– Звездочета зовут Зар Астрон?
– Ага! – кивнула девочка. – Сам имя придумал. По метрике он Иван Петрович Светозаров. Но говорит, это недостаточно таинственно и диковинно для ученого. Вот он и придумал Зар – это от СвятоЗАРова, а Астрон – от ас-тро-ном, так ученый называется, который звезды и небо изучает. – Аксинья поясняла без отрыва от сортировки книг.
Можно было еще задать много вопросов: «Как поживаешь?», «Как продвигается учеба?», «Что читаешь?». Но у девочки был очень сосредоточенный вид, отвечала она рассеянно, и только вежливость и мой статус не позволяли послать меня подальше.
– Не знаешь, Яга дома? – спросила я.
– Не-а! – Аксинья покачала головой. – С утра еще к Кикиморе ушла. На тритончика глядеть. Кики что-то неладное подозревает. И Тимофея с собой взяла, прогуляться.
Ну, как говорится, и карты в руки. Иди куда хочешь. Некому меня здесь удерживать. Да Баба-яга и не стала бы. Зачем ей это? Царство в порядке, а ты, девица, иди, отколь пришла. Нечего тянуть. Решила, так уходи. Я попрощалась с Аксиньей.
В бабкином доме было, как всегда, чисто прибрано, на столе под вышитой салфеткой стояли тарелка с пирожками, кувшин молока. А ведь я буду скучать по этому уюту и ее ворчанию. А может, плюнуть на все и остаться? Я присела на край лавочки напротив двери в чулан. Поселюсь опять у бабули. Буду по хозяйству помогать. Уж, наверное, не прогонит. Хотя бы из благодарности за пользу, принесенную государству.
«Ты со мной пойдешь или здесь остаться хочешь?» – спросила я мысленно у чешуйки.
«Все равно мне, – проворчала та. – Кстати, если тебе интересно, ты врешь, что уйти хочешь».
«Это не так, – стала упрямо убеждать ее. – А ты и у меня в мире правду ото лжи отличать будешь?»
«Ой, ну ес-тес-ственно, – закривлялась чешуйка. – Все, что слышу, все отличаю. Я даже мысли слышу. Почти всегда. Твои вот сейчас. Ну и бардак у тебя в голове!»
«Не твое дело», – отшила я.
«Да, не мое, конечно, сама только не запутайся. А то знаю я таких. Ходят потом, сами с собой разговаривают. На людей кидаются, мерещится им всякое».
Чешуйка намекала на специализированное учреждение для буйнопомешанных. Сама я про него еще после попадания сюда подумывала, так что даже предъявить болтушке было нечего.
– И долго ты сидеть тут собралась? – раздался скрипучий голос Бабы-яги. – Как бедная родственница. Угощайся. Пирожки вон еще не остыли. Молочко свеженькое. Да и Тимоше сметанки положи.
Я обернулась. Невозмутимая бабуля поставила на скамейку корзину с какой-то травой.
– Собралась, что ль, куда? – Яга окинула меня безразличным взглядом. На секунду задержалась на сумке и крае волшебной тарелки.
– Домой, – коротко ответила я.
– Так за стрельцами послать надо, – прикинулась дурочкой бабуля. – В городе тебя не тронет никто, но царице негоже без охраны.
– Мр, – произнес Тимофей, прошелся туда-сюда рядом с дверью в чулан и запрыгнул ко мне на скамейку.
– А, ты вон чего? – пожала плечами Баба-яга. – Так опоздала. Я проход закрыла.
Тимофей подозрительно ко мне принюхивался.
«Убери этого изверга хвостатого! – заголосила чешуйка, я даже вздрогнула. – А бабка брешет!»
– Как закрыла? – спросила я.
– Как-как? Вот так! Заклинаньице одно прочитала, он и закрылся. – Яга развела руками. – Кто ж знал, что ты возвращаться надумаешь. Царство спасено, с Митькой у вас вроде любовь. А мне что теперь, в чулан не ходить? У меня там вещей много, для хозяйства надобных. И так месяц целый не пользуюсь. Я же не знала. Прости, милая. Съешь вон пирожок. Тесто пышное, удалось.
Тимофей уже нашел источник заинтересовавшего его запаха, вскочил на скамейку и, встав мягкими лапками мне на плечо, тыкался в ухо мокрым носом.
«А-а-а! – голосила чешуйка, от чего у меня раскалывалась голова и не впитывалась информация. – Убери его! Убери немедленно! Я котов боюсь до смерти. Я хоть и русалочья, а все же к рыбе близко. Он же хищник! Он же меня сожрет! Ты представляешь мою ценность для человечества?»
Я сгребла Тимофея в охапку, почесала за ушком.
– Мур, – недовольно мявкнул кот и свернулся калачиком у меня на руках, всем видом показывая, что чуть позже он все равно доберется до интересующего его предмета.
«Фуф! – вздохнула чешуйка. – Вот чудище мохнатое! Да, как я уже говорила, бабка врет».
«Точно?» – спросила я у рыбьего детектора лжи.
«Абсолютно! – тявкнула та. – Ты почему все время во мне сомневаешься?»
– А открыть нельзя? – спросила я у Бабы-яги.
– Ну, в общем-то, можно, – уклончиво сказала бабка и, подумав, добавила: – Надо заклинание специальное опять прочитать, ритуал провести и подождать. Десять лет. Да и гарантии я не даю, что в то же место попадешь, откуда пришла. У вас там вообще-то пространства большие?
– Немаленькие, – автоматически произнесла я, представив себя через десять лет в каком-нибудь Зимбабве без документов и знания языка. Кажется, на нашей планете еще не перевелись людоеды.
«Врет она! Врет! Врет! Врет! – орала неугомонная чешуйка. – Пошли давай! Куда ты там собиралась? Только от этой твари мохнатой подальше!»
«Заткнись, – мысленно приказала я и постаралась изобразить на лице удрученность, обдумывая открывшиеся перспективы. Яга преспокойно занималась своей травой. Аккуратно сортировала по мешочкам и баночкам.
– Так что, открывать проход-то тебе? – поинтересовалась она как бы между делом.
– Не стоит беспокоиться, – отрезала я. И вышла из дома.
Все сложилось как нельзя лучше. Вроде как не я передумала, опомнилась, признала свою неправоту, а прохода нет и идти, собственно, некуда. Бабка, кстати, опять врала и прикидывалась. Аферистка старая!
«Есть! Есть проход! Пошли!» – орала чешуйка. Не знаю, каким, пятым или десятым чувством, она чуяла Тимофея, шедшего за нами следом. По всей видимости, кот плохо на нее влиял. Нервная она стала, неадекватная.
Душа ликовала. Я даже не подозревала, что испытаю такой прилив счастья, найдя крошечную причину не покидать Трисемнадцатое царство. Теперь с печальным и угнетенным видом вернусь во дворец, пожалуюсь Митьке на неуправляемую и бесстыжую старушку, как всегда смешавшую мне все карты. А там…
Далеко идти не пришлось. Митька сидел на завалинке. Я села рядом. Тимофей тут же запрыгнул мне на руки. Что-то я раньше не замечала за ним такой ласковости.
«Если ты сейчас же не избавишь меня от этого хвостатого, я не буду с тобой разговаривать», – поставила ультиматум чешуйка.
«Угомонись! Он тебя не тронет! Я тебе шкатулку выдам, инкрустированную драгоценными камнями, только успокойся и не ори, как блажная, мне в ухо», – огрызнулась я.
«Мои нервы будут на твоей совести», – обиделась чешуйка.
Я незаметно вынула ее из уха и положила в карман. Не желаю я всю свою жизнь детектором лжи оценивать. Все как у людей хочу – сомнения, волнения, надежды. А эту для государственных дел использовать буду.
Глава 45
– Что помешало тебе покинуть этот мир? Часовые у двери? Огнедышащий дракон внутри? – вскинув одну бровь, зло поинтересовался мой благоверный.
Да, настроение у него было не очень располагающее к заключению перемирия.
– Если бы! Бабуля твоя золотая ликвидировала проход! – в тон ему ответила я. – Предлагает открыть через десять лет, в неопределенном месте!
Митька захохотал:
– Мы предполагаем, Господь располагает! – К нему вернулись его обычный цинизм и самоуверенность. В глазах плясали бесенята. Он откровенно надо мной посмеивался.
– Не высоко возносишь? Не припомню, чтобы Бабу-ягу в лик святых возводили!
Он ничего не ответил, только еще громче засмеялся.
– Хочешь сказать, ты не знал? И не по твоей просьбе? – спросила я, прищурившись. Не сомневалась, что чешуйка подскажет ответ, но хотелось видеть его глаза.
– Нет! – Митька мотал головой. – Больно надо! Собралась уходить? Иди!
– Не переживай! Уйду! – надулась я. Вот мирись с ним. Хам! Сухарь! Законченный циник! Да ему никто не нужен. – Разведусь и уйду!
Я соскочила с места, забыв, что на мне уютно устроился Тимофей. Кот брякнулся на землю, недовольно мяукнул и непонимающе на меня уставился. Я, не глядя на него и на Дмитрия, быстрыми шагами пошла в сад. Меня душили злость и негодование. Господи, чем я думала? Помириться! Жить долго и счастливо! С кем? С ним? Да с ним ангел не уживется! Никакого терпения не хватит!
Дремавшее чучело встрепенулось и отвесило мне глубокий поклон. Я даже не глянула на него. Пронеслась мимо. Во фруктовом саду остановилась у беседки. Стукнула со злости кулаком о решетку, от нее отлетела щепка.
– Ненавижу! Ненавижу! – шептала я в порыве бешенства.
– Да на здоровье! Ненавидь! Только зачем имущество портить? Яга тебя за это по головке не погладит! – Митькин голос, как обычно, был безразличен и насмешлив. Он развернул меня к себе и поймал в свой крепкий кулак мою прицелившуюся в физиономию ладонь. – У нас разводы только после смерти выдаются. Могу предложить монастырь.
Я все еще делала слабые попытки побить его или, в крайнем случае, вырваться, когда он закрыл мне рот поцелуем.
Он чудовище. Он постоянно меня мучает, издевается надо мной и насмехается. Я его ненавижу. Готова убить и совершенно точно – умру без него.
Фруктовый сад Бабы-яги, ставший невольным свидетелем этой сцены, распустился белыми благоухающими цветами, невзирая на позднее лето и присутствие плодов на ветках. Ветер подхватил нежный цвет и осыпал нас лепестковым дождем с головы до ног. Дмитрий, крепко держа меня за талию, потянул из сада. Захлебываясь от красоты и восторга, я пошла за ним. Дыхание сбивалось, ноги подкашивались, я все время запиналась, только его сильные объятия не давали упасть. У ручья он подхватил меня на руки.
– Нас искать не будут? – вяло запротестовала я.
– Обязательно будут, – подтвердил Митя, опуская меня в стог сена. – Ты, кстати, порочишь государя, занимаясь черт-те чем со стрельцом Митькой.