– Вот памятник этот первой царице поставили, – рассказывала Лукерья, показывая на статую женщины в центре парка. – Она великое дело сотворила, не знаю, какое точно, но спасла все государство наше, мне нянюшка в детстве рассказывала.
– А мне отец мой рассказывал, что наоборот, грех она великий совершила и преступление, – выложила Забава. – Поэтому и поставили ее здесь как вечное напоминание о постигшем ее ужасном наказании и для устрашения совершающим скверные поступки.
Не знаю, чего плохого или хорошего совершила эта дама, но явно напрасно, поскольку содеянное прошло даром – никто толком не знает, отчего этой тетке тут памятник воздвигли.
Нас все сильнее и сильнее заволакивало холодным туманом, и меня очень удивляло, что мои собеседницы не обращают на это никакого внимания. В горле пересохло, я потянулась за крынкой с компотом, из которой только что отпила Забава. Может, там и не компот вовсе, а какое-нибудь снадобье или настойка? Мне одной черт-те что мерещится? Из тумана вышел полупрозрачный маленький мужичок, довольно обычный на вид, но с рожками и хвостом, и протянул мне кувшин. В свете последних отравлений желание пить резко пропало. Но чертенок настаивал, упорно тыкал кувшином в лицо. Только я набралась смелости пожаловаться своим собеседницам на беспокоившие меня глюки…
– Вот ты где! – гаркнула над самым ухом Баба-яга.
Я и мои собеседницы вздрогнули, туман и черт исчезли. Тьфу! Померещится же такое!
– Я тебя по всему городу ищу, с ног сбилась, – заботливо и вкрадчиво, что, собственно, и вызывало опасения, высказалась бабуля. – Пойдем, милая, домой пора. Щи с гусиком простынут, тебя, красавицу, ожидаючи. – Голос у бабули был нежный и сахарный, улыбка ласковая и добродушная, а в глазах плясали кровожадные бесенята, я так полагаю, по мою наивную душу.
– Это, э-э-того… – Я мямлила что-то невразумительное, планируя искать политического убежища у новых подруг, но барышни с такой скоростью соскочили и ретировались, что сразу стало ясно: перед Бабой-ягой они испытывают благоговейный ужас и в защитники ко мне не пойдут.
Оставшись в гордом одиночестве, я обреченно поплелась за Ягой домой. Прилюдно она меня поедать не стала. Впрочем, если старушка обеспокоена здоровым образом жизни, то мне грозит не стать гастрономическим изыском, а что-нибудь попроще – превращение в горшок или стул, ну, во что-то, полезное в домашнем обиходе. Емеля вчера, например, жаловался, что ему мебели не хватает.
Дома Яга радушно угощала щами с гусем, кидая в мою сторону недобрые взгляды. Я с дрожью в коленках ждала расправы. На этот раз обошлось. Буянила бабуля не сильно, проклятия и молнии не метала, так, отчитала, взывая к моей совести и надеясь в будущем на природную стыдливость. Смысл ее увещеваний сводился к простым и понятным доводам: не ходила бы ты, девица, по незнакомым местам малоизвестного государства в не отведенное для прогулок время, пока тебя не отравили к чертовой бабушке. Объяснять заботливой старушке, что именно во имя торжества справедливости, для прекращения преступных покушений и подвергаю себя неоправданному риску, я не решилась. Очень в тот момент хотелось жить. Поэтому я пообещала все, что Яга пожелала, и по-быстрому отправилась спать.
Вечер был безмятежен и тих, дул по-летнему теплый и приятный ветерок. Чучело отвешивало почтительные поклоны каждый раз, когда я выглядывала в окно. Привыкнуть к подобному проявлению уважения у меня никак не получалось. В общем, забыть, что я нахожусь в месте, где водятся русалки, водяные, Лихи одноглазые и прочая волшебная фауна, мне упорно не давали.
День прошел не зря. Список подозреваемых стал немного меньше. Всего пятнадцать невест, минус я, минус Забава. Скорее всего, минус Матрена – слишком глупа и нерасторопна, ее не интересуют ни царь, ни царство, она вообще не очень понимает, зачем участвует в смотринах. Лукерья очень уверена в себе, считает, что корона у нее в кармане, точнее, на голове. К тому же, по ее логике, женой точно не станет чужестранка, следовательно, на Аленушку она покушаться не стала бы. Да и перед представлением во дворце вернулась она только утром, стало быть, накануне на меня напасть не могла.
Но я так и не увидела ни одного из ларцов для украшений. Может, завтра мне улыбнется удача? Мне непременно надо попасть во дворец. Вот только чем отвлечь Ягу? Вживаясь в роль обитательницы сказочного государства, я напомнила себе вечную сказочную мудрость – «утро вечера мудренее» – и уснула.
Во сне спокойствия не прибавилось. Я бежала сквозь густой и почему-то красный туман, сзади взвивались багряные всполохи огня, а впереди маячили рога чертей. По какой причине я так самозабвенно спешила им навстречу, непонятно. Но ни страха, ни ужаса я не испытывала.
Глава 12
Первое утро из всех, встреченных у Бабы-яги, не сопровождалось головной болью. Я проснулась свежей, бодрой и здоровой. Не знаю, по какой причине бабуля не будит меня с первыми петухами. Наверное, считает, пока сплю, от меня меньше проблем. В окно укоризненно светило солнце, дескать, обедать пора, а ты дрыхнешь. Определять по нему время у меня не получалось. Все-таки родилась, воспитывалась и прожила большую часть своей жизни в окружении часов, таймеров, телефонов и компьютеров. У местного населения вообще очень субъективное понятие о времени. Полдень, вечер, иногда полночь. Точнее идентифицировать сутки им не надо. Да, с часами здесь напряженка. Единственный циферблат видела на Дворцовой площади, но у меня сложилось впечатление, что это скорее элемент декора, нежели механизм определения времени.
Сладко потянувшись, я выглянула в окно. У народа жизнь кипела вовсю. Яга копалась на грядках, чучело отпугивало ворон, Тимофей грелся на солнышке, Аксинья читала книжку, одним глазом приглядывая за козой.
Впрочем, на мое пробуждение все-таки рассчитывали. Внизу меня ждал завтрак: миска творога, чашка ягод и крынка молока, прикрытые вышитой салфеточкой.
Судя по еще одной пустой и чистой тарелочке, была и сметана, но, видимо, пала жертвой чревоугодия Тимофея. Бабкин кот – единственное существо, ведущее незримый бой за мою талию, но только тогда, когда дело касается сметаны. Как только в него влезает?!
Когда я вышла во двор и уселась в теньке, ко мне подскочила Аксинья и потребовала выступить в роли слушателя. К счастью, она читала не «Войну и мир», а то после сытного завтрака меня точно сморил бы сон. Яга предупредила:
– На солнце не высовывайся, обгоришь, цвет лица испортишь, – и нежно добавила, умильно глядя на питомца. – И ты, Тимошенька, ушел бы с солнышка-то. Кабы шкурка не подпалилась.
Тимошенька, не открывая глаз, переполз ко мне под бок и засопел снова. Самой Яге было вроде как все нипочем. Закутанная в меховую жилетку, она споро полола, подвязывала, рыхлила и, к моему удивлению, даже не вспотела, хотя на солнцепеке впору было дымиться.
Если работящая старушка провозится на огороде весь день, мне ни за что не выбраться в город. Мысль о том, чтобы спросить официального разрешения покинуть пределы двора, не нашла поддержки у здравого смысла.
Пока ломала голову, как отвлечь Бабу-ягу, рассеянно слушала чтение Аксиньи, но и девочка читала невнимательно, запиналась, часто отвлекалась. Не успела поинтересоваться, почему она сегодня сама не своя, как та вскочила и убежала. Сначала я решила, это ее ухажер пожаловал, опять на козу покушается и Аксинья отправилась бить Ваське морду, но девочка побежала совсем в другую сторону, к калитке, там ее кто-то ждал. Я наблюдала за Аксиньей – как известно, любопытство не порок, а тяга к познанию. Гостя мне видно не было, его полностью скрывал широкий ствол дерева. Но он что-то передал девочке, и та почти запрыгала от восторга. Тут из-за дерева вылез длинный гибкий хвостик с кисточкой на конце, Аксиньин гость им весело помахивал, должно быть, выражал радость. А вскоре появился и обладатель чудного хвоста с кисточкой, а также рожек и копыт. Я обалдела. Во-первых, сейчас мне ничего не мерещилось – за деревом стоял чертенок, а во-вторых, моя маленькая подружка с ним беседовала как ни в чем не бывало, будто с самым простым мальчишкой.
– Чего это ты приклеилась с открытым ртом, словно статуя? – Любознательная Яга оперлась на плетень рядом со мной.
– Смотрю, с кем Аксинья общается. – Слова у меня не подбирались. – К ней черти в гости ходят. У вас здесь что, черти водятся?
– Конечно, водятся и черти, и бесы, и… – Бабуля прищурилась, вглядываясь в соседний двор.
– Предупреждать надо, – фыркнула я. – Ко мне вчера такой вот чудик рогатый приходил, так я решила, что у меня галлюцинации.
– Глюми… что? – переспросила Яга. – Кто к тебе приходил?
– Гал-лю-ци-на-ции, – повторила я. – Это образ, возникающий в сознании…
– Да черт с ним, – отмахнулась Яга. – Кто к тебе приходил? – Взгляд у старушки стал встревоженным и пытливым.
– Ну, чертенок приходил, – подтвердила я. – Когда в парке с девушками сидели, возле статуи с фонтанами, вот такой чертик ко мне подошел и кувшин протянул. Ну, я подумала, отравит еще, пить не захотела, а он настойчивый такой, в лицо мне кувшин тыкает, пей, мол, – сбивчиво рассказала я.
– Аксинья, поди сюда со своей нечистью, – громогласно позвала Баба-яга.
– И ты не выпила? – уже тише уточнила у меня.
– Нет, конечно! Вдруг он туда подсыпал что-нибудь? – возмутилась я, не понимая, почему Ягу заинтересовал этот инцидент, но раздражаясь. Она что, считает меня полной дурой?
Аксинья со своим гостем приблизились. Точнее, девочка привела гостя, держа за хвост! Чертенок повизгивал, посвистывал, хохотал и припрыгивал на месте. Строил нам рожицы, но недовольства варварским обращением не показывал.
– Смотри внимательно, – велела мне Яга. – Такой к тебе приходил?
– Ну да! – подтвердила я. – Только повыше, этот совсем маленький. Рожки другие. У этого прямые, а у того, как у барашка, завитые…
– Так это совсем другое, – негодующе покачала головой бабуля. – Аксиньин дружок, это анчутка