Ангус втянул носом воздух, хлопнул ладонью по столу и поднялся на ноги. — Я все понял, и больше слушать про это не хочу. Ты хотела прямо и честно? Давай прямо. Сейчас Гэвин Олстер лечит рану твоего брата. Он поставит черную метку от меня. Метка врастет в рану так, что даже Тавиш не сможет ее распознать. А потом… ты же знаешь, как это бывает? Одно мое слово, и его сердце остановится. Метка растворится и следов не найдут. Никаких следов. Такой молодой парень, и такое несчастье. Это незаконно, да. Но он успеет умереть раньше, чем меня осудит Совет. Ты рискнешь? Что дороже, жизнь брата или справедливость? Тебе я поставлю такую же, чтобы обезопасить себя от необдуманных действий нашего Йоана. Как только опасности не будет — метки сниму, можешь не волноваться, и тебе и брату.
Значит выбор такой — жизнь Тавиша или ее счастье. Страха не было, даже слез не было. Только холодное понимание — что выхода нет. Ловушка захлопнулась.
Адель посмотрела на Роналда. Он как-то помрачнел, насупился, скрипнул зубами. Ему тоже не нравится? Он и этого не знал?
Уж от Роналда помощи точно не будет.
— Что ты хочешь, дядя?
Ангус кивнул на бумагу, лежащую на столе.
— Сейчас ты возьмешь и подпишешь это. Согласие на психокоррекцию. Твоего слова мне мало, нужен документ с подписью. После этого Роналд сделает так, что ты Йоана забудешь. Не совсем, конечно, но он перестанет хоть что-либо значить для тебя. Исчезнут все связи, все личные воспоминания, все разговоры наедине, все, за что можно уцепиться. И всем сразу станет легче.