— Где Эльза? — Я тоже поправляю волосы Миры — жёсткие, с сединой. — Где все?
— Эльза заказ получила вытравить гниль с ржаных полей. Саира с её помощницами кого-то врачуют, Верна с Арной болеют опять, из домов не выходят.
На дом старых ведьм я не оглядываюсь, но вспоминаю то, что они говорили об Октавиане… так трудно совместить образ безжалостного запредельно жестокого завоевателя с тем мужчиной, что заботился обо мне эти дни.
— Мира, — сжимаю её руку, — скажи, пожалуйста, правду. Без эмоций, без застарелых обид, без… Просто честно: светлые властелины действительно были так жестоки, как вы рассказывали?
— Марьяша, — вздыхает Мира и, прикрыв полные слёз глаза, опять крепко меня обнимает. Я жду, что она скажет «Да» или «Всё было ещё хуже, чем мы говорили», может, посочувствует моей связи с Октавианом. А она вздыхает: — Просто забудь всё, что слышала от нас. Это прошлое. Далёкое. Старше тебя. А ты живёшь сейчас. И для светлого Агерума властелины всегда будут героями. Ты имеешь полное право считать так же.
От неожиданности не знаю, что сказать. Вглядываюсь в её тронутое морщинами лицо, пытаюсь поймать взгляд…
— Иногда, Марьяна, нужно уметь перешагивать через прошлое. — Мира подхватывает меня под руку и, так и не взглянув в лицо, тянет в сторону своего домика. — Как оно там, в светлой башне? Узнала о властелинах что-нибудь? Как они здесь появились, почему такие… традиции какие у них приняты? Остальных ты уже видела? Общалась с ними? Семь остальных властелинов на нашего похожи или нет?
И меня почти потрясает мысль, что за всё это время я не узнала ничего нового, не поинтересовалась жизнью Октавиана, им самим — ничем. Щёки прижигает хлынувшая к ним кровь, мне… стыдно.
В разговоре Мира больше не касается Октавиана: рассказывает, сколько болезней растений и скота они извели с Эльзой, о том, что Саира присмирела, теперь всегда им улыбается и интересуется моей жизнью.
Мира по привычке заикается посетовать на светлый налог, но умолкает и, едва коснувшись восьмигранника лицензии на лбу, переводит взгляд на окно. С печки недовольно посверкивает глазищами ласка Злюка. Жор впервые на моей памяти не пытается пошариться в запасах…
Тяжко. Словно одно моё желание спросить о прошлом, сомнение в ужасах завоевания перечеркнули все хорошие отношения прошлых лет.
Стоя в мэрии во время обряда я думала, что своими выходками доведу Октавиана до того, что он от меня откажется, а получается… неужели от меня откажутся мои ведьмы?
Протянув руки через стол, сжимаю тёплые мозолистые ладони Миры. Еле сдерживаю слёзы:
— Прости, что спросила об этом. Я не должна была сомневаться.
— Ты дитя нового времени, — поглаживая мои пальцы, Мира смотрит в окно. — Ты ко всему этому привыкла, не знаешь иного. И для тебя, наверное, лучше смириться. Мы же не сможем ничего изменить, не сможем вернуть прошлое, так зачем тосковать о том, чего не будет? А ты молодая, тебе ещё жить и жить, детей рожать.
Вздрагиваю. Слёзы заполняют глаза.
— Мира, не надо так, пожалуйста. Вы моя семья, вы меня воспитали. Я ведьма, и то, что светлый властелин мой муж, этого не отменяет, и меня не меняет…
Грустная улыбка трогает губы Миры. Злюка фыркает с печи:
— Как же не меняет, если ты уже сомневаешься в том, на чьей стороне правда, сомневаешься в нас, ищешь лазейки…
— Злюка, довольно! — с моложавой резкостью прерывает её Мира.
Ласка снова фыркает, а сидящий на скамейке Жор смело грозит ей кулачком.
— Продался за еду, — буркает Злюка и уходит подальше на печь, скрывается с глаз.
Сквозь стену влетает ворон. Приземлившись на край печи, вперивает в меня блестящий выпуклый глаз. И без слов понятно, что меня хотят видеть.
— Надо же, наши старушки расшевелились, — Мира поднимается с лавки.
— Не ты, — гаркает ворон.
Удивлённо приподняв брови, Мира садится обратно.
А мне становится совсем не по себе.
Прошлый разговор с Арной и Верной проносится в голове — то, что я из него запомнила. Вот уж у них точно не стоит спрашивать, так ли страшна была война со светлыми властелинами. И старейшие ведьмы оказались правы: круг всё показал, всё вытащил наружу, не пропустил недостойного.
Жор шлёпается на пол и встряхивает распушённой шкурой. Я неохотно направляюсь к двери. Ворон слетает мне на плечо, зацепляется колючими когтями. Склонив голову набок, разглядывает внимательно, аж мороз по коже.
— Удачи, Марьяна, — глухо желает вслед Мира.
— Спасибо…
На улице пасмурно. Зябко охватываю плечи, хотя прохладно не из-за погоды — почему-то кажется, что Арна и Верна станут расспрашивать о круге ведьм, а я не хочу это вспоминать.
Но вот и домик Верны.
Я вхожу в запах трав и отваров. Горят под потолком болотные огоньки. Печь потрескивает, в избушке слишком жарко, но обе ведьмы одеты тепло, сидят у печи, грея старые спины. Я смотрю на их острые колени, страшась заглянуть в лица с белыми клеймами на лбах и увидеть осуждение за то, что плохо выбрала мужчину, что не приходила к ним долгие пять дней.
Нахохленный Жор жмётся к моим ногам. Ворон так и сидит, сверкая чёрным глазом.
— Марьяна, — неожиданно мягко произносит Арна. — Очень жаль, что так получилось с Рейналом. Но не всё потеряно.
Зацепляюсь рукой за запястье, и пальцы натыкаются на белый брачный браслет.
— Круг отверг недостойного, — поддерживает Верна, её узловатые руки приходят в движение на тёмном подоле, скользят, выписывая круги. — Но ты молода и красива, ты ещё можешь встретить того, с кем духи свяжут твою судьбу.
— Я уже замужем за светлым властелином, — устало напоминаю я, обходя кончиками пальцев белый браслет. — Кто же на меня посмотрит, кто ещё посмеет узнать меня, приблизиться настолько, чтобы полюбить и согласиться на вечную связь?
Арна вздыхает:
— Светлый властелин, конечно, непобедим в белом городе — там сосредоточена его сила, там его даже стены защищают. И в его башне, наверное, тоже, хотя проверить это трудно: лес вокруг не пропускает чужаков.
— Но в других местах, — тихо произносит Верна, — особенно местах старой силы, властелины уязвимы. Светлый властелин Окты уязвим. А значит, от этих пустых брачных обязательств ты можешь освободиться.
Глава 21. Нарушения законов
Натянув поводья, останавливаю белого коня на тракте. Едва успеваю придержать Жора, чтобы не свалился. Сердце колотится, как сумасшедшее, мысли в полном сумбуре. Мне… страшно.
В Окту тянутся лениво поскрипывающие обозы с продовольствием. Возницы посматривают на меня с любопытством, ближний чуть тянет поводья вола, чтобы объехать меня.
Направляю коня на обочину.
Возвращаться в дом Октавиана после побега от Арны и Верны не хочется. Разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, я хотя бы в благодарность за поддержку должна рассказать Октавиану об их просьбе, с другой… я ведьма, как и они, и все эти годы они были — и сейчас остаются! — моей семьёй.
«Попроси светлого властелина войти с тобой в круг, — отчётливо, будто на ухо шепчет, звучит в памяти голос Арны. — Приведи его в лес ведьм, туда, где он особенно слаб. Смерть одного вынудит остальных покинуть безопасные места, и тогда…»
Дослушивать не стала — сбежала. Чтобы не спорить, не принимать решения, не услышать прямой просьбы убить…
Убить я бы не смогла, они должны это понимать. Неужели хотят сами на него напасть? Эти старушки, которые с печей-то еле слезают. Как им в голову такое пришло? А если бы они попробовали, кара за покушение на властелина — смерть.
Меня охватывает дрожь.
— Совсем бабки от старости сбрендили, — Жор прижимает ушки. — Им бы травок каких попить от маразма.
Нервно усмехаюсь. Только глаза у них были ясными, и уверенность такая сквозила в словах, будто они правда способны навредить Октавиану. Может, у них с войны остались какие-нибудь магические амулеты или жезлы, которые светлые властелины почему-то не нашли? Не может же быть, что они считают свои силы равными его силам, даже в ведьмином лесу.
Да что там — я же была в том лесу, в самом круге и не ощутила прилива сил, не… Опускаю взгляд на белый браслет на запястье: что, если это пропитанное светлой магией украшение оттолкнуло силу леса? Что, если лес и впрямь сделает Арну и Верну очень сильными… но почему этим усилением не воспользовались на войне? Или пользовались? Или светлые властелины благоразумно не входили в места нашей силы, поэтому и оставили их нетронутыми — просто не стали рисковать?
На это могли бы ответить мои ведьмы — если бы мне хватило смелости остаться.
Катятся мимо обозы, запряжённые спокойными рогатыми буйволами, возницы уже предвкушают отдых в белом городе…
А меня трясёт от жуткого внутреннего холода.
От внезапной мысли: если бы круг ведьм связал нас с Рейналом, он попросил бы меня выманить Октавиана? Просто потому, что не хочет делить с ним… Не на расправу ли с Октавианом Рейнал рассчитывал, делая мне столь дерзкое предложение?.. В день свадьбы Арна и Верна стояли рядом с ним. Что, если это они его надоумили? И уж ему-то, связанному со мной духами супругу, я бы отказать не смогла.
Кровь отливает от лица, сковывает льдом сердце.
— Вы в порядке? — спрашивает проезжающий мимо старичок. — Помощь нужна? Вы так побледнели…
Мотнув головой, припускаю коня вдоль тракта. Обычно докучливый Жор молчит. Тоже в ужасе от просьбы наших ведьм.
В небе чёрным росчерком промелькивают вороновы крылья. Оглядываюсь: несколько чёрных птиц кружат надо мной. Следят? Или случайное совпадение?
— Что делать будем? — тихо спрашивает Жор.
Не знаю, но если продолжу метаться вдоль тракта, метаться в душе, Октавиан заподозрит неладное, а врать совсем не хочется.
Если расскажу Октавиану, он должен будет наказать Арну и Верну за сговор с целью покушения. Возможно, не только их, но и Миру с Эльзой — кто знает, не говорили ли старейшие ведьмы с ними, и как всё повернётся.