Жалобно оглядываюсь на коляску: вдруг кучер сжалится и увезёт отсюда? Но кучера нет. Стоит себе запряжённая белой четвёркой коляска. Куда он делся?!
Ворота закрыты, слились со стеной. Высота у неё такая, что даже если коляску подкатить и забраться на неё, перелезть на другую сторону не получится.
— Марьяна, ты идёшь? — светлый властелин остановился на углу дома. — Ты, наверное, захочешь выбрать место для домиков и определить их внешний вид.
Испуганно переглядываюсь с Жором. У него шерсть дыбом, глаза круглющие, и вид такой, словно он сейчас в обморок свалится.
Спустившись с крыльца, поднимаю своего трясущегося мохнатика на руки. Вместе не так страшно. Ну, почти не так страшно.
Мало ли что этому светлому властелину в голову взбредёт. Прикопать меня в саду, например. С этими невесёлыми мыслями приближаюсь к новоявленному супругу.
— Их домики устроить под окнами твоей гостиной? — спрашивает он.
— Д-да, — киваю.
— Им сделать один домик на всех с разными комнатами или отдельные домики?
Он что, серьёзно? Не может быть!
— Отдельные. С кружевными наличниками и миниатюрными крылечками. И сгруппировать их отдельно: для жаб одного типа сделать и им прудик устроить, для крыс и мышей отдельно. Жучкам тоже. А паукам нужны рамы, чтобы им было где паутину плести.
Светлый властелин задумчиво смотрит на меня. Решает, что проще: сделать домики или овдоветь?
«Надо было заранее выяснить, что потребуется для переезда, — размышляет Октавиан, глядя в тёмные глаза Марьяны. — Можно было заранее организовать домики, так было бы проще. Правы люди: брак не такое простое дело, в нём много подводных камней».
Он обдумывает заказ Марьяны, рисует в своей голове образ белых аккуратных домиков. Спохватывается:
— Какого цвета их сделать? Белого, чёрного или какого-то другого?.. И у твоего фамильяра всё в порядке с глазами? Может, он заболел?
— Миу, — пищит Жор и тыкается Марьяне под мышку.
«Странный он у неё. Надо бы его проверить, вдруг магических паразитов подцепил или неправильный».
— Чёрные, — отзывается Марьяна. — Чёрные домики хочу.
Октавиан кивает и представляет чёрные домики. Наличников резных он видел мало, их вообразить сложнее всего. Точнее, сложнее понять, зачем насекомым, земноводным и грызунам нужны домики, ведь в природе они прекрасно живут без них.
«Очередная загадка отношений», — заключает для себя Октавиан и простирает руки над землёй. Возле дома и портала в Метрополию его магия особенно сильна, поэтому перекраивать камни и землю легко, среди клумб поднимается чёрный городок для свиты Марьяны, углубляется земля и наполняется водой, образуя прудик. Прорастают и смыкаются несколько арок для паутины.
— Всё ли тебя устраивает? — Октавиан указывает на постройки. — Места всем должно хватить.
Марьяна за шкирку вытаскивает своего пушистого Жора из-под мышки, поспешно кивает:
— Да, всё хорошо. Теперь я за них спокойна.
Голос у неё слегка подрагивает.
«Перед первой брачной ночью волнуется?» — предполагает Октавиан и протягивает руку:
— Не бойся. Пусть они заселяются, я покажу твои комнаты.
Марьяна снова встряхивает Жора.
Первыми отправляются жабы — грузно сваливаются с венка, выпрыгивают из свиты, скачут по траве и вползают в пруд. Вторыми в норки-домики бросаются мыши и крысы. Только после этого жуки и пауки живой посверкивающей хитином волной скатываются на землю и разбегаются. Многие почему-то не в домики, а в цветы.
Марьяна снова вкладывает в ладонь Октавиана руку, он осторожно поглаживает её большим пальцем и ведёт за собой к крыльцу. На входе Марьяна чуть заминается, но всё же ступает в холл. Скользит по нему равнодушным взглядом.
Шелест её платья наполняет дом непривычными, уютными звуками, Октавиан прислуживается к ним и немного не верит в то, что это происходит на самом деле. На несколько мгновений выпадает из происходящего и в себя приходит лишь у дверей в комнаты Марьяны. Ловит себя на том, что продолжает поглаживать её тонкие подрагивающие пальчики.
Толкнув створку, неопределённо взмахивает в сторону белой гостиной:
— Располагайся. Здесь всё твоё. Отдохни с дороги.
Он ждёт, когда она кивнёт. Марьяна, не кивнув, прикрывается осоловевшим Жором и отступает в комнату. Сама она выглядит не менее встревожено, трясётся.
Захлопывает дверь.
Подумав немного, Октавиан заключает: «Волнуется, наверное. Все невесты волнуются».
И отправляется в соседние комнаты, ведь ему ещё надо к первой брачной ночи подготовиться.
Подготовка довольно проста, но ситуация слишком необычна, и Октавиан ещё перед свадьбой решил выписать все пункты на лист бумаги. Теперь на зеркале в его просторной белой ванной комнате, в которой только ванна, зеркало, полка для белых бутылочек и склянок и вешалки для белых полотенец и одежды, прикреплен белый лист с чёрным-чёрным списком:
«1. Помыться.
2. Почистить зубы.
3. Надеть халат.
4. Сказать комплимент.
5. Быть нежным и терпеливым».
Суслик Бука, надувшись, молчит на краю ванны. Долго он безмолвие сохранять не может и ворчит:
— Мало того, что сама с фамильяром въехала, ещё и живность свою притащила. В мой-то сад! Да кто ей позволил?
— Я. Это мой сад, — напоминает вытирающийся Октавиан. — Ты привыкнешь.
— К такому невозможно привыкнуть! У нас был симметричный идеальный сад, а теперь там домики. Только с одной стороны!
— Сделай с двух и заведи себе свою живность, если так хочется.
— Я хочу, чтобы мы жили как прежде: тихо, просто и предсказуемо.
Глаза продолжающего вытираться Октавиана чуть сужаются. Он расправляет полотенце, ровно вешает его на вешалку.
— Я твой фамильяр! — фыркает Бука и нервно взмахивает лапками. — Как ты можешь не слушать часть своей души?
— Марьяна моя жена.
Под причитания Буки о предателях, меняющих всё на юбку, коварных ведьмах и благости тишины и покоя, зубы Октавиан чистит два раза. С зубами и здоровьем у него всё отлично, так что запах изо рта всегда приятный, но он почему-то забывается и дважды исполняет второй пункт. Спохватившись, решает, что лишний раз не повредит.
Накинув белый халат, Октавиан разворачивается к выходу.
Белизна комнаты слепит. Смотрю в окно на яркую зелень леса вокруг башни, пытаюсь не зацепляться взглядом за высокую стену, отделившую меня от остального мира. Белизна комнаты пожирает эту зелень, это живое, пытается утопить в своём каменном холоде.
Белое всё: стены, потолок, пол. Белый стол. Белый… диван. Кажется, в похоронной лавке такие штуки с мягким сидением и спинкой называли диванами. Белые полки. Белый ковёр.
Зажмуриваюсь. Только в этой блаженной темноте приходит ощущение тела. Спустившийся без подвязки чулок неудобно охватывает лодыжку. Подумав, разуваюсь — нога не привыкла к новым, не разношенным туфлям — и стягиваю оба чулка.
— Тут слишком много места! — Жор высовывает голову из стены.
Точнее, не из стены, а из дверного проёма, просто он белый и комната за ним белая, поэтому дверь сразу не заметить. Их в комнате четыре, если не считать входной.
— Там всё такое же белое? — сухо уточняю я.
— Да. Всё. Везде.
— Мне нужна лестница, — не могу отвести взгляд от леса.
— Зачем?
— Через стену перелезть. Разведай, пожалуйста. Тут же сад, наверняка есть какие-то инструменты. Хоть что-то, — поворачиваюсь к нему.
— Что, прямо сейчас? — таращит глаза Жор.
— Нет, через год, — выдыхаю гневно. — Конечно, сейчас! Властелин может вернуться в любой момент, я должна исчезнуть как можно скорее.
— А если меня засекут? Если убьют?
Молниеносным прыжком оказываюсь рядом с Жором, хватаю его за шкирку.
— Ой! Марьяша! Не надо так! — он сучит лапами, дыбит шерсть. — Я протестую!
К счастью, своего фамильяра всегда можно схватить, он просто не может стать нематериальным и сбежать. Подскочив к окну, дёргаю створку, лишь теперь подумав, что властелин мог меня запереть.
Но створка открывается. Ароматный лестной воздух ударяет в лицо, напоминая о свободе.
— Ищи способ меня спасти. Удачи! — Чмокаю Жора в мохнатый, дёргающийся лоб.
— Марьяна! Не надо!
Размахнувшись, зашвыриваю его в кусты позади чёрных домиков.
Никакого треска и шелеста: Жор приземляется бесшумно. Значит, успел развоплотиться перед приземлением. Он выскальзывает из куста, вновь не потревожив ни листочка. Поднявшись на задние лапы, трясёт в мою сторону кулачком передней.
Ну да, злится, но сейчас главное спастись!
Присев на подоконник, провожаю Жора взглядом. Только бы он лестницу какую отыскал, что угодно… Ох, и угораздило же меня попросить жениться на мне самого светлого властелина. Он должен, обязан был отказаться, я же ведьма! А он… он… надеюсь, он просто решил меня проучить.
Да… надеюсь, это так, должно быть так! Не может же светлый властелин всерьёз жениться на ведьме, брачную ночь со мной провести. Это же немыслимо, я же тёмная! А светлые властелины даже человеческими женщинами брезгуют.
Да, наш светлый властелин определённо решил меня проучить за дерзость.
Не может же он в самом деле… ко мне сейчас на полном серьёзе прийти.
Для Жора ухоженная территория светлого властелина страшнее самого тёмного и глухого леса. Конечно, в лесу его, способного стать бесплотным, никто не обидит, а здесь… здесь же может случиться что угодно. А если вспомнить, какие ужасы рассказывают о восьми светлых властелинах, в одиночку поставивших на колени весь мир… Просто шерсть дыбом!
Жор пробегает вдоль торца белого дома, на углу попадает в тень башни и поднимает мордочку. Щурится, шевелит ушками, прислушиваясь.
«Всё у этих светлых не как у тёмных и даже не как у людей», — бухтит Жор мысленно и оглядывает представшую перед ним часть сада позади дома: в середине — пруд с беседкой. Кусты, скамейки по обе стороны… одна половина будто в зеркале отражение другой. Кажется, что даже поверхность воды послушно отражает сама себя.