Нервно облизнув губы, я передернула плечами и неожиданно нацепила кольцо на безымянный палец правой руки. Артефакт нагрелся и сжался до нужного размера, а потом вообще превратился в едва видимый глазу рисунок. Вот вам и понервничала немного…
– Дарна, – напомнил о себе Буревестник. – Ты готова заключить договор?
– Да, – шепнула, едва держась на ногах и вдруг вспоминая, как однажды сбежала с девчонками по тайному монастырскому проходу и подсматривала за простыми мужиками, купающимися в местном озере. И было это лет пять назад, а вот поди ж ты, увидела все, как будто только что повторилось.
Меня кинуло в жар, затем в холод, и я постаралась срочно подумать о чем-то менее провокационном. Тут же всплыла новая картинка – продажный мужчина из Хастарии, распахивающий передо мной халатик и предлагающий удовлетворить любые желания.
Ноги слегка подкосились, но я устояла, отводя взгляд в сторону разномастных кустиков.
– Не пытайся скрыть свои помыслы, – добил меня Буревестник, намекая, что все видел. – На весы попадет каждый твой поступок!
И я вспомнила, как всадила нож в Раена. Стало совсем не до смеха. Только вот отступать было некуда. Как говорила Фрида, хватит уже убегать и прятаться.
– Я готова, – уже увереннее повторила.
– В таком случае коснись шипа и произнеси заветное желание. Его Старцы исполнят, даже если твои злые поступки перевесят чашу добра.
Мне указали на тонкую иголочку среди лиан витого растения, покрывающего всю поверхность арки, через которую я пришла сюда. Медленно подняв руку, я отчего-то приготовила именно тот палец, который теперь украшал едва заметный рисунок.
«Прости меня, Хакарк, – подумала, с любовью взглянув на профиль волка, – но ты не можешь один отвечать за всех».
Подушечку пальца обожгло болью, по тонкому шипу покатилось несколько алых капель, а я громко произнесла:
– Прошу не допрашивать моего супруга, Хакарка Тэкати Эссшата, при этом позволив ему присутствовать на Великом Суде.
Повисло недолгое, но тяжелое молчание, после которого в моей голове раздались скрипучие старческие голоса, произносящие одно и то же:
– Да будет так. Именем Шести Богов мы объявляем Великий Суд и призываем свидетелей в Зал Правды.
Дальнейшее происходило будто во сне.
Никто не говорил, куда мне идти, но я шла, точно зная, куда сворачивать. По длинным светлым коридорам с высоченными потолками. Мимо проплывали смазанные тени: не то люди, не то призраки. Но я не удивлялась, будто так и должно быть, будто это нормально, что вокруг нет ни единой живой души. Иногда казалось, что слышу чьи-то голоса, но и они раздавались откуда-то издали и звучали глухо, неразборчиво.
Дальше шла лестница с разбитыми ступенями, казавшаяся бесконечной. И пока я спускалась, в голове менялись картинки из жизни. Даже те, что казались давно забытыми, стертыми из памяти за ненадобностью. Иногда от них хотелось плакать, иногда наружу рвался смех. Только губы кривились, а ни единого звука с них так и не сорвалось.
Когда впервые вспомнилось лицо Хакарка, глаза защипало от нежности и грусти – сколько важного я не успела сказать по глупости, сколько плохого успела наговорить по той же причине. Все прежние страхи и недомолвки оказались напрасными, но сожаление так и не пришло. Во сне нет места сожалению, есть только странное тупое безразличие, иногда раздираемое яркими воспоминаниями.
Опомнилась, лишь остановившись в центре огромного зала. Руки и ноги дрожали, губы оказались плотно сжатыми – не желали слушаться. Я осмотрелась и тут же поежилась, обхватив руками плечи.
Стены из темно-серого грубого камня. От центра по кругу шли скамьи, амфитеатром поднимаясь вверх. Чуть позади меня стояли два деревянных кресла. Одно предназначалось тому, кто стал инициатором суда, а второе – выступающему свидетелю.
Это знание совершенно внезапно возникло в моей голове, как и понимание того, что десять стульев впереди, расположенных на небольшом возвышении, займут присяжные маги. Те, кому природой и богами дано видеть прошлое любого человека. Дар, подобный магическому дару Фриды, показавшей мне воспоминания об отце и матери.
– Займите свое место, Дарна Эссшат! – громогласно разнеслось по пустому залу.
Повинуясь, села на стул, и в то же мгновение свет пропал, а на стенах зажглись десятки магических факелов.
– Просим присяжных явиться на заседание, – снова раздался тот же голос.
На стульях напротив замаячили неясные тени. Они крутились, переговаривались, общались, хотя я не понимала ни слова.
– Просим явиться свидетелей по делу, инициированному Дарной из рода Тарси, и занять их свои места.
Я с силой сжала подлокотники кресла, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Странное чувство. Необъяснимый страх перед силой Старцев заставлял трястись, словно я – кролик, а охотники совсем близко.
Так и вышло. Лавки по бокам от меня стали занимать люди. Они появлялись из ниоткуда, растерянно осматривались, пытались говорить, но, как и я, не могли. Лишь некоторые хранили спокойствие. А один прожигал меня взглядом, полным огня. Он злился и ждал, иного выбора я ему не оставила. Простит ли меня супруг когда-нибудь? И будет ли ему кого прощать?
– Прошу тишины! – Рядом со мной появился Буревестник. По-прежнему скрытый плащом, он сказал: – Великий Суд объявляется открытым. Все лица, замешанные в деле, вызваны в качестве свидетелей и будут отвечать сегодня перед ликами Шести Старцев и присяжных. Решения, принятые Судом, окончательны и обжалованию не подлежат. Призываю свидетелей быть честными, открыть свои души и покаяться, облегчив собственную участь.
В зале повисла мертвая тишина. Как ни напрягалась, я не слышала даже биения собственного сердца. Жива ли я еще?! Или?..
– И первый свидетель, она же заявитель, уже в центре зала, – снова заговорил Буревестник, указывая на меня рукой. Мне захотелось провалиться сквозь землю. – Прошу продемонстрировать нам весы справедливости.
Небольшая конструкция, напоминающая обыкновенные весы, которыми торговцы взвешивают фрукты и овощи на ярмарках, появилась у ног Буревестника. Объемные глубокие чаши были пусты и держались на одном уровне. Я даже немного нагнулась, чтобы проверить, действительно ли в них ничего нет. Вдруг там мои грехи, на самом донышке?
– Итак, что мы имеем? – Голос Буревестника разнесся под сводами зала, заставив меня прильнуть к спинке кресла и вжать голову в плечи. – Наполняйте чаши.
И посыпался песок. На мой взгляд, самый обыкновенный. В пустыне Хастарии такого видимо-невидимо. Только вот присяжные как-то нехорошо заволновались, подались вперед, словно рассматривали нечто, видимое им одним.
– Гордыня, – донесся до меня чей-то шепот.
– Зависть, – вторили ему.
– Гнев, – раздалось в голове.
И снова тишина. А мне было так страшно, что хотелось или скулить, умоляя о защите, или бежать без оглядки, потому что чаши наполнились едва не до верху и качались, не в силах остановиться. И все ждали, глаз не сводя с моих весов.
Наконец равновесие установилось, и одна чаша оказалась чуть ниже второй. А вот что в ней за песок был – знать не знаю. То ли грехи победили, то ли доброта. Скосив глаза на присяжных, постаралась разглядеть выражение их лиц, да только напрасно – они не выдали себя ни вздохом, ни словом.
– Присяжным все понятно? – словно издеваясь, уточнил Буревестник.
– Да, – ответили ему десятком разных голосов.
– Тогда перейдем к опросам. Поднимитесь, Дарна из древнего рода Тарси. Ответьте нам, сколько лет вам было, когда не стало матери?
Я встала на дрожащих ногах, с усилием проглотила ком, застрявший в пересохшем горле, и, распрямив плечи, сказала:
– Шесть лет.
– Вы знаете, что в ночь перед смертью она родила сына?
– Знаю.
– Вы знаете, что мальчика приказали убить, но богам было угодно вмешаться и не дать случиться преступлению против наследника древней крови?
Я молчала.
– Ваше молчание означает отрицательный ответ? – уточнил Буревестник.
– Отрицательный, – словно эхо повторила я.
– Сколько лет сейчас вашему выжившему брату, Дарна?
И снова промолчала. Просто не могла понять, о чем он говорит. Неужели у меня есть брат, а я ничего об этом не знаю? Как такое может быть?
– Ему тринадцать лет, – закончил Буревестник, видимо, поняв, что от меня толку не будет. – И он присутствует в этом зале как лицо, заинтересованное в исходе событий.
Я ошалело уставилась на лавки, выискивая взглядом тринадцатилетнего мальчишку. И остановилась на не менее шокированном лице. Тирэн был болезненно бледен, что особенно подчеркивали свет факелов и его ярко-рыжие волосы. Такие же, как мои.
– Скажите, Дарна, насильно ли вас выдали замуж.
Буревестник, казалось, не заметил того, какой эффект произвели сказанные им слова. Он продолжал допрос. Пришлось взять себя в руки и ответить, хотя я не могла оторвать глаз от Тирэна.
– Я выходила замуж по воле отца. Мое положение обязывает…
– Если бы вам предоставили выбор, – прервал меня Буревестник и продолжил с нажимом, вынуждая забыть на время о приобретенном внезапно брате, – согласились бы вы выйти замуж за правителя кенарийского народа?
– Теперь да.
– Я говорю о времени, когда вас венчали. И помните, в этом зале ложь карается нещадно.
– Нет, – выдохнула, испуганно глядя на мужа.
Он сидел очень прямо, с непроницаемой маской на лице.
– Вы боялись мужа?
Я молчала. Буревестник повторил вопрос громче.
– Да, – почти прошептала.
– Ваши опасения были напрасными?
– Да, – проговорила с облегчением. – Совершенно напрасными.
– Сегодня вы не стали бы пытаться расторгнуть этот брак, будь у вас такая возможность?
– Нет. – И еще громче, увереннее: – Нет, не стала бы.
– Правда ли, что вы не можете простить отцу того, что он вычеркнул вас из жизни, отправив в школу при девичьем монастыре?
– Я… – Нашла взглядом отца. Только смотрел он не на меня, а на Тирэна. И вдруг щеки опалило жаром, а в груди пожаром разлилась ярость. Вот и она – зависть, сжигающая изнутри. И гнев. Он просто разъедал душу. – Да, не могу. Ему всегда нужен был лишь наследник!