– Серафим мне намедни и сейчас много всякого-разного наговорил. – Раиса Бодаева оглядывала их с тщательно скрываемой неприязнью, подозрительностью и недоумением. – Довольно неожиданно. Я слегка в растерянности.
«Что-то не похоже», – подумала Катя. Перед ними с Гектором деловая женщина – и по облику, и по сути. Собранная, сдержанная, ухоженная и… хотя неброско, но почти роскошно одетая для «глубинки». Дорогой серый брючный костюм люксового бренда. Бабка Симуры небрежно носила его с модными кроссовками. А под пиджак надевала кашемировый свитер. Внешне она напоминала Джейн Биркин в ее зрелые годы. Правда, волосы красила в стальной цвет, скрывая седину. Подтянутая, поджарая, следящая за собой в свои «прилично за шестьдесят», она выглядела намного лучше, свежее, здоровее сорокалетней дочери-алкоголички.
– Серафим, оставь нас. Пройдись, подыши воздухом, – властно велела она внуку.
Симура молча повернулся и побрел по песчаному пляжу. Он сел поодаль на корягу, вынесенную рекой на берег. Одинокая фигура… черный, нахохлившийся вороненок, выпавший из родного гнезда… Катю посетило предчувствие: не дождутся они с Геком и от «бабки Раи» сведений в пользу внука.
– Он мне выдал: «Хочу доказать свою невиновность в убийстве». А вы, мол, ему помогаете искать доказательства. И планируете создать о нем документальную книгу. – Раиса Бодаева явила им резкий, четкий профиль. – Супружеская пара – писательница и спецагент, воевавший в Сирии. Так он вас представил мне. Где он вас откопал?
– Мы случайно познакомились через его приятеля. Я бывший полицейский криминальный журналист, работала в пресс-центре, муж тоже служил в силовой структуре, он полковник. – Катя отвечала на неприязненные вопросы Раисы вежливо. Сначала надо удовлетворить ее законный интерес о вмешательстве посторонних в их семейную драму, а затем уж задавать щекотливые вопросы. – Зверское убийство, где главным подозреваемым проходил малолетний ребенок, – крайне редкое и резонансное происшествие. Не скрою, для меня подобные материалы представляют профессиональный интерес. Ваш внук подписал с нами соглашение об использовании информации нашего общего расследования. Серафим сознательно идет на риск будущей публичной огласки всех событий одиннадцатилетней давности: он категорически отрицает все обвинения, навешанные на него в малолетнем возрасте. И желает отыскать истинного убийцу.
– Но это же он сам убил родного отца. – Раиса Бодаева понизила голос до шепота, словно боялась: внук услышит ее. Ветер донесет до него ее слова. – Полиция и прокуратура провели тщательное расследование. Думаете, легко мне, его родственнице, говорить вам подобное сейчас? Да и тогда… я никуда показаться не могла – ни в Кукуеве, ни в Тарусе. Дочь моя заперлась от пересудов дома. А я деловой человек, у меня работа, бизнес, мой цех. Каждый день, выходя в офис и на предприятие, я ловила на себе косые взгляды. За моей спиной шептались. Распространяли о нашей семье отвратительную чушь.
– Позволите нам с мужем задать вам вопросы? – спросила Катя.
– Пожалуйста. Я, естественно, обрадуюсь, если Серафим снимет с себя и с нашей семьи подозрения. Камень свалится с моей груди… Но… это именно он убил Геннадия.
– Мы вчера присутствовали во время его встречи с матерью. Серафим обвинил ее в убийстве из ревности, – сообщила Катя. – А она ему: «Ты – плод изнасилования». Якобы ее муж… Геннадий Елисеев изнасиловал ее в девятнадцать лет.
– Бред невероятный! Аксюта вам и ему брякнула подобное? Она трезвая была? – сухо осведомилась Раиса.
– Подшофе, – вмешался Гектор, состроив сочувственную мину.
– Тогда понятно.
– С их слов нам известно, что вы якобы находились в длительных близких отношениях с Геннадием Елиссевым. – Катя тщательно подбирала слова. Стараясь не задеть, не оскорбить Раису Бодаеву, а то все и на Птичьем мысе быстро закончится, подобно скандалу в фамильном доме с колючей проволокой.
– Одиннадцать лет миновало, а семейное грязное белье постоянно ворошат. Лучше я вам скажу, не то в Кукуеве небылиц вам в уши надуют злыдни. – Раиса подняла воротник пиджака, озябнув на свежем речном ветру. – Мы с Геннадием встречались… нет, практически жили почти двенадцать лет. Обычная история – босс и подчиненная, служебный роман: я у него работала в фирме. Сначала бухгалтером, затем финансовым менеджером, потом главным менеджером по производству. Мы с ним начинали наш бизнес в цеху. Геннадий тогда имел семью, сына. Потом развелся… Это было давно. Еще до рождения Серафима и брака моей дочери с Геннадием. Аксинья выросла на его глазах. Я устроила ее после колледжа на работу в фирму. Наши отношения к тому времени с Геннадием уже практически сошли на нет. Мы охладели. Он обратил внимание на мою юную дочь. Насчет изнасилования – ерунда, выдумки пьяные Аксюты… Да, Гена порой был несдержан в койке, предпочитал жесткий секс с женщинами, мог даже придушить во время… ну, вы понимаете. Искал дополнительной остроты ощущений. Но изнасиловать… Нет! Трусоват, законопослушен он для подобного безобразия. Если бы я тогда получила хоть малейший намек на насилие в отношении моей дочки, я бы его стерла в порошок. Уничтожила. Но не было ничего подобного. Скажу больше: моя дочура сама вешалась ему на шею. И тому немало свидетелей на фирме, в офисе. Аксюта с детства самоочаровалась Геннадием: мы иногда брали ее с собой в Москву, Петербург, жили в хороших отелях, посещали рестораны. Для моей дочери Геннадий с детства стал символом богатой, сытой праздной жизни. Целью… дичью на ее женской охоте. Она тогда против меня бунтовала. Совершала резкие поступки мне назло. Неприятно матери оказаться в подобной ситуации. Но я стерпела. Аксюту Гена не насиловал. Смешно даже подумать! Она ж его прямо в офисе сама соблазняла… Они дверь на ключ запирали в обеденный перерыв. И все знали. И мне докладывали, фальшиво соболезнуя.
– Но брак Елисеева с вашей дочерью тоже не сложился, дал трещину. – Катя снова выбирала слова. – У нас есть информация, что он изменял ей с ее школьной подругой Ариадной Счастливцевой.
– Зачем вам вся эта грязь? – почти огрызнулась Раиса Бодаева, уже не сдерживая злости.
– Ваш внук упорно твердит о своей невиновности. В Кукуеве немало людей, находившихся с вашим бывшим зятем в сложных отношениях, – пояснила Катя терпеливо. – А где непростые и неприязненные отношения, отыщется и повод для расправы. Нам с мужем уже сейчас ясно: кроме вашего внука есть и другие, способные на убийство… Гени-цыгана.
– Ариадна училась с Аксютой в одном классе, – холодно отчеканила Раиса Бодаева. – Они не дружили в школе. Занимались в танцевальной студии в Тарусе. Ариадна – летунья по жизни, часто меняла работу, занятия, а в тот год устроилась учительницей танцев. Ее связь с Геннадием началась в Тарусе. До нас доходили лишь слухи про их перепихоны и тайные встречи. Мою дочь сплетни выбили из колеи. Она ведь обожала мужа. После моих слов вы могли подумать, что она вышла замуж по расчету. Но нет. Моя дочь фанатично любила мужа. Особенно после рождения Серафима. У Аксюты развилось нечто вроде нимфомании. Геннадий отдалялся, а она пуще липла. Он изменил ей – раз, второй. Он, ходок по бабам, и мне ведь изменил с ней. А своей первой жене – со мной.
– Ариадна Счастливцева исчезла, – заявила Катя. – Вроде бы в то же самое время, когда убили вашего зятя. Одиннадцать лет назад. Никто ее больше не видел в Кукуеве.
– Да плевать на шалаву! – Раиса демонстрировала всем видом полнейшее равнодушие. – Ариадна блудила с Генкой в Тарусе, а в Кукуеве она отрезанный ломоть. Есть она, нет ее – всем до лампочки.
– Куда же она могла подеваться? – не отступала Катя.
– Кстати, я же застукала Генку со шлюхой в Тарусе, – вспомнила Раиса.
– А когда именно?
– Они сбежали с Серафимом на рыбалку. – Раиса прищурилась. – В развалюху на Круче, внук наверняка вам рассказал. Удрали они от Аксюты. Еще раньше Геннадий забрал у нее Серафима и съехал до окончания бракоразводного процесса в коттедж в Лушево.
– Рядом с фермой Восьмибратова? Гостевой дом, сдаваемый фермером оптовикам? – уточнил Гектор. Он практически не вмешивался в беседу Кати и Раисы Бодаевой. Но слушал с большим вниманием.
– Именно. Правда, коттедж не Восьмибратова, принадлежит Тиграну Тараняну. Он его тогда предоставил в распоряжение Геннадия.
– Перебрался ваш зять с внуком туда после скандала, когда Аксинья бросилась на него с кухонным ножом? – спросила Катя.
– Насвистели наши злыдни. Успели! – Раиса тяжко вздохнула. – Они разводились. Ссорились. Аксинья в мужа намертво вцепилась, она его не отпускала. Бесилась, страдала, пила… А он от нее, словно заяц, зигзагами петлял. Она и в гостевой дом на ферму пьяная завалилась, в дверь стучала, орала, угрожала. Генка тогда в чем был с перепугу подался на Кручу, прихватив Серафима. Того морально травмировали и пугали их дикие склоки.
– А в Кукуеве знали о его передислокации с мальчиком в дом ведьмы? – поинтересовался Гектор.
– А то нет! От здешней гопоты не скроешь. На народе живем. – Раиса презрительно поморщилась. – Они там спрятались на своей чертовой рыбалке. Но я Гену видела днем в Тарусе у супермаркета со шлюхой в коротких шортах. Катили они тележку с продуктами к его джипу: она бесстыдно клеилась к нему, а он ее за ягодицы лапал прямо на парковке, распутник!
– А Серафим, ваш внук? Присутствовал? – продолжила Катя.
– Его я тогда не видела. Я случайно мимо проезжала, решила купить в супермаркете минералки из-за жары. Наверное, Серафим по магазину шастал, чипсы себе искал.
– Выходит, вы столкнулись с Елисеевым в Тарусе непосредственно перед его убийством? – Гектор смотрел на Раису с высоты своего роста.
– Никому не ведомо точно, когда именно его, беднягу, сожгли на Круче. Полиция не определила. Его в закрытом гробу хоронили.
– Кто из сотрудников полиции, проводивших расследование, с вами контактировал? – задала Катя важный вопрос.
– Майор Буланов, опер из уголовки, –