– Нет, – пролепетала она.
– Это значит «нос» по-французски. Этим словом также именуют парфюмеров, потому что по роду занятий они должны быть очень восприимчивы ко всевозможным ароматам. В некотором смысле я был твоим «nez». Я взял все вещи, не любимые Лийей Кэнделин в себе и своей жизни, смешал их и создал очень редкий, уникальный аромат «О-де-Лийя». А затем перенес этот запах на себя самого.
Патрик поднял указательный палец, давая понять, что намерен сейчас сказать нечто особенно важное.
– Я хотел, чтобы ты учуяла это зловоние на другом человеке – желательно на таком, который тебе небезразличен и с которым ты хотела бы долго жить вместе. На человеке, настолько для тебя значимом, что ты сможешь проигнорировать или даже простить некоторые из его недостатков, вроде дурного запаха. Я думал, что, позаимствовав эту вонь, я помогу тебе понять, кем ты была и как ты жила до сих пор. Возможно, тогда ты смогла бы примириться с собой и своей жизнью, какая она есть. И возможно, это сделало бы тебя менее несчастной. А если запах окажется для тебя совершенно невыносимым, ты можешь измениться сама и очень скоро заметишь, что запах меняется к лучшему вместе с тобой.
Лийя прижала ладонь к горлу, как будто сдерживая тошноту, и обратилась к сестре:
– Рэй, это правда? У вас с Менно было то же самое?
– Да, почти под копирку. Я изменилась из-за любви к нему. А потом исчез его запах. Или я к нему привыкла – то есть привыкла к себе. Может, я наконец-то приняла себя такой, какая я есть на самом деле, и запах перестал меня раздражать, как и я сама больше не раздражаю себя, хотя сознаю свои недостатки. От кого бы из нас двоих ни исходил этот запах, теперь я его уже не чувствую.
– Но ты еще жаловалась, что Менно паршиво целуется.
Рэй улыбнулась:
– Так оно и было, но как раз этому я могла его научить, и он неплохо усвоил урок.
Лийя снова повернулась к Патрику и переспросила, еще раз уточняя:
– Значит, ты собрал все, что я не люблю в себе и своей жизни, и превратил это в запах?
– Да, и потом притворился, что этот запах – мой.
– Ты можешь вытворять такие трюки?
– Да, могу.
– И Менно тоже?
– Вообще-то, он и подал мне идею с запахом, после того как успешно испытал ее на себе и Рэй. К тому времени я чего только не перепробовал и уже совсем отчаялся. Я был готов на все, Лийя; я сделал бы что угодно ради укрепления нашей связи. Я не такой изобретательный, как Менно, и сам не додумался бы до трюка с запахом, но я могу быть очень упорным и настойчивым, когда сильно чего-нибудь захочу. И я хотел тебя, Лийя. Боже, как я хотел тебя! Даже когда ты меня убивала, я не сдавался, потому что верил в конечный успех. Но вдруг ты сделала это – вызвала аннулятора! Почему ты прежде не обратилась ко мне? Я ведь такой же участник игры, и у меня на кону стоит не меньше, чем у тебя! Я никогда бы так не поступил без предварительного разговора с тобой.
Взглянув на этого милого и доброго человека, так глубоко опечаленного ее поступком, Лийя ответила сразу и без раздумий. Как будто мысль эта существовала сама по себе и не нуждалась в каких-то дополнительных усилиях по ее формулированию.
– Быть может, в глубине души мне нравится то, как я живу, Патрик. Быть может, я из тех, кто по натуре своей вечно всем недоволен и сознательно предпочитает наполовину пустой стакан наполовину полному. Я сейчас не играю словами и не пытаюсь быть циничной. Я действительно часто печалюсь и злюсь, но, возможно, я по-настоящему счастлива только тогда, когда могу чувствовать себя несчастной, когда мне не нравится этот мир, а вокруг есть масса поводов для моего недовольства.
Она сама не была уверена, что сказала правду, но по ее ощущениям так оно и было. Как будто слова шли прямо от сердца.
Рамона и Фионулла не шелохнулись.
На лице Патрика появилась гримаса отвращения.
– Но это противоестественно!
На секунду, на миг, в глазах его яркой вспышкой мелькнула ярость. Чувствовалось, что в этот самый миг он был готов швырнуть ее через всю комнату. Но вспышка быстро угасла, и лицо его вновь сделалось печальным.
Повернувшись к Фионулле, он потребовал бумаги на подпись и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, глядя, как она открывает потертый кожаный портфель и достает оттуда два белых листа с одинаковым печатным текстом. Один экземпляр она передала Патрику, а другой – Лийе.
– Это стандартный документ о расторжении облачного контракта. Вам его показывали на первом собеседовании в нашем офисе. Можете его перечитать или даже проконсультироваться со своим адвокатом, если пожелаете. Хотя вам все было четко разъяснено еще в самом начале. Полагаю, главное вы запомнили. Здесь сказано, что вы оба согласны официально прекратить отношения, возникшие между вами при посредничестве нашей компании. Когда с формальностями будет покончено, ваша история перейдет в полную собственность компании, которая будет вправе использовать ее по своему усмотрению. Вы отказываетесь от всех прав на эту историю, впрочем, вы все равно ничего не будете помнить друг о друге. Соответствующие воспоминания будут удалены и у тех, кто знал о ваших отношениях. – При последних словах Фионулла взглянула на Рамону, которая кивком подтвердила, что понимает и принимает это условие.
Патрик схватил ручку, быстро подписал свой экземпляр и подвинул его через стол к аннулятору.
– А теперь еще раз поясните, что произойдет со мной.
– Ровным счетом ничего. Вас вернут на родную планету без каких-либо воспоминаний о случившемся. Будете вести привычный образ жизни. При желании вы сможете повторно обратиться в облачную службу знакомств, если наши условия вас устраивают.
Подписывая свою бумагу, Лийя произнесла с искренним участием:
– Надеюсь, ты попытаешься еще раз, Патрик. Желаю тебе найти кого-то идеально…
– Заткнись, Лийя! Прошу тебя, ни слова больше! Просто распишись и позволь мне поскорее убраться отсюда.
Она закончила и передала листок Фионулле. Та проверила подписи, кивнула и спрятала бумаги в портфель. После этого Лийя вынула из кармана прибор, похожий на фонарик, направила его в грудь Патрику и, не глядя тому в глаза, нажала кнопку.
Спустя месяц, дождливым сентябрьским вечером, сестры Кэнделин сидели вдвоем в той же кабинке бара на 4-й улице. У них иссякли темы для разговора, и обе молча смотрели в окно на унылый, серый мир снаружи. Сквозь стекло до них слабо доносился шелест шин проезжающих автомобилей.
– Чем займешься сегодня вечером? – спросила Рамона. Она двигала пустой бокал туда-сюда по столешнице, уже готовая покинуть бар.
– Как обычно: поужинаю в одиночестве и буду смотреть «Несчастную любовь». И знаешь, что странно? В программке написано, что героиню сегодняшней серии зовут Лийя – пишется точно как у меня.
Рамона заинтересовалась:
– Неужели? Никто, кроме тебя, не пишет это имя таким образом. Всегда пишут «Л-и-я».
– Знаю. Потому и жду с нетерпением. Да я и так не пропускаю ни одной серии, уже стала фанаткой этого сериала. И все мои знакомые тоже. Буквально все – и мужчины, и женщины.
– А как зовут партнера?
Лийя пожала плечами с безразличным видом:
– Патрик. Славное ирландское имя, да? Так что на этой неделе будет история про неудачный роман моей тезки с ирландцем по имени Патрик, прилетевшим с другой планеты. Не пропусти. Ну я пошла, Рэй. Передай привет Менно.
Примечания
Климт, Густав (1862–1918) – австрийский художник эпохи модерна, один из основателей венского «Сецессиона».
Появившаяся из-за шторы продавщица выглядела так, будто закончила Рэдклифф, защитив диссертацию по синим чулкам. – Рэдклифф – женский колледж Гарвардского университета, открыт в 1879 г.
И «Булгари», и люди из группы «Мемфис»… – «Булгари» – ведущая итальянская ювелирная фирма, учреждена Сотирио Булгари в 1884 г. «Мемфис» (1981–1989) – влиятельная миланская дизайн-студия, основанная Этторе Соттсассом, Микеле де Лукки, Андреа Бранци и Маттео Туном и практиковавшая анархичную игру материалами, фактурами и формами, острое, на грани кича, сопоставление цветов.
Роджер Пейтон – владелец «Андромеды» – крупного книжного магазина в Бирмингеме, специализировавшегося на фантастике и закрывшегося в 2002 г. после тридцати лет работы.
Антонио Сант-Элиа (1888–1916) – итальянский архитектор-футурист, автор «Манифеста футуристической архитектуры» и проекта города будущего (оба – 1914).
Скотт Джоплин (1868–1917) – американский пианист и композитор, отец регтайма.
Скотчдопоул, верно? Хорошая фамилия. <…> Знаете, гораздо лучше, чем Фиддлхед. – Fiddlehead (англ., разг.) – пустая голова, тупица.
…рассмеялся, как дятел Вуди. – Дятел Вуди – персонаж мультфильмов Уолтера Ланца (1900–1994), выходивших с 1941 г.; отличался характерным пронзительным смехом (озвучивала его Грейси Ланц – жена Уолтера).
«Три придурка» (1930–1958) – знаменитый киносериал, комедия-фарс; в общей сложности было выпущено более 200 короткометражек (отдельные из которых, особенно в послевоенное время, являлись римейками более ранних), вдобавок уже в 1959–1965 гг. вышли десять полнометражных фильмов (как минимум два из которых были составлены из старых короткометражек).
Чудовище Франкенштейна – монстр, собранный швейцарским доктором Виктором Франкенштейном из частей тел мертвецов в готическом романе Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818).
Альберт Пинкхэм Райдер (1847–1917) – влиятельный американский художник-романтик, известен преимущественно морскими пейзажами.
…может быть, она вроде Тетушки Мэйм – богатая и эксцентричная. Мы получим в уборщицы Розалинду Рассел! – «Тетушка Мэйм» (1958) – комедия Мортона Дакосты, в главной роли Розалинда Рассел (1907–1976).
Готорн, Натаниел (1804–1864) – американский писатель-романтик, друг Г. Мелвилла. Основные сочинения: «Дважды рассказанные истории» (1837, 1842), «Алая буква» (1850), «Дом о семи фронтонах» (1851), «Мраморный фавн» (1860).