Юша моих угрызений совести и изысканий правильного выхода из сложившейся ситуации не разделял.
– Очень удачно ты оттуда с-сбежала! Нечего тебе у Бес-са делать, – уговаривал он меня и смотрел сочувствующе и печально, как на больную.
Змей вообще оказался нежным и заботливым. Камушков натаскал для моей пирамиды. Где только взял? За пару дней вокруг главной пирамидки я выстроила еще четыре башенки и соединила их забором, получился почти замок. В центре хотелось водрузить флаг. Какие глупости мне в голову лезут? Листик на веточке, что ли, прилепить? Горыныч мое архитектурное творение уважал. Тщательно обходил его, отправляясь на охоту. Как-то пытался перепрыгнуть, но земля содрогнулась с такой силой, что чудом устояла не только постройка из камешков, но и дом лесничего. Представьте себе слона в полете. Это еще куда ни шло. А теперь его аварийное приземление. Впечатляет?
О питании моем, опять-таки, беспокоился.
– Худеешь и бледнеешь ты день ото дня, – вздыхал Горыныч, будто я с ним в лесу уже пару месяцев провела. – Так и с голоду помелеть недолго! На одних яблоках лазве пложивешь? Птишку тебе плинесу, пошиштишь, пожалишь – вкушно-о!
Юша прав, провиант закончился, но даже если я научусь потрошить и щипать дичь, ситуацию это не изменит. Пора что-то решать. Змей удалился на вечернюю охоту. К его возвращению я уже убедила себя, что самое правильное – отправиться к Бесу добровольно. Нельзя, чтобы целое царство погибло из-за меня. Ни один справедливый правитель не пожертвует толпой ради одного человека. А я, какая-никакая, а все же царица. Я клятву давала перед Богом и людьми – народ Трисемнадцатого царства беречь, радеть, печься о его спокойствии, благополучии и счастье. Как же я жить дальше буду, если из-за моей трусости и малодушия сгинет целое царство?
Вот только решилась я поздновато, самой мне до города никак не добраться. Эх, надо было у бабки подробнее о процедуре передачи не обещанной царской души Бесу узнать. Интересно, если я отсюда призову беса, он явится? Маловероятно. Даже если услышит, на кой я ему, ему нужно царство. Да и как-то слабо я представляла, каким образом происходит призывание Беса. Нас в школе вступать в контакт с нечистой силой не учили.
Глава 39
– Юша, я решилась! – сообщила вернувшемуся Горынычу.
– Птишку пощипать? Холошее дело! Щаш плинешу!
– Нет, я в Светлый возвращаюсь. Нельзя Бесу все государство отдавать. Неправильно это! Нечестно.
– Ш ума шошла? Ты хоть пледставляешь, кто такой беш? – запричитал Горыныч.
– У нехо в подземельях налоду уйма сидит! – округлила и без того немаленькие глаза первая голова. – Он и сам не знает, схолько.
– Там тебе ни с-солнышка, ни цветочков, тос-ска, темнота! – поддержала третья.
– Жгинешь ты там, как пить дать, жгинешь!
– А лучше будет, если все государство сгинет? Ни в чем не повинные люди? – возмущалась я, заодно убеждая себя в правильности своих намерений.
– Ой, да шево твоему гошудалству штанетша? – всплеснул лапами Юша.
– Ну, угонит Бес-с пару дес-сятков людишек к с-себе, ну царя нового назначит из своих чертенят. А так, как жили, так и будут жить, – равнодушно изложил картину будущего Горыныч.
– Вон, Тлипятнадцатое шарство уже лет дешать Бесу плинадлежит, и нишаво. Многие даже и не в кулше.
Я обалдела. Неужели это правда? Целое царство?
– А ты откуда знаешь?
– Ай… – Юша махнул лапой. – Плишутштвовал, когда царь Леонид хотел беша надуть. Думал, шамый умный. Только этого илода на мякине не пловедешь.
– Расскажи. Ну, пожалуйста, – попросила я. – Как все происходило?
– Да нечего там рас-сказывать, – Горыныч покачал головой. – Вечно у этих царей одно и то же. Хотят вечной жизни и благополучного царс-ствования.
– И?
– Ну, договолились. Вше как положено, договол, знашит, жаклюшили. Живет Леонид вечно и плавит швоим шалством-гошудалством до тех пол, пока шам шмерти не поплосит. А ежли умелеть жахочет, то беш его к себе плибелет, ну, душу, стало быть, и, шоответштвенно, шарство в плидачу.
– Так кто же сам о смерти просит? – удивилась я. – Тут если только хитрость какая, а так живи себе вечно да радуйся!
– У вас там все тахие наивные или только ты в детстве с кловати упала? – Змей уставился на меня как на полную дуру и повертел когтем у виска третьей головы.
– Во-пелвых, это беш! У него беж хитлости не бывает! – сказала вторая.
– А во-вторых, человечес-ский организм на с-сто лет рас-считан. Это макс-симум! При с-строгой диете и регулярной физзарядке! – пояснила третья голова.
– Аха! Он с Бесом молодым человеком доховаливался, – объяснила первая голова, видя, что я не понимаю. – Лет челез тлидцать посталел, а челез пятьдесят совсем одляхлел.
– А еще через пятьдес-сят жизнь ему с-стала не только не в радос-сть, но как кос-сть в горле, – подвела итог третья.
– Ешть не может – жубов нет, пить не может – пешень болит, танцы не веселят – ладикулит жамучал, в бане – давление, на охоте – головоклужение. А девки? Девки вообще за ненадобноштью.
– Так что ему и с-ста пятидес-сяти не было, а он уже на тот с-свет возжелал.
– А с царством что стало? – не унималась я. Леонид по заслугам получил, здесь сказать нечего. Но что у них за дурацкая традиция такая? Один человек, пусть и царь, решает судьбу всего государства.
– Ничего ос-собенного, – заверил змей. – Угнал дес-сяток человек к с-себе в преис-споднюю. У него же хозяйс-ство-то большое, народу полно, а дельных людей не хватает. Ну, таких, чтобы руки из нужного месс-ста рос-сли. С-строителей, портных, поваров.
– Аха! – подтвердила первая голова. – С повалами ему особенно не везет. Не был бы бессмелтный, давно бы помел от пищевохо отлавления.
– И все? А остальные люди живут, как жили? – Как-то, на мой взгляд, все очень просто получается.
– В общем, да, – согласился Юша. – Ну шменился у них цаль, ну и што? Никто же не жнает, что он на деле челтом оболашивается и к бешу на доклад бегает.
– Так что в ос-сновном живет Трипятнадцатое гос-сударс-ство – в ус-с не дует. И с Трис-семнадцатым ничего не с-случитс-ся.
Юша показательно стал укладываться спать. Разговор он считал законченным. Меня его рассказы не убедили. Пока страх и эгоизм не взяли верх над самоотверженностью и благородством, мне необходимо попасть во дворец. А то действительно могу передумать. Единственный способ быстро добраться до города – уговорить Змея Горыныча туда полететь. Но Юша полета не планировал, он уютно устроился возле домика, томно запрокинул головы к небу, собираясь перед сном некоторое время полюбоваться на звезды и ясную полную луну.
Напрямую договориться не получилось, я решила взять хитростью, зайти с другой стороны. Сделав вид, что сдалась, вняла его доводам и никуда больше не собираюсь, я села на пенек, переложила пару камушков в своем замке.
– Наверное, ты прав, – печально согласилась я. – Хотя жалко, конечно, что я больше не буду царицей.
Делая вид, что полностью поглощена постройкой, я достала из кармана сарафана тот камушек, что в избушке на курьих ножках нашла – красный в золотую звездочку, – и водрузила на вершину центральной башни. Не флаг, конечно, но золотистые звездочки очень красиво мерцали.
– Я могла бы столько дел полезных сделать… – продолжила, не глядя на Змея Горыныча, дабы произвести больший эффект. – Кстати, могла бы тебя к предсказателям погоды устроить. – Вопреки моим ожиданиям реакции не последовало. Я продолжила: – Могла бы повелеть тебе полное содержание определить за счет государства.
Змей молчал, я настойчиво перекладывала камушки.
– Терем тебе отдельный распорядилась бы построить из камня, для пожарной безопасности.
Насколько я узнала Юшу за эти дни, он уже должен был на голове ходить от обещанных перспектив, но вопреки моим ожиданиям повисло гробовое молчание. Прикидывая, что бы еще такого пообещать, я подняла на Горыныча глаза. На фоне всполохов только что зажженного костра три головы Змея зависли с одинаковым выражением лиц, то есть морд. Юша выглядел по меньшей мере странно. Полное недоумение, глаза собрались в кучку и челюсть отвисла.
Я решила, что несколько переборщила, что это у него от восторга и переизбытка прочих эмоций. Змея надо приводить в чувство. Я аккуратно помахала руками перед Юшиными головами. Никакой реакции. В ступоре он, точно, на полет не способен.
– Э… ну… – мялась я. Ничего приличного в голову не приходило. Я предприняла попытку «отмотать» процесс в обратную сторону. – Это же только теоретически. Ну могло бы быть – теоретически. Я же в полночь царицей быть перестану, у царства руководство сменится, и на этом, собственно, все. Так что особо не из-за чего в шок впадать.
Змей продолжал пребывать в культурном шоке. Изменений не наблюдалось.
– Короче, с тобой полечу. Раз решили, полечу. В Тридевятое так в Тридевятое.
Заметных улучшений в состоянии Змея не происходило. Что же, настало время для радикальных мер. Схватив ведро воды, я плеснула ему в морду и предусмотрительно спряталась за дерево. На все три головы жидкости, конечно, не хватило, зато пара намокших зашевелились, отплевываясь и чихая.
– Тьфу! Кхе! Фу! Ты где это вжала? – наконец произнес Горыныч.
– Ведро на крыльце стояло, вода в бочке, – оправдывалась я, выглядывая из-за дерева.
– Какая бочка? Какое ведро? – заорала третья голова. Очень непривычное зрелище, обычно она была тиха, мила и дружелюбна. – Камень этот где взяла?
– Какой? Красный? – Произведенный мной эффект несколько отличался от того, на который я рассчитывала. – Нашла. Давно еще, у Бабы-яги в избушке на курьих ножках.
– У Яги штащила?
– Ну почему стащила? Говорю же – нашла, – обиделась я. Хорошо, конечно, что он мой вкус и дизайн оценил, красивый камушек, понимаю. Только время идет, надо лететь – или сейчас, или никогда.
– Нишего шебе находошка! – взвизгнула вторая голова.
– Ты хоть знаешь, что это? – Округлить глаза еще больше третья голова уже не могла, они у нее и так за пределы морды вылезли.