Карточки не было, но, развернув белую с золотом бумагу, она увидела коробку из «Келлермана», дорогого ювелирного магазина на Мэйн-стрит. Коробочка была легкая. Наверное, серебряная подставка для яиц, подумала она. Но как только открыла коробку, в нос ей ударил неприятный запах. Разворачивая папиросную бумагу, она уже понимала, что делает это зря. Но было поздно.
В папиросную бумагу было завернуто серебряное блюдечко в форме раковины. А на нем лежало окоченевшее тельце — это была дохлая мышь с открытыми глазами-бусинами.
За окнами викторианского особняка кто-то играл на пианино. У дома рядом с пикапом стояла «мазда» с откидным верхом. Лейтенант Джоан Аткинс постучала в дверь. Рядом с ней стоял Трей Марбери. Дверь открыла высокая полная блондинка с густо подведенными глазами. На ней была прозрачная кофточка с глубоким декольте и тесные джинсы, которые никак не красили ее расплывшуюся фигуру. Она лениво улыбнулась и высоким, нежным голосом сказала:
— Добрый день.
— Миссис Девлин? — спросила лейтенант Аткинс.
— Да, это я. — Говорила она не очень четко, но спиртным от нее не пахло.
Взгляд у нее был блуждающий. Либо транквилизаторы, либо снотворное, подумала лейтенант Аткинс не без сочувствия. Мать, потерявшая ребенка, вряд ли может справиться с горем без лекарств.
— Я лейтенант Аткинс, полиция штата. Это детектив Марбери из полиции Кларенсвилля. Нам нужен ваш муж.
— А в чем дело? Что случилось? — испугалась женщина.
— У нас к нему несколько вопросов. Ваш муж дома?
— Дома. Он у себя в кабинете.
— Прежде чем я поговорю с ним, — сказала Джоан, — не могли бы вы сказать мне, где был ваш муж в субботу вечером?
— Что? — озадаченно спросила женщина.
— Это очень простой вопрос.
— В субботу вечером? Не помню. — Джоан видела, что блондинка действительно пытается вспомнить, но не может. — У меня с памятью плоховато, — призналась миссис Девлин.
Игра на пианино прекратилась, и в коридоре появился мужчина.
— Риса, кто пришел? — спросил он.
— Это из полиции, — хмуро ответила она. — Они хотят знать, где ты был в субботу вечером.
Мистеру Девлину было за сорок, у него были жесткие черные волосы с проседью, очки в металлической оправе.
— В субботу мы взяли в прокате итальянское кино, ты что, забыла?
— Да, точно. Ты был дома.
— А в чем дело? — спросил Девлин.
— Вы профессор Девлин? — сказала Джоан. — Я лейтенант Аткинс из полиции штата. Это детектив Марбери. Мы можем с вами побеседовать?
— Пожалуйста, — пожал плечами Лайл Девлин. — Проходите. Извини, Риса. Пройдемте в зимний сад.
Джоан с Треем прошли следом за ним в комнату со стеклянными стенами и плетеной мебелью. Там же стоял рояль.
— Присаживайтесь. — Они сели в кресла, а Девлин — на табурет у пианино. — Итак, чем я могу вам помочь? И почему вас интересует, что я делаю по вечерам?
— Мистер Девлин, насколько нам известно, вы недавно потеряли дочь, — сказала Джоан.
Девлин помрачнел.
— Вы пришли поговорить про Айви?
— Извините, что затронула больную для вас тему, но, кажется, вы склонны считать, что в смерти Айви виновата доктор Уэбстер. Прежде она звалась доктор Холлис.
— Ах да… Это на нее напали в Пайн-Барренсе?
Джоан пристально посмотрела на Девлина.
— Была предпринята попытка убить миссис Уэбстер. Она чудом выжила.
— Какое это имеет отношение к Айви? — спросил Девлин.
— У нас есть сведения, что после смерти дочери вы были весьма враждебно настроены по отношению к доктору Уэбстер. И даже угрожали ей.
— Кто вам это сказал? — бесстрастно спросил Девлин.
— Это так?
Лайл Девлин отвернулся.
— Наверное, я дал волю своим чувствам. Я обезумел от горя.
— Почему вы обвиняли доктора Уэбстер? — спросила Джоан.
— Детектив, у вас есть дети? — спросил Девлин вместо ответа.
Джоан прикусила губу. Лайл Девлин ей не нравился. Это было интуитивное ощущение, но вопрос ее рассердил. Подозреваемые, уверенные в собственном хитроумии, всегда пытались переманить ее на свою сторону. Мы с вами, детектив, разве мы оба не… И далее в том же духе.
— Почему вы обвиняли ее, мистер Девлин?
Девлин сложил руки на груди и вздохнул:
— Как я могу это объяснить, лейтенант? Анорексия — это страшное испытание для родителей. Ребенок наотрез отказывается есть. Жена готовила ей все самое вкусное, уговаривала. Все перепробовала. Мы отвели ее к доктору Холлис, когда окончательно отчаялись. Я действительно ее обвинял, но мне нужно было кого-то винить.
— Но вы же наверняка показывали дочь и другим врачам, — вступил в разговор Трей.
Девлин вздохнул:
— Вы правы. Но доктор Уэбстер была последней. Мы забрали Айви из Центра потому, что сочли методы доктора Уэбстер неприемлемыми. Состояние дочери ухудшилось, и в больницу она попала слишком поздно.
— Сочувствую, — искренне сказал Трей.
— А теперь вы не считаете, что за случившееся ответственна доктор Уэбстер? — спросила Джоан.
Девлин посмотрел на нее в упор:
— Моя дочь умерла от анорексии, и я не смог этого предотвратить. Я виню в этом себя.
Девлин, очевидно, разобрался сам с собой и мог внятно объяснить свою позицию. Но все же неприязнь к Эмме Уэбстер у него сохранилась — в этом Джоан была совершенно уверена.
— Итак, вы утверждаете, что в субботу вечером, между шестью и десятью, вы были дома?
— Я был дома с семьей, — мрачно сказал Девлин. — Жена ведь подтвердила.
После того как вы объяснили ей, что надо сказать, подумала Джоан. Она встала, Трей тоже поднялся.
— Ну что ж, спасибо, что уделили нам время.
Девлин тоже встал.
— Моя жена принимает транквилизаторы. Смерть Айви ее подкосила. Из-за лекарств у нее ухудшилась память.
Джоан с Треем вышли на улицу.
— Ну, что скажешь? — спросил Трей, открывая дверцу машины.
Джоан оглянулась на дом Девлинов. На пианино никто уже не играл.
— По-моему, он что-то скрывает, — сказала она.
Эмме снилось, что ее кто-то преследует, когда раздался звонок в дверь. Она застонала — заныли швы. Ночью она спала плохо, несколько раз просыпалась. Дэвид встал с дивана и пошел открывать. Эмма снова прикрыла глаза. Лежала и думала о коробочке, которую открыла вчера вечером, об ее отвратительном содержимом. Она тогда вскрикнула, и Дэвид опрометью скатился с лестницы — прибежал к ней на помощь. Морщась от отвращения, он взял коробку и выкинул мышь в кусты. А саму коробочку вместе с серебряным блюдечком швырнул в мусорный бак. И, вернувшись, велел Эмме перестать об этом думать. Легко сказать — перестать…
Дэвид вернулся в их импровизированную спальню. Он был босиком, в одних пижамных штанах.
— Кто пришел? — спросила Эмма.
— Твоя сиделка, — хмуро ответил он. — Она ждет в прихожей.
— Сиделка? Какая сиделка?
Дэвид оглянулся.
— Сиделка, которую наняла твоя мать.
Эмма запахнула халат.
— Пойду поговорю с ней.
— Поднимусь наверх переоденусь, — сказал Дэвид. — А ты отошли ее. Нам здесь посторонние ни к чему.
Он отправился наверх, а в комнату вошла невысокая седая женщина с короткой стрижкой. На ней были джинсы и кроссовки, на плече — рюкзак.
— Доброе утро, — сказала она без тени улыбки. — Я — Лизетта Слокум.
— Рада с вами познакомиться. Но это какое-то недоразумение, — сказала Эмма. — Меня никто не предупредил о вашем приходе.
Женщина смотрела на нее холодно и невозмутимо.
— Я — сиделка. Меня наняли ваши родители — ухаживать за вами.
— Но я не так уж и больна, — сказала Эмма.
— Мне поручено вас охранять. У меня черный пояс по тейквондо.
— Зачем меня охранять? Со мной муж!
Вернулся Дэвид.
— Ну, вы все выяснили?
— Мисс Слокум… — начала Эмма.
— Лизетта. Зовите меня Лизетта.
— Лизетта, не могли бы вы выйти на минутку? Мне нужно поговорить с мужем.
Лизетта удалилась, но начать разговор они не успели, потому что зазвонил телефон. Дэвид снял трубку и раздраженно рявкнул:
— Алло!
Но тут же выражение его лица изменилось.
— Невин, как дела? — спросил он тем особым тоном, которым беседовал только с Невином Макголдриком, редактором «Сликера». — Свадьба прошла прекрасно. Все отлично. Какие у нас планы?
Да уж, все отлично, с грустью подумала Эмма.
— Да, конечно… — сказал, слегка замявшись, Дэвид. — Конечно… Непременно буду. Пока.
Закончив разговор, он сказал:
— Это был Невин. Звонил по поводу интервью с Бобом Читемом, продюсером из Лос-Анджелеса.
— Когда это будет? — взволнованно спросила Эмма.
— Вообще-то сегодня. Он хочет, чтобы я съездил в Нью-Йорк, встретился с этим парнем за ланчем. Я тут же вернусь.
— Ты хочешь оставить меня одну? — воскликнула Эмма.
— Ну что ты! Может, Берди сможет подъехать. Мама побудет одна.
— Берди? Она слабая старая женщина. Что она сможет сделать, если он вернется?
— Кто? Этот тип в лыжном шлеме? Родная, это был какой-то псих, который случайно напал на тебя. Надо постараться изжить страх.
— Откуда ты знаешь, что это была случайность? А если я — его цель? Ты забыл про письма, которые мне приходили? И этот кошмарный подарочек… — Эмма бросила на него сердитый взгляд: — А Невин не мог бы поручить это кому-нибудь другому? Он разве не знает, что произошло?
Дэвид нервно пригладил волосы.
— До Нью-Йорка эти новости, кажется, не дошли.
— Почему ты ему ничего не рассказал? Меня же чуть не убили.
— Непременно расскажу, — сказал Дэвид. — Только Невина не интересуют мои проблемы. Его интересует, возьму я интервью или нет.
— Это обязательно нужно сделать сегодня?
— Поверь, я бы и сам предпочел другой день. Но этот продюсер будет в Нью-Йорке только день или два.
— Ну что ж, поезжай, — обиженно согласилась Эмма. — А я скажу Лизетте, что ее услуги мне все-таки понадобятся. Она хотя бы знает приемы самообороны. Хорошо, что мать обо мне позаботилась.