— Не переживай, — Жор подёргивает шкурой, сбрасывая пыль. — Сделают копию оставшейся.
— Понимаю, но несуществующая ночь бывает раз в году, и я хотела пойти именно в этой. — Укладываю серьгу на комод. — Второй комплект мне меньше нравится.
— Иди без серёг, — Жор дёргает хвостом. — И хватит этих беременных капризов.
Фамильяр, что с него взять? Никакого сочувствия! Никакого понимания! Никакой любви к подаркам Октавиана.
Ладно, всё равно спорить бесполезно, поэтому просто вытаскиваю из шкафа шкатулку с драгоценностями — хорошо, что перевезли их в городской дом, иначе пришлось бы возвращаться через телепорт, а судя по нарастающей музыке, веселье уже началось.
— Пусть Октавиан тебе новые украшения подарит, — примирительно советует Жор. — Я ему подскажу так сделать.
Прежде, чем успеваю возразить, он сбегает сквозь стену. Не понимает ведь, что украшения — это просто украшения, меня огорчает то, что я посеяла серьгу от подарка.
Пока никто не помешал, снимаю ожерелье из ажурных лепестков и заменяю более массивным рубиновым. Это уже подарок горожан, так что появиться в нём на несуществующей ночи тоже хороший вариант.
Сменив украшения, надев золотой обруч короны — прав был Октавиан, с ними не очень удобно — спускаюсь по лестнице в холл и оправляю чёрное платье. Стоит открыть дверь, и меня чуть не сносит громкой музыкой, пением. Народ толпой валит к выходу из города, но не потому, что празднование в городе запрещено: просто в Окте нет площадей, способных вместить всех желающих повеселиться.
Замечая меня, горожане кланяются, улыбаются, кое-где звучит до сих пор непривычное «Ваше величество».
Приближение Октавиана издалека заметно по волне расступающихся людей. Вот мелькают среди нарядов белоснежные одежды, а затем и сам Октавиан выходит ко мне. Слева от него шагает наш сын Аделиз — его маленькая белокурая и черноглазая копия. Я сразу расплываюсь в улыбке, Аделиз тоже, а Октавиан улыбается одним уголком губ. За одно это я готова обнимать его крепко-крепко, и так бы и сделала, если бы не многочисленные свидетели, направляющиеся к кострам за стенами белого города.
Октавиан предлагает мне руку, я с удовольствием подхватываю его под локоть.
— Мама, мама, — Аделиз обходит его и ухватывается за мою ладонь. — Там делегаты прибыли, ещё одна область просится войти в состав королевства.
— Я же просил не говорить, — замечает Октавиан, но Аделиза это не останавливает:
— Они с дарами. Мама, можно их принять? Можно посмотреть? А когда?
У Аделиза сильный дар к светлой магии, а значит, он сможет управлять и большим королевством, но всё равно как-то тревожно — оно и так занимает площадь почти трёх провинций.
— Подожди, надо сначала всё обдумать, — прошу я и обнимаю его за плечи. — Сначала давайте праздновать. Несуществующая ночь особенная, она очень много значит для нас.
Улыбаясь, переглядываюсь с Октавианом, и он наклоняется, целует меня в висок.
Вместе с радостной, поющей толпой мы двигаемся к воротам. Сын Вейски выскакивает из людского потока и отвлекает Аделиза воодушевлённым рассказом о том, что в этот раз русалки и ведьмы приготовили что-то особенное, о чём никому не рассказывают, но сейчас над рекой натягивают ткань, закрывая её от людей.
Сама Вейска кланяется мне из толпы, но от своей семьи, принявшей её с сыном, не отходит.
Возле Наружного города пылают костры, напоминая о несуществующей ночи семилетней давности, в которую я высказала своё дерзкое предложение Октавиану. Только здесь сейчас веселится намного больше людей, и среди них хватает тёмных, мои ведьмы в эту ночь развлекаются, а не работают, с магами кокетничают, улыбаются.
Октавиан обнимает меня за плечи, согревая своим теплом, а я смотрю по сторонам: в этой толпе из людей, леших, оборотней, ведьм и волшебников есть место и мне, и светлым магам Октавиану и Аделизу, и если следующее наше дитя унаследует магию папы, ему тоже будет место в Объединённом королевстве...