— Мне это было только приятно, — сказала Стефани.
Рори убрал бумаги в портфель.
— Береги Эмму и моего будущего внука, — напутствовал он Дэвида.
— Постараюсь, — ответил тот.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказала Стефани. — А ты, Эмма, уж выспись как следует.
Когда они вышли, Эмма откинулась на спинку дивана. У нее кружилась голова, навалилась усталость, но она была счастлива, что пришел любимый муж.
Эмма хоть и устала, но ее неудержимо тянуло к Дэвиду, и они осторожно, чтобы не растревожить Эммины раны, занялись любовью. После чего она забылась глубоким сном. Но часа через три почему-то проснулась. И повернулась — хотела прижаться к Дэвиду и, согревшись с ним рядом, заснуть снова. Однако одеяло было откинуто, и Дэвида в кровати не было.
Сон как рукой сняло. Эмму охватила паника. Успокойся, велела она себе. Наверное, пошел в туалет. Она прислушалась, не шумит ли вода, но в доме стояла звенящая тишина.
— Дэвид… — прошептала она. Ответа не последовало.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Не бойся, приказала она себе. Может, у него бессонница, и он ушел, чтобы ненароком ее не разбудить. Может, сидит внизу, смотрит, приглушив звук, телевизор. Но паника не проходила. А если он исчез — как сиделка? Вдруг его нет в доме?
Она понимала, что нужно встать и все проверить. Но она боялась даже шелохнуться.
И тут она вспомнила про нож. После того как они занимались любовью, Дэвид пошел на кухню — попить. И вернулся с ножом, который на всякий случай сунул под матрац.
Эмма нащупала нож, вытащила его. Через силу спустила ноги с кровати, натянула халат. Свет включать не стала: если случилось худшее, если враг пробрался в дом и напал на Дэвида, ей лучше оставаться в темноте.
Она на цыпочках вышла в коридор. С ножом в руке перегнулась через перила, попыталась заглянуть в гостиную. Где ты, Дэвид? Ты обещал не оставлять меня одну.
Хватит, велела она себе. У тебя разыгралось воображение. Дэвид здесь, в доме. Спустись и посмотри. Но ее пугала одна только мысль о лестнице. И тут вдруг краем глаза она заметила какое-то движение в недоделанной детской. Виден был только угол комнаты, но на дорожке лунного света мелькнула тень.
Стиснув нож, она сделала несколько шагов. И разглядела босого мужчину, который сидел в кресле. Он был к ней спиной, но она тут же узнала мужа. Он был в футболке и пижамных штанах и сидел, наклонившись вперед, закрыв глаза руками.
Эмма сунула нож в карман.
— Дэвид! — окликнула она его.
Он вскрикнул и, опустив руки, обернулся к ней.
— Что случилось, родной? — спросила она, подошла к креслу, присела рядом, положила руку ему на колени. — Тебе плохо?
— Да все нормально. Просто заснуть не мог.
— Мне показалось, что у тебя что-то болит, — сказала она.
Он потрепал ее по руке.
— Все хорошо.
— Почему ты сидишь здесь?
— Вниз я не пошел, потому что не хотел оставлять тебя наверху одну.
Эмма кивнула. Она чувствовала, что ему не по себе.
— Так много всего произошло, — сказала она. — Я так сосредоточилась на себе, что чуть не забыла про тебя. Ты о маме беспокоишься?
Он рассеянно посмотрел на нее. И пожал плечами.
— Разумеется. Но без пересадки сердца все это неизбежно.
— Понятно, — кивнула она. — Просто у тебя был такой расстроенный вид.
— Этого ты не должна была видеть, — сказал он нежно. — Ты должна была спать без задних ног.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она. — Не выключай меня из своей жизни. Мне страшно смотреть, как ты мучаешься. Давай договоримся рассказывать друг другу, что у нас на душе.
Глаза Дэвида поблескивали в лунном свете.
— Не надо тебе этого знать.
— Надо, — решительно ответила Эмма, но сердце тревожно екнуло.
Дэвид вздохнул, взял ее за руку.
— Ты очень хороший человек, — сказал он. — Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену.
— Что ты имеешь в виду?
— Эмма, тебе не надо было выходить за меня, — покачал головой он. — Из меня не получится хорошего мужа. И отца.
Его слова были как нож в сердце.
— Не говори так! — воскликнула она.
— Ты сама попросила рассказать, о чем я думаю.
— Все совсем не так! Ты прекрасный муж. Просто вокруг нас творятся ужасные вещи. Это кого угодно выбьет из колеи. — Но в ее словах все равно сквозила тревога. — Тебя давно мучают такие мысли? — спросила она.
— Всегда, — ответил Дэвид. — Отец не смог вынести присутствия детей. Он ушел, когда мне было два года. Мамы дома почти не бывало — ей приходилось работать с утра до ночи. А брат терпеть не мог со мной сидеть. Знаешь, как он забавлялся? Кидал в меня горящими спичками. Или брал меня куда-нибудь, например в кино, и там оставлял.
— Дэвид, как только этот кошмар закончится, тебе станет лучше, — сказала Эмма. — Многие из тех, у кого было несчастное детство, становятся отличными родителями. Они очень стараются — потому что понимают, как это важно.
Он молча смотрел на нее.
Господи, прошу тебя, подумала она. Не допусти, чтобы он меня оставил, дай ему понять, как сильно он мне нужен.
— Пойдем-ка спать, — сказала она. — Тебе нужно как следует отдохнуть. И мне тоже.
Утром она проснулась и взглянула на мужа. Он полулежал, облокотившись на руку, и пристально смотрел на нее.
— Привет, — шепнула она. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Ты уж извини за вчерашнее, — сказал он.
— Извиняться тут нечего. Хорошо, что ты успокоился.
— В каком-то смысле — да. Но за тебя я все равно волнуюсь. Сегодня мне опять надо в Нью-Йорк. Еще одна встреча — но я ее отменю. Достаточно будет телефонного разговора.
— А может, тебе лучше поехать? Развеешься, придешь в себя.
— Нет, одну я тебя не оставлю, — ответил Дэвид.
— И что ты будешь делать? Возить меня на работу? — усмехнулась она.
— Ни на какую работу ты не пойдешь.
— Дэвид, но я хочу работать! Не могу же я сидеть здесь и ждать… сама не знаю чего. Особенно после вчерашнего.
— Тебе нужно отдохнуть, — настаивал он.
— Мне нужно чем-то себя занять, тогда я быстрее поправлюсь, — улыбнулась она.
— С тобой без толку разговаривать, — мрачно буркнул он.
Эмма поджала губы.
— Дэвид, теперь мы точно знаем, что меня выбрал мишенью какой-то маньяк, и поэтому мне надо жить иначе. Я не могу постоянно рассчитывать на окружающих. И жить, оглядываясь по сторонам, тоже не могу. Придется носить при себе пистолет.
— Пистолет? — вскинулся он. — Ну, это уже чистое безумие. Я думал, речь идет только о телохранителе.
— Будем надеяться, что полиция его предоставит, — сказала Эмма.
— Не рассчитывай, — покачал головой Дэвид. — Вчера вечером я спросил, какую защиту тебе могут обеспечить, но начальник полиции сказал, что в бюджете нет на это денег. Но я наведу справки.
— Вот и отлично. А я все-таки похожу с пистолетом.
— Ты хоть знаешь, как им пользоваться?
— Меня отец научил — в детстве, когда мы с ним ходили в походы. Мы стреляли по консервным банкам.
— Эмма, мне это не нравится, — сказал он.
— Дэвид, какой-то человек пытается меня убить. И ничто не мешает ему предпринять еще одну попытку.
— Не говори так! — воскликнул он. — И вообще, чтобы обзавестись пистолетом, нужно время. Его так просто не купишь.
— Пистолет у меня есть, — сказала Эмма.
Дэвид обвел взглядом комнату — словно видел ее впервые.
— Пистолет здесь?
— Нет. Ты же знаешь, у меня на складе лежат кое-какие вещи. В том числе и то, что мама хотела выбросить, когда они с Рори переезжали в Чикаго.
— И пистолет там?
— Я в этом практически уверена. Это папин.
— Эмма, я просто не знаю, что и сказать.
— А я знаю, — сказала Эмма и спустила ноги с кровати.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Я же тебе сказала: я не намерена сидеть и ждать, когда маньяк нападет еще раз. Я собираюсь работать. И собираюсь забрать со склада пистолет.
Дэвид довез ее до Центра Райтсмана, проводил до кабинета, помог снять плащ. На ней была песочного цвета юбка и свитер в тон. Волосы она заплела в косу.
— Ты чудесно выглядишь, — сказал Дэвид, целуя ее. — А теперь выслушай меня, пожалуйста. Одна отсюда никуда не выходи. Никуда. Позвонишь мне, и мы с тобой поедем на этот склад.
— Ладно, — пообещала она.
— Я сейчас попрошу Берка, чтобы к тебе приставили кого-нибудь из охраны.
Эмма поцеловала его на прощание. Он уже собрался уходить, и тут послышался чей-то низкий голос:
— Доктор Уэбстер здесь?
В дверях возник Киран Фостер — весь в черном, с лиловыми волосами и с гитарой.
— Привет, Киран, — сказала Эмма. — Рада тебя видеть.
Дэвид недовольно оглядел подростка, который вошел и сел у стола Эммы. Эмма послала мужу воздушный поцелуй, и он вышел. Киран не обратил на это никакого внимания.
— Хочу показать вам свою новую песню, — сказал он.
Эмма улыбнулась. Она знала, что раньше Натали по просьбе Берка знакомилась с творчеством пациентов центра. И говорила, что у Кирана неплохие стихи. Киран тогда этим безумно гордился. Но Натали была настоящим поэтом, поэтому ее мнение имело вес.
— Я в этом плохо разбираюсь, — сказала Эмма. — Но послушаю с удовольствием.
Стефани давала классу домашнее задание, и тут как раз прозвенел звонок.
— Оставьте тетради на партах, я сегодня вечером проверю ваши сочинения.
Поднялась обычная суета — ребята переговаривались, собирали вещи. Стефани подошла к худенькой светловолосой девочке:
— Алида, можно с тобой поговорить?
Алида Девлин устало посмотрела на Стефани. На губах у нее была помада в тон розовой прозрачной кофточке, завитые волосы собраны в хвост, челка падала на сильно подведенные глаза.
— Я не отниму у тебя много времени. Присядь.
Алида со вздохом уселась за парту, вытащила из сумки фиолетовый маркер и стала разрисовывать обложку тетради.
— Что я сделала не так?
— Ничего, все в порядке, — сказала Стефани, садясь напротив нее.