Под копытами коня тревожно похрустывают мелкие ветки, но в остальном лес кажется обычным: шелестят на ветру листья, бегают тусклые поутру солнечные зайчики, обмениваются трелями птицы, только я почему-то никак не могу отыскать в их голосах знакомых переливов…
И папоротников в этот раз нет, хотя мы с Октавианом въезжаем с той же стороны, где я въезжала с Рейналом. А в самом лесу неожиданно светло, словно сейчас полдень. Что-то эти перемены да значат.
Извернувшись, наклоняюсь посмотреть за спину Октавиана: сквозь деревья покинутое нами поле не просвечивает. Странно, вроде его ещё должно быть видно.
— Что-то не так?
Мотнув головой, снова устраиваюсь на холке коня удобнее.
— Этот лес для каждого принимает свой облик, — тихо произносит Октавиан и плотнее перехватывает меня под грудью. — Внутри него пространство нарушено и запутано так, как ни один леший не может закрутить, и даже они здесь бессильны.
— Я знаю, — тревожно оглядываюсь по сторонам, но светлый, какой-то радостный лес как угрозы будто не таит.
— Так вот он какой, — вдруг тянет поводья Октавиан, конь останавливается.
Переведя взгляд вперёд, я закрываю глаза и провожу по ним ладонью, но когда открываю, от изумления приоткрываю рот.
Перед нами расстилается поляна, с противоположной стороны затянутая туманом. Посередине её дугой пересекает линия из простых на вид камней.
Круг ведьм.
Это на самом деле круг ведьм, и возле него мы оказались удивительно, просто невероятно быстро. Так быстро, что я не успела подготовиться, не успела…
Октавиан ловко соскальзывает на траву и тянет ко мне руки. В растерянности я позволяю снять меня с коня. Подол моего платья и его накидка шелестят о мягкую ярко-зелёную траву.
Сердце заполошно стучит, не хватает дыхания, я не могу втянуть наполненный ароматами цветов и утренней свежести воздух.
— Насколько я знаю, ты должна пройти за линию камней, — напоминает Октавиан, — а потом, если твоему сердцу будет угодно, я тоже смогу это сделать.
Туман клубится по ту сторону поляны, выкатывается на неё, чуть приближаясь к границе круга, будто выходит навстречу. С Рейналом было всё иначе, совсем иначе. Неужели сейчас круг ведьм гневается на то, что я привела сюда светлого? Или на то, что я задумала чувства использовать как оружие?
Но Октавиан прав, мне надо войти в круг, даже если тот захочет меня покарать — всё равно в этом лесу воли круга не избежать.
Кивнув, направляюсь вперёд. Трава стелется под ногами, солнце согревает меня, греет воздух и землю. Октавиан, чуть подождав, направляется следом. Дыхания опять не хватает, я прибавляю шаг — невыносимо хочется понять, что приготовил круг, оборвать томительное, убийственное ожидание.
Лишь чуть медлю перед тем, как переступить выложенную камнями границу. Всё, я внутри, я во власти круга, ему теперь решать, чем всё это закончится.
— Марьяна…
Разворачиваюсь. Октавиан стоит на границе камней, белые нити связей всколыхивают воздух, уносятся прочь, соединяя его с другими проконсулами. Ладони Октавиана будто прижимаются к чему-то невидимому. Круг его остановил, но… Октавиан смотрит на меня, видит меня. Я отступаю в сторону, и он смещает взгляд следом за мной. Он точно видит меня, а это значит…
Сердце ломит, рвёт на части — его чувства, его любовь ко мне настоящая, искренняя, глубокая. Пусть его лицо ничего не выражает, пусть взгляд кажется бесчувственным, но любить он может и любит.
Не выдержав, перевожу взгляд на белые тонкие ленты связей. Белые ленты. Все. Ни одной алой, никаких женщин в его прошлом, даже ради эксперимента.
Первые чувства, первая любовь, первая страсть — это всё для него я. Почему же мне так больно и страшно? Почему хочется подойти и его обнять?
Октавиан опускает руки, и только когда шагает внутрь круга, я понимаю, что он уронил их, когда исчезла преграда. Медленно, шаг за шагом Октавиан приближается. Не может быть! Не должно так быть! Я пячусь, но он всё равно здесь — я, моё сердце пропустило его.
Подхватывая подол, разворачиваюсь и бросаюсь к туману. Последнее испытание — если ведьма не хочет, жених никогда не поймает её в нём, никогда не найдёт, просто выбежит случайно за границу круга.
Ныряю в туман, бегу в его молочном сумраке, натыкаясь на кусты и деревья, глотая слёзы. Как же так? Почему Октавиан в круге?
Сильные руки обхватывают меня. Извернувшись, я снова бросаюсь вперёд, Октавиан хватает меня, вместе мы падаем на удивительно мягкий мох, я оказываюсь под тяжёлым напряжённым телом.
Туман вмиг развеивается, оставив меня лицом к лицу с Октавианом, с его чёрными нечеловеческими глазами.
Нет рядом деревьев и кустов, и мха нет, просто поляна с травой, солнце. И нависший надо мной Октавиан. Мы оба тяжело дышим. Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Не может быть, но… это есть, трудно не заметить напирающего на меня Октавиана.
Сила из земли ударяет внезапно, пронизывая мои нервы странным щекотным ощущением. Судя по судорожному вздоху и шире распахнувшимся глазам, Октавиана сквозь ладони и колени тоже прошило этой силой, тоже накаляет его нервы, воспламеняет кровь. Эта сила связывает наши души здесь и сейчас, наполняет тела кипучей энергией жизни, распаляет страсть перед последней, почти формальной частью ритуала.
Октавиан наклоняется, и на этот раз на его поцелуй я отвечаю искренне, без оглядок, больше не думая об отступлении — в этот миг в сердце круга ведьм оно бессмысленно, уже невозможно, и нежеланно, потому что я слепа от другого желания.
Долго плутают сорок тёмных по лесу, в котором так и не наступает рассвет, прежде чем признать очевидное, прежде чем заговорить об этом и произнести страшное.
— Нужно уходить: лес не позволит нам исполнить задуманное.
— Согласен с Арной, — Шутгар презрительно оглядывает окружающие деревья, — нужно уходить, пока за упрямство с нами что-нибудь не сделали. Давай в вашу деревню, так ближе и быстрее, а то что-то у меня шерсть дыбом от этого места.
Арна и Верна удивлённо переглядываются: Шутгар с ними соглашаться не любил, а тут согласился и обходится без ругательств за проваленный план.
Оставаться здесь и дольше бессмысленно и опасно, поэтому они вкладывают силы в создание тропы, уводящей их из волшебного леса прямиком в тайную лесную деревню, освещённую дневным солнцем.
Оказавшись на земле своего убежища, Шутгар вздыбливает шерсть на загривке, злобно сверкает глазами.
— Я просил в деревню!
— Опасно появляться там такой толпой, — Арна вытирает проступивший пот.
— Давай в деревню вашу всех перекидывай, — взмахивает когтистой рукой Шутгар. — Оттуда пойдём к лесу, поймаем их на выходе.
Все тридцать девять тёмных отряда и выглядывающие из домиков жители недоверчиво смотрят на него.
— Ну что застыли? Если лес отказывается нам помогать, надо напасть вне его пределов! — Шутгар стискивает кулак. — Напасть и убить. Вы же слышали: убрать одного властелина — и связь с их миром оборвётся, потом останется вырезать остальных и освободиться.
— Ты понимаешь, — осторожно начинает Арна, — что значит покровительство леса Марьяне и светлому властелину? Это значит, они могут заключить брак, значит…
Шутгар гневно перебивает:
— Значит, после ритуала он будет расслаблен, беспечен — уязвим. Этот ритуал одуряет — то, что нам нужно!
— Но если властелин женился на ведьме… — пытается возразить Верна.
— Вы можете гарантировать, что ваша девчонка останется на нашей стороне, а не примет такую удобную сторону светлых? Уверены, что он откажется от подмоги своего мира теперь, когда она привязана к нему намертво? Ну же! Мы должны напасть сейчас, решить всё одним ударом, пока он этого не ожидает! — Шутгар оглядывает остальных. — Только подумайте — это может быть последним нашим шансом освободиться от светлых! Или вы так и хотите всю жизнь провести с клеймом на лбу, точно скотина?
— Я не пойду против воли леса ведьм, — Арна отступает на шаг, и Верна пржимается к ней.
Вдвоём они открывают тропу в свою деревню. Синхронно шагают туда, и пространство захлопывается, оставив остальных заговорщиков в тайном селении.
Фыркнув, Шутгар направляется в свой домик.
— Без них обойдёмся: у меня есть пара амулетов тайных троп, на всех хватит.
Участники отряда — маги, лешие, оборотни — переглядываются, невольно скользят взглядами по лбам собратьев с восьмигранными метками. И остаются ждать Шутгара.
По телу ещё гуляет слабость и сладкая истома, голова слегка кружится, и всё видится в таком радужном свете, что хочется петь и смеяться, хотя стоит думать, как не свалиться с коня. С Октавианом должно твориться то же самое, ведь мы вдвоём напились пьянящей силы круга. Он расслабленно покачивается. Стянув с моего плеча свою накидку, прикусывает шею, целует… Я всё же смеюсь, и разорванное на гуди платье разъезжается.
Только бы по дороге никто не встретился: белая одежда Октавиана вся в зелёных следах травы, моё платье местами порвано, и тонкая белая накидка поверх него ситуацию почти не спасает. Вид для молодых супругов естественный, но… смущающий.
От более ощутимого укуса я вздрагиваю, запрокидываю голову на плечо Октавиана. Он вольно или невольно натягивает поводья, конь останавливается. Октавиан обнимает меня крепко-крепко, шумно выдыхает в шею, и я опять смеюсь. Лес тих, спокоен, дружелюбен, и я больше не опасаюсь, что Арна или Верна внезапно появятся и попытаются провернуть задуманное: они не глупые, если увидят нас, поймут, что в круге ведьм от Октавиана им не спрятаться.
Позже попробую уговорить его разрушить основу башни и разорвать связь с Метрополией, ведь теперь нет сомнений в чувствах Октавиана, даже если они не проявляются в мимике и интонациях голоса. Удивляет то, что и с моими чувствами теперь всё ясно. Не понимаю, когда успела прикипеть к Октавиану, не знаю, хорошо ли, что круг ведьм открыл глаза так резко, не позволив постепенно прочувствовать любовь и смириться с ней, а просто швырнул в водоворот чувств, нежности и страсти.