— Что ненормального в том, что муж и жена отобедают вместе в городе?
Нет, ну если так посмотреть…
Властелин шагает дальше, и я, вцепившись в его плечи, уточняю:
— Почему мы поднимаемся наверх, разве мы не на коляске поедем?
— На коляске долго, а у меня короткий обеденный перерыв. И думаю, ты уже готова к такому виду путешествий.
Если он хотел напугать, у него получилось.
Властелин вносит меня в квадратную (естественно белую) комнату без окон и ламп, но удивительным образом наполненную мягким светом, и ставит на пол. Посередине вертикально возвышается белое кольцо с оттисками незнакомых знаков на ободе.
— Что это? — скольжу взглядом по идеально ровному ободу, взгляд затягивает, крутит по кругу, будто затягивает в водоворот…
— Телепорт, — светлый властелин мягко-твёрдым движением руки поворачивает мою голову чуть в сторону, и головокружение отступает. — Он связывает домашние и рабочие резиденции проконсулов и Агерум с Метрополией.
Связывают мой мир с их светлой Метрополией? Так дело в этих… телепортах?
Светлый властелин взмахивает рукой, оттиснутые на ободе знаки наполняются ярким светом. Внутри круга будто перетекает вода, и через миг всё снова выравнивается.
— Одной тебе сюда лучше не ходить, тут можно встретить тех, кто тебя не поймёт. — Светлый властелин, глядя на руки, переплетает наши пальцы, сжимает мою ладонь.
Что-то странное промелькивает на его холодном лице, прежде чем он шагает к кольцу. Мм, он хочет просто пройти сквозь дырку? И какой в этом смысл?
Едва рука оказывается в плоскости кольца, по коже разбегаются холодные иголочки от контакта со светлой магией, они окатывают всё тело, пока прохожу через круг.
Светлый властелин в обход кольца тянет меня к двери.
И? Что это мы сделали?
Вытащив из-за пояса ключ, светлый властелин отпирает дверь. Но она же была не заперта!
И лестницы непосредственно за дверью нет: тут площадка, лестница спускается уже от неё, а в окнах… в окнах — центральная площадь Окты.
С тихим щелчком светлый властелин запирает комнату с волшебным кольцом.
— А-а-а! — пронзительный вой наполняет дом проконсула Октавиана.
Пощипанный Бука наконец-то может свободно выразить отношение к происходящему.
— А-а-а! — вопит он, тараща глаза на чёрные драпировки. Конечно, он всё это видел, но тогда приходилось держать себя в лапах, а теперь… можно высказать всё откровенно. — А-а-а!
Прооравшись, он падает в обморок.
Тут же вскакивает.
И снова падает.
А драпировки так и висят на прежних местах.
— Чудовище! — Бука подскакивает, гневно присвистывает. — Она принесёт нам погибель! Дом, наш прекрасный белый дом, во что она его превратила?!
Прокатившись по полу несколько раз, Бука выскакивает на крыльцо и снова истошно, пронзительно, страшно орёт:
— Жо-о-ор!
Жор выглядывает из-за угла дома. Глаза у него по-прежнему очень большие, круглые, изумлённые.
Заметив врага, Бука кидается к нему, сгребает лапками шерсть на груди:
— Почему она всё ещё здесь? Почему он её не выгоняет?!
— Тебе лучше знать, — шипит Жор. — Твой хозяин глаз положил на мою Марьяночку.
И он тоже взвывает, а из огромных глазищ брызгают слёзы.
— Да она плохо старается его довести! — голосит Бука. — Да кто же так доводит?! Октавиан — он же светлый, он же возвышенный и одухотворённый, чтобы его довести надо очень стараться. А твоя ведьма ленится!
— Сам ты ленишься, — раздувается Жор. — Кто говорил, что и малейшей перестановки светлый властелин не выдержит и выставит её? А он сам стены чёрным красил!
— Потому что он благородный, — рыдает Бука и падает на грудь Жора, заливая её слезами. — А она пользуется, ведьма.
— Марьяна такая красивая, — взвывает Жор и, обхватив Буку лапами, рыдает ему в шею. — А он на неё глаз положил, изверг.
Запрокинув морды, они в один голос ревут:
— Бедненькие!
Планировка в соборе светлого властелина почти такая же, как в мэрии, но здесь совсем иной дух, и шаги отдаются гулким эхом, тревожно даже дышать — настолько всё белое, холодное, подавляющее.
Помню, как первый раз оказалась здесь: дрожащая, точно от холода, с путающимися в голове словами клятвы, слишком испуганная. Одинокая. Светлый властелин по протоколу спросил моё имя, ответить я не смогла, а когда, наконец, выдавила первые звуки, заикнулась.
Если бы мне тогда сказали, что стану женой этого жуткого, возвышающегося надо мной мужчины, я бы прямо на месте умерла от страха.
Сейчас совсем не страшно — мысли заняты поиском выхода из невероятной ситуации, удивлением и почти шальным любопытством: а как прогулку властелина на обед воспримут горожане?
Как самый настоящий влюблённый держа за руку, он выводит меня на крыльцо — на обозрение всему центру Окты.
Глава 14. Светлый властелин удивляет
Правда, в центре Окты всего пяток извозчиков, да несколько человек на крыльце противоположной мэрии. Со ступеней мы с властелином спускаемся незамеченными и почти пересекаем площадь, когда из мэрии, придерживая подол траурного чёрного платья, выходит горожанка.
Всплескивая руками, она роняет кисет. Это привлекает внимание сначала к ней, а потом, когда все замечают её ошалелый взгляд, и к нам с властелином. Последнему, правда, всё равно, он ведёт меня к одной из радиальных улиц. Зато мужчина из очереди в мэрию криво надевает берет, один извозчик роняет поводья, другой случайно пускает лошадь вперёд, третий давится пирожком. Открытые рты и вытаращенные глаза можно не засчитывать.
Но это в центре, где обывателей практически нет, лишь заглянувшие по делам, совсем иначе на отходящих от площади улицах: тут больше людей, коляски, повозки с товарами и вещами…
И если светлый властелин в своём одеянии сливается с белыми домами, то я в чёрных кружевах, с чёрными распущенными волосами вместо положенного пучка или чепца, выделяюсь сразу.
Первым нас замечает мужичок-возница, его телега с бочками скатывается на тротуар. Он успевает придержать зашоренного конька и никого не задевает, но это не мешает паре дородных женщин поднять крик.
— Смотри, куда прёшь!
— Глаза залил с утра?
— Пускают тут всяких!
Надо же, не думала, что в Окте ругаются, тут же всё должно быть благостно, под стать правителю.
Вместо ответа мужичок указывает на нас с властелином, и женщины умолкают. Словно волна прокатывается по тротуарам, люди шепчутся, оглядываются, выступают на проезжую часть, подпрыгивают и наклоняются, чтобы увидеть нас из-за спин и плеч впередистоящих.
Столько внимания… Не по себе, особенно из-за того, что светлый властелин держит меня за руку на глазах у всех.
Позорное желание сбежать становится почти нестерпимым: при всём неоднозначном отношении к ведьмам, даже после безумной свадьбы на глазах у многих горожан Окты, ко всеобщему вниманию я непривычна.
Светлый властелин окидывает толпу равнодушным взглядом, меня оглядывает внимательнее.
— Тебе нужно новое платье.
— Какое?
— Лёгкое, светлое, соответствующее твоему положению в городе.
Началось, теперь ему надо переделать меня под себя. Сощуриваюсь: значит, ему всё же не по нраву мой ведьминский вид, значит, это можно использовать.
— Я ведьма, — гордо вскидывая подбородок, вытягиваю руку из захвата его пальцев, — и не собираюсь нарушать закон, надевая что-то помимо положенного мне чёрного балахона.
— Ты уже нарушаешь, — спокойно замечает властелин. — Балахона на тебе нет. И шляпы тоже.
Прикрыв глаза, вздыхаю: ну, правда, кого я решила законам поучить?
Приоткрываю один глаз:
— Почему я не наказана?
Опять ничего не прочитать по лицу светлого властелина, лишь расширившиеся зрачки намекают на отклик на мои слова.
Проходит минута…
Что он делает? Решает, надо ли меня наказывать или нет?
— Твой статус изменился, — светлый властелин проводит пальцем по моему запястью, белому браслету. — Теперь ты вольна одеваться, как пожелаешь.
Предложение соблазнительное, но отказываться от возможности немного досадить супругу не буду:
— Мне нравятся ведьминские наряды, я не собираюсь их менять.
— Хорошо, только закажи новые, у тебя было мало одежды, и она не подходила к торжественным случаям.
И это говорит мужчина (опять непробиваемый), который всегда ходит в однотипной одежде белого цвета.
— Уж кто бы говорил, — выдыхаю я.
Направляясь дальше по улице, светлый властелин признаётся:
— Насколько мне известно, женщины любят красивую одежду. Но если не любишь, я не буду тебя принуждать, одевайся так, как тебе нравится.
Кошусь на него: выглядит серьёзно, как всегда.
Мы минуем большую витрину трапезной, с обратной стороны которой к стеклу липнут посетители. В неё-то светлый властелин и отворяет массивную дверь.
Меня чуть не сносит ароматами мяса, чеснока, перца, горчицы, мёда, сдобы…
Светлый властелин поддерживает меня под локоть, деликатно заводит в зал со столиками под белыми скатертями. Даже здесь белый цвет!
И тишина мёртвая.
А посетители (в основном мужчины, но есть и хорошо одетые женщины) больше похожи на статуи.
Из чего можно сделать вывод, что светлый властелин своими появлениями подобные заведения не балует.
— Есть отдельные кабинеты? — спрашивает он.
Тишина…
Наконец дородный мужчина с сединой, отделённый от зала деревянной стойкой, поднимает трясущийся палец вверх.
— Н-а-а, — выдыхает мужчина, снова набирает воздух в лёгкие и выдыхает: — на-ав… на…
— Наверху, — спокойно заканчивает за него властелин.
Судорожно кивнув, мужчина оседает за стойку. Одна из дам в углу, пискнув, валится на руки соседа по столику, в другом конце зала звякает посуда.
Единственная невозмутимая личность здесь — светлый властелин. Он протягивает мне руку. Вкладываю в неё ладонь раньше, чем успеваю подумать.