ли что, тоже могу добросить. Не страшно было ехать-то?
— Нет, нисколько, — выдавила улыбку Лариса. — Спасибо вам огромное.
— Так как насчет обратного пути?
— Ой, я не знаю, когда это будет точно. Так что не беспокойтесь, как-нибудь доберусь.
— Ну ладно. Всего вам!
Проводив его взглядом, Лариса подхватила дорожную сумку и пошла по дорожке к центральному коттеджу, на котором издалека заметила какую-то вывеску. От волнения сердце у нее билось так, что в ушах стоял звон. Просторный холл, в котором она оказалась, был украшен всевозможными охотничьими атрибутами: лосиными рогами, медвежьей шкурой, птичьими чучелами. В дальнем углу сверкала мигающей гирляндой нарядная елка. За стойкой администратора, обшитой вагонкой, сидела женщина лет сорока, которую Лариса не сразу увидела.
— Здравствуйте! — первой поздоровалась женщина. — Проходите сюда. Вы из Петрозаводска?
— Да. Здравствуйте, — слегка растерялась Лариса, не ожидавшая увидеть здесь такую миловидную, модно одетую даму.
— Вы из той группы, что приехала вчера? Меня предупредили, что одна, возможно, опоздает, — высокомерно, с брезгливой интонацией сказала администратор и оглядела Ларису, словно товар на прилавке.
— Нет, я не из группы, — сухо возразила Лариса. — Я сама по себе.
— Да? Тогда извините, — уже другим тоном заговорила администраторша. — Меня зовут Ирма, а вас, простите?
— Лариса. Вот мои документы.
— Вы к мужу приехали или хотите снять комнату?
— Мне нужен Алексей Иванович Азаров. Он сейчас здесь?
— Азаров? — переспросила Ирма и, надев очки, открыла регистрационный журнал. — Так, Азаров А.И. Постойте, так это брат Григория Иваныча? Знаю, конечно. Но их здесь нет.
— А где они? — похолодев, выдохнула Лариса.
— Они еще позавчера уехали на охоту. А что им тут делать? Не на лыжах же кататься. У них большая компания. Вот и девочек из города вызвали… Ой, простите, я не то, кажется, брякнула. Я ведь и вас сначала приняла… Простите, ради бога.
— А где они ночуют, в зимовье?
— Да.
— Туда никак нельзя добраться или позвонить?
— Добраться можно только на вездеходе, а связаться только по рации. Но мужа сейчас нет. Он тут всей техникой заведует. Охранника если попросить, но, боюсь, он еще напортачит, сломает что-нибудь, а мне потом достанется на орехи. Давайте уж мужа подождем. А вы пока отдохните. Если хотите, комнату можно снять. А если нет, то располагайтесь в гостиной. Там сейчас никого. Я Рите, буфетчице нашей, скажу, чтобы покормила вас.
— Не беспокойтесь, я только что из-за стола. Я просто посижу, подожду вашего мужа.
— А он, наверное, не скоро приедет.
— Ничего. Я телевизор посмотрю. А далеко это зимовье?
— Десять километров. Для тайги это довольно много. Я имею в виду бездорожье.
В соседней комнате, стилизованной под карельскую избу, было уютно и красиво. Лариса села на лавку, застеленную шкурой, и, откинувшись на стену, прикрыла глаза.
Так, значит, большой компанией в сопровождении эскорта проституток. Ай да Алексей Иваныч! И братец хорош. Жену в городе оставил, а сам на природу — и во все тяжкие! Боже мой, куда она попала? Сорвалась как собака с цепи и помчалась на Север киселя хлебать, дура! Как же! Небось думала, как в старом фильме про Чука и Гека, увидит здесь заснеженную избушку, по самую крышу утонувшую в сугробах, а в ней — сидящего в уютной меховой безрукавке и валенках Алексея Иваныча, почитывающего сквозь толстые линзы очков «Кодекс строителя коммунизма».
Почему-то последняя деталь не только не рассмешила ее, напротив, усугубила удрученное состояние. Ей пришло в голову, что все мужчины сшиты на одну колодку. Только одни не скрывают своих потребностей, то бишь пороков, а другие рядятся в белые одежды праведников, пряча под ними шкуры отъявленных самцов.
Лариса поерзала на неудобной скамье, меняя позу занемевшего тела. Взгляд ее упал на шкуру, которая закрывала доски скамьи, и смех, дурацкий, беспричинный, буквально задушил ее: не на шкуре ли «отъявленного самца» она отсидела себе зад?
В гостиную заглянула молодая девушка в кокетливом фартучке и белой наколке на красивой прическе. Она удивленно посмотрела на смеющуюся Ларису, потом на экран включенного телевизора, где показывали телефильм об акулах, и спросила:
— Вы чай будете?
— Чай? Пожалуй, буду.
— Тогда я принесу. У нас большой ассортимент выпечки. Пирожки с брусникой, морошкой и мясом. Хотите?
— Да, принесите, пожалуйста, с морошкой.
«Нет ничего странного в том, что на меня напал смех, — размышляла Лариса в ожидании чая. — Это реакция на все мои последние стрессы. С таким же успехом я могла бы сейчас разреветься. Представляю, как бы я выглядела в глазах местных обитателей, рыдая в голос и размазывая тушь и сопли по щекам. Фу! Уж лучше этот идиотский смех. Надо чем-то заняться, тогда время пойдет быстрее. Сейчас спрошу Риту про развлечения на этой базе. Хотя… Собственно, чего я жду? Что мне еще не ясно? Меня никто не ждал. У них своя программа отдыха, в которую я никак не вписываюсь. Надо бы сматывать удочки, пока Азаровы не знают о моем приезде, уехать потихоньку, никого не напрягая. Переночевать у Михаила с Настей, а завтра домой. Вот только как добраться до Еловки? Может, охранник меня подбросит? Предложу ему деньги…»
В гостиную вошла Рита с расписным подносом, на котором дымился чай и красовались аппетитные пирожки. Поблагодарив девушку, Лариса поинтересовалась, нет ли здесь какого-нибудь транспорта, на котором можно уехать в деревню.
— Есть снегоходы, но вести их некому. У Толи с Петей выходной, егеря на охоте, а охраннику не положено покидать пост.
— Да? — разочарованно протянула Лариса. — А чем тут можно заняться, кроме телевизора?
— У нас много развлечений, — бойко затараторила Рита. — Сауна, настольные игры, ледяная гора, лыжи…
— Лыжи? И на меня есть?
— Конечно. Всех размеров. Вы у Ирмы Аскольдовны спросите.
— Хорошо.
Ей все же пришлось снять комнату на втором этаже. Надо было переодеться в спортивный костюм, да и вообще, побыть немного одной, привести себя в порядок. Переодевшись, она подошла к окну и засмотрелась на открывшуюся панораму: густое ультрамариновое небо с желто-розовой полосой близкого заката оттеняло седые верхушки вековых елей. Скоро эта красота растворится в ранних январских сумерках, на смену которым придет темный, как ночь, вечер.
Лариса заторопилась — пока светло, надо успеть покататься.
Получив вполне приличное снаряжение, она обогнула коттедж, встала на лыжи и заскользила по накатанной лыжне, идущей по просеке.
Пройдя с километр, Лариса заметила между деревьями снежные отвалы дороги. «Наверное, это та дорога, что ведет к зимовью, — догадалась она. — Значит, всего-то десять километров разделяют меня с тем, ради кого я пустилась в это нелепое путешествие. Вот бы встретиться сейчас, все высказать и тогда уехать. Было бы забавным застукать его с какой-нибудь шлюшкой на коленях. Эдакого неутешного вдовца. Какими глазами он посмотрит на этот раз? А что, если рвануть прямо сейчас? Что мне эти десять кэмэ, если когда-то я «пятерку» за двадцать две минуты делала? То есть через час с хвостиком я буду на месте. Сейчас четыре часа, а окончательно стемнеет в начале шестого — значит, успеваю».
Она решительно свернула с лыжни, с мальчишеской удалью проскочила целину и оказалась на трассе, проложенной гусеницами вездехода. Только теперь до нее дошло, что бежать придется не по лыжне, а по неровной, кочковатой дороге, к тому же прикрытой слоем выпавшего вчера снега. Но отступать она не хотела. Что-то толкало ее на это приключение, будто бес вселился, понуждая на немыслимые поступки.
Она бежала до тех пор, пока хватало дыхания. Ей казалось, что половину дистанции она уже проделала, но проверить это предположение было невозможно — никто в этом лесу не догадался поставить километровые знаки.
Медленным шагом Лариса прошла небольшой отрезок пути и, восстановив дыхание, вновь побежала, но теперь уже не так быстро, как вначале. Внезапно она остановилась на полном ходу. Перед ней была развилка — дорога раздваивалась: два абсолютно одинаковых рукава шли под прямым углом друг к другу. Что делать? Возвращаться обратно? Но уже темнеет, а она наверняка пробежала километров пять-шесть. То есть до финиша осталось всего ничего, каких-то двадцать минут — и она в зимовье. Нет, надо хорошенько присмотреться к этим дорогам. Если зимовье посещают довольно часто, то и трасса к нему должна быть хорошо наезженной.
Проехав по правому ответвлению несколько метров, Лариса остановилась и внимательно осмотрела дорогу, затем поспешила обратно. Теперь надо присмотреться к левому ответвлению и сравнить. Ага, левое-то как раз менее накатано, чем правое, и какое-то оно зигзагообразное, то и дело петляет, как заячий след. Нет, ехать надо по правой дороге. Все, решено!
Уже совсем стемнело, а она все шла и шла, почти выбившись из сил, вперед и вперед, где, по ее расчетам, должно находиться это проклятое зимовье. Но за каждым новым поворотом, вместо долгожданного просвета с силуэтами жилья, вновь темнела стена леса, неприступного, с суровым молчанием взирающего на одинокую путницу.
Вдруг повалил снег, крупный, густой, и стало совсем темно. Ларису пронзил такой первобытный ужас, что судорогой свело лицо и руки, ноги подкосились, и она, обмякшая, безвольная, села на снег и тихо заплакала. Так продолжалось несколько минут. Собрав остатки воли, она заставила себя подняться.
Из-за обильного снегопада ей придется двигаться почти на ощупь.
Надо загадать: если через сто шагов не появится жилье, она повернет обратно. Она сможет. Она сильная. Итак, один, два, три…
Лариса досчитала до восьмидесяти, остановилась, перевела дыхание. Снег все так же кружил в черноте зимнего вечера, и сколько она ни всматривалась в снежную круговерть, ничего не увидела.
Ну что ж, надо выбирать: жизнь или смерть. Если она сейчас сломается, запаникует, начнет представлять, какое расстояние ей надо преодолеть, то… Нет, воображение следует отключить. Просто нужно поворачивать лыжи на сто восемьдесят градусов и возвращаться на базу.