Еще фотографии. Барбекю на лужайке за домом. Празднование очередного дня рождения Габриеля.
Елена перевернула еще одну страницу, и ее сердце остановилось.
Она увидела своего отца рядом с Альфредо. Они сидели, обнявшись, за огромным обеденным столом, уставленным пустыми бутылками из-под вина.
На следующем снимке были ее старшие братья, которые разворачивали подарки у новогодней елки. Рядом с ними сидел Габриель.
Потом Елена увидела свою мать с пухлым белокурым младенцем на руках.
Еще одна страница. На этот раз групповой снимок детей Мантенья и Риччи. Елена потрясенно всматривалась в фотографию, на которой она сидела на коленях у Габриеля…
Ей показалось, что она упадет в обморок.
Она бывала в этом доме раньше. Ела и спала под этой крышей.
Когда она наконец смогла оторвать глаза от фотографий, то встретила вопросительный взгляд Габриеля и молча покачала головой.
Габриель встал на колени перед матерью и взял ее за руку.
– Нам с Хильдой нужно ехать.
– Ты отвезешь ее домой?
– Да. Но скоро я привезу ее обратно.
– А Иньяцио знает? – Лицо Сильвии помрачнело. – Он в тюрьме?
– Нет.
– Но скоро будет там, – решительно сказала она и коснулась дрожащей рукой щеки своего сына. – Габриель, он скоро будет там. Ты обещал мне.
Он поцеловал ей руку, потом обе щеки и лоб.
– Я обещаю тебе, что Иньяцио Риччи заплатит за свои грехи.
Сильвия настояла, чтобы проводить их. Тяжело опираясь на руку своей сиделки, она помахала им рукой.
– До встречи, Вероника, – попрощалась с Еленой Сильвия, но не сказала ни слова Габриелю.
Елена брела за Габриелем, словно зомби. Они сели в машину и поехали.
– Кто такая Вероника? – тихо спросила Елена, когда они выехали за пределы округа.
– Сестра матери. Она умерла десять лет назад.
– Твоя мама всегда такая?
– Да. Иногда она чувствует себя немного лучше, но почти не узнает меня. – Он тяжело вздохнул. – Теперь она потеряна для меня. Иногда мне приходится постараться, чтобы вспомнить, какой она была раньше.
Инстинктивно Елена взяла Габриеля за руку и сжала ее. Она могла себе только представить, как тяжело ему приходилось. Сильвия вела себя со своим сыном как с незнакомым человеком. И только под конец она смогла узнать его, и то всего на несколько секунд. И они говорили о том, не сидит ли в тюрьме отец Елены…
– Спасибо, что была добра к ней, – вымученно улыбнулся Габриель.
– Мне очень жаль, что она оказалась в таком положении, – сдавленно сказала Елена.
– Раньше она была самой энергичной женщиной в мире.
– Ты часто навещаешь ее?
– Как только появляется возможность. Когда я вышел из тюрьмы, я хотел отвезти ее обратно в Италию, чтобы она жила со мной, но врачи сказали, что переезд будет слишком большим стрессом для нее. – Он пожал плечами. – Я приезжаю к ней раз в две недели и раз в месяц остаюсь на выходные. Было бы намного легче, если бы у меня были братья или сестры. Мы могли бы по очереди ездить к ней. А так с ней остается Лоретта, которую в выходные подменяет другая сиделка. И у матери есть много друзей, которые постоянно навещают ее.
– Ей очень повезло с таким сыном.
Елена убрала руку. Ей не хотелось жалеть его, но разве она могла? В конце концов, он тоже был человеком, а его мать оказалась в ловушке прошлого.
– Ты хорошо сыграла роль своей матери, что было очень нелегко.
– Когда ты сказал, что они дружили, я понятия не имела, что они были так близки. И я не знала, что бывала в твоем доме и вообще в Америке. Я думала, что впервые приехала сюда всего несколько лет назад.
– До того как переехать в Америку, наши матери были неразлучны. Наши семьи дружили очень близко между собой. – Габриель вдруг улыбнулся. – Я помню, как тебя крестили.
– Ты был там?
– Кажется, мне исполнилось девять или десять лет. Это было незадолго до нашего переезда сюда. Ты знаешь, что твой отец приходится мне крестным отцом?
– Нет! – ахнула Елена.
– А мой отец крестил твоего брата Марко, а мать – Франко. Неужели ты не знала этого? – с любопытством посмотрел на нее Габриель.
– Похоже, я многого не знаю. – В ее глазах заблестели слезы.
– Ты в порядке?
– Твоя мать… Она приняла меня за мою маму… Впервые в жизни я услышала, что кто-то говорит о ней как о живом человеке, а не ангеле на небесах. В мире Риччи женщина – либо потаскуха, либо Мадонна. Для отца и братьев мама – святая Мадонна, но она любила красное вино! – Слезы покатились по ее щекам. – Я никогда не знала, что она любила красное вино. И я понятия не имела, что наши семьи дружили так близко. Мы проводили с вами Рождество.
Теперь Габриель взял ее за руку и сжал. Она была холодной, как лед.
– Мы с самого начала были как одна семья, но все изменилось, когда умерла твоя мать.
– Как?
– Все прекратилось. Когда мы только переехали в Америку, вы часто навещали нас. Твой отец открывал здесь свое дело, и твои родители решили эмигрировать вслед за нами. Но потом твоя мать умерла, и все разговоры о переезде прекратились. Твой отец по-прежнему навещал нас, когда бывал в Америке, но мы больше не собирались вместе, как одна семья.
– Ты приезжал к нам, – отрешенно сказала Елена. – Я помню, как ты со своим отцом останавливались у нас пару раз. Но это было так давно… Я ничего не знала о том, что ты только что рассказал.
– Теперь ты понимаешь, почему я так сильно ненавижу твоего отца? Мы были одной семьей. Я любил его. Он подставил не просто моего отца и своего лучшего друга, он предал человека, который был ему как брат. Он позволил мне, своему крестному сыну, отправиться в тюрьму. Он знал, что у моего отца проблемы с сердцем, но ему было все равно. Он позволил моему отцу умереть.
Елена медленно покачала головой.
– Нет, – прошептала она. – Он не мог так поступить.
– Но это правда. И ты знаешь, к чему привело предательство твоего отца.
Елена дрожащей рукой вытерла слезы.
– Мне очень жаль, что твоей семье пришлось пережить много горя, – твердо заявила она, – но, клянусь, мои родные тут ни при чем. Мой отец не такой человек.
Габриель чувствовал, что она лгала. Но кому? Себе или ему? Вероятно, Иньяцио намеренно не говорил ей правду.
– Ты утверждаешь, что многого не знаешь о своем прошлом, потому что отец и братья скрывали его от тебя. Не говорит ли это о том, что они не посвящают тебя и в другие дела?
– Нет, – упрямо заявила Елена.
– Или ты заодно с ними, или занимаешься самообманом. Открой глаза. Правда – вот она, лежит на поверхности и ждет, чтобы ты увидела ее.
Глава 9
Елена проснулась одна в доме Габриеля во Флоренции, который впечатлил ее даже больше, чем его пентхаус на Манхэттене. Ее поразила роскошная и в то же время уютная обстановка, и она была тронута, увидев картину Джузеппе Арчимбольдо на стене комнаты, которую Габриель отвел под ее кабинет.
После визита к его матери их отношения изменились. Слово «семья» больше не произносилось, но Елена постоянно возвращалась к нему.
Как мог ее отец так поступить с Альфредо и с Габриелем, своим крестником? Почему он не встал на их защиту? Конечно, он не был участником их преступления, но ведь преданность – не пустой звук. Семейная верность занимала центральное место в мировоззрении ее отца, а Мантенья считались его семьей. Доказательства этого Елена видела своими собственными глазами на старых фотографиях в альбоме Сильвии.
Почему отец скрывал, что их семьи связывала такая тесная дружба?
Она пила кофе на балконе, когда Габриель вернулся домой.
– Доброе утро, дорогая, – улыбнулся он и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Ты сегодня рано проснулась.
– Не так рано, как ты. – Елена повернулась к нему щекой, чтобы он не мог поцеловать ее в губы.
За десять дней с момента их брака ее отказ целоваться с ним стал негласным правилом. Она разрешала коснуться своих губ только в присутствии других людей.
Поцелуи – единственное, что она могла держать под контролем. Габриель ни разу не возмутился, но Елена понимала, что это задевает его за живое.
Он не шутил, когда говорил, что перелет во Флоренцию будет прекрасной возможностью узнать друг друга поближе. Полчаса спустя после взлета они закрылись в спальне его частного самолета, и с упоением занимались любовью.
С каждым его прикосновением и поцелуем, ее уносило на такие вершины блаженства, что она прилагала немало усилий, чтобы реагировать на его ласки как можно сдержаннее.
В этот так называемый свадебный месяц они проводили вместе почти каждую минуту. Первая половина дня отводилась для работы, а потом они отправлялись гулять по городу или катались на машине по тосканским холмам, ходили по музеям и картинным галереям, посещали виноградники и ели в различных ресторанах и кафе. Елена никогда раньше не проводила время таким образом. Для ее отца культурными развлечениями были телевизор и ночные забеги борзых.
И хотя они с Габриелем часто спорили о том, что считать великими произведениями искусства, их взгляды во многом совпадали. Арчимбольдо был не единственным художником, творчеством которого они восхищались.
По правде говоря, Елене нравилось общество Габриеля. Если они в чем-то не соглашались друг с другом, их споры всегда были очень оживленными. Несмотря на присущие ему саркастичность и заносчивость, он выслушивал ее без того насмешливого взгляда, которым всегда одаривали ее братья.
Елена никогда бы не подумала, что можно проводить столько времени в постели, как это делали они. Только малая часть его уходила на сон.
Габриель был просто ненасытным, и хотя она не могла доставить ему удовольствие своим признанием, но ее страсть была такой же всепоглощающей.
Единственное, чего она не позволяла Габриелю, оставаясь с ним наедине, – это целовать ее в губы. Это было бы настоящим предательством по отношению к ее семье. Ей часто приходилось напоминать себе, что она с ним не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы спасти от тюрьмы отца и братьев. Габриель был ее врагом, и она не позволяла себе забывать об этом, несмотря на то что наслаждалась его обществом и каждый вечер втайне ждала, когда они снова окажутся в спальне.