– Жирно вам будет, тетя Дуня, добавки! – заявил внезапно и громко Симура. – Вместо спасибо хочется мне взять нитку с иголкой и зашить ваш поганый рот!
– Дрянь! – прошипела Евдокия. – Яблочко от яблони!
А вначале она вроде заступалась за него. Катя решила закругляться с расспросами. Отметила: Симура при встрече с матерью сам обвинил ее в убийстве отца, но он не стерпел намеков в ее адрес от бывшей подруги.
Глава 22Околоточный на покое
С Евдокией Симура все же расплатился следом за Гектором, перечислившим ей на номер «гонорар». Оседлал мотоцикл и рванул прочь. Катя окликнула его: они не договорились точно насчет завтрашнего визита к Тиграну Тараняну. Но рев мотоцикла заглушил все.
– Никуда он не денется, – успокоил ее Гектор. – Психанул самурай.
– Не позавидуешь ему – выслушивать подобное о своих родителях, – расстроилась Катя. – Но он сам заварил кашу, точнее, они с Полосатиком.
Гектор кивнул. Он о чем-то думал. Кате показалось – не об их подопечном и его нервах, не об услышанном, о другом. А Симура укатил недалеко – на площади перед продуктовым магазином уже поджидал их.
– Самурай, завтра мы вместе едем к отцовскому компаньону. – Гектор остановил внедорожник рядом с мотоциклом и высунулся в окно.
– Удобнее Тиграна Ашотовича застать в обеденный перерыв на фабрике. Ровно в полдень встречаемся здесь, я покажу дорогу. – Симура выглядел мрачным и подавленным.
– У нас с Катей вопрос к тебе. Твой отец носил ювелирку?
– Ювелирку? – удивился Симура.
– Медальон либо талисман на цепочке? Серебряной?
«Дошло дело и до находки в резиновой лодке», – думала Катя, слушая с интересом.
– Папа носил браслет, серебряную цепочку с брелоком – цыганский оберег от сглаза. Еще бабушкин, – ответил Симура.
– А куда тот браслет делся? – продолжал Гектор, он и Катя помнили: в протоколе осмотра места происшествия среди предметов, найденных на трупе или рядом, украшение из серебра не значилось.
– Не знаю. – Симура газанул. – До завтра! Приятного вам вечера!
– Хана ниточке. – Гектор увлек Катю к продуктовому магазину. – Мужик в лодке зацепился браслетом за удочки или скарб рыбацкий. Порвал.
– Гек, цепочка серебряная тонкая для мужского браслета, – заметила Катя. – Хотя в прошлом его носила их бабка…
В магазине она сразу направилась к хлебному стеллажу за душистым свежим «Деревенским» из кукуевской пекарни. А Гектор – в смежный закуток, где торговали хозтоварами, инструментами, сельским инвентарем и бытовой химией.
– Помочь? – окликнул его продавец Ишхан. – Разберетесь?
– Спасибо, сам найду, – заверил его Гектор.
Катя с хлебом подошла на кассу. На шрам на лице Ишхана она намеренно не глядела, но когда оплачивала картой покупку, обратила внимание на его руки: шрамы от порезов имелись у молодого торговца – и на тыльной стороне кистей, и на ладони.
– Простите, вам знаком парень на мотоцикле? – спросила она.
– Турист? – Ишхан протянул ей бумажный пакет для хлеба. – Прикольный мотор у чувака. Навороченный. А туриста вашего я не знаю. Выбрали? – обратился он к подошедшему к кассе Гектору. – Гвозди строительные «Гигант». Их мы в коробке продаем, а если вам надо обычные – то упаковкой по пять кило.
Гектор молча расплатился и убрал небольшую коробку в карман кожаного бомбера. Ответ Ишхана насчет туриста и мотоцикла он слышал. А Катя сразу про гвозди забыла – наверное, Гек хочет сравнить новый с тем, ржавым, согнутым из калитки дома ведьмы. В «Гелендвагене» Гектор предложил:
– Заглянем под занавес на ферму? Без четверти восемь уже, но их лавка до девяти открыта, я в прошлый раз расписание читал.
– Поедем. Свежего молочного купим. Мясо у нас еще осталось. – Катя не желала признаваться в резком охлаждении к фермерским стейкам после слов Евдокии про «питерский драйв и кувалду». Зачем портить Геку аппетит?
– Времени прошло с утра достаточно, слухи про Улиту достигли и фермы, – произнес Гектор. – Сдается мне, направивший нас к Улите Милон Поклоныч еще на своем посту у буренок. А повезет, и с Восьмибратовым побеседуем, исходя из новой о нем информации.
На ферме, куда они добрались уже в темноте осеннего вечера, Восьмибратов отсутствовал. В молочной лавке последних припозднившихся покупателей обслуживал его сын. Гектор спросил его про Милонопоклонова. Молодец охотно сообщил: «Старик всю неделю, пока его жена гостит у родных, ночует на ферме в комнате охраны. Найти его можно у стойл». Он начал собирать продукты, заказанные Катей. А они направились к коровнику. Территория фермы ярко освещалась по всему периметру. Гектор указал на камеры на столбах. Милона Поклоныча они обнаружили под навесом рядом с его воспитанником – быком. Тот меланхолично вкушал сено из кормушки. А бывший участковый, ныне скотник, пристроившись рядом на перевернутом ящике, ужинал крутыми яйцами, сметаной, прихлебывал из бутылки молоко. Солил горбушку и угощал ею быка.
– Хлеб-соль, добрый вечер, отец! – приветствовал его Гектор.
– Снова пожаловали? – осведомился Милон Поклоныч. – Чуяло мое сердце. По Кукуеву про вас вовсю уж тары-бары: нагрянули вместе с Волчонком знакомцы его – Сам Крутой да жена его, журналистка-писательница. Триумвират! – Милон Поклоныч жуя воздел на нос круглые очки с треснувшей дужкой, замотанной скотчем, вперился зорко в Гектора и Катю. – А мне вы заливали: дело возобновили производством, эх!
– Тактическая уловка, отец. – Гектор пожал широкими плечами. – Виноват, схитрил.
– Харитову… Улиту вашу убили, – произнесла Катя. – Мы к ней утром заглянули опять за овощами, а она…
– Ну да, лепи мне, старому оперу, горбатого. За огурцами они к ней! – Милон Поклоныч вытряхнул из кудлатой седой бороденки хлебные крошки.
– Вы не опер, вы местный участковый на пенсии, – вежливо поправила его Катя. – Я в прошлом полицейский криминальный обозреватель пресс-центра подмосковного главка, муж мой полковник, не из МВД.
– Видно ястреба по полету, не наш, больно уж дерзкий, скорый, – усмехнулся Милон Поклоныч. – Ишь ты… книгу она писать… писательница! Прикрытие… Не сметь со мной вилять! Он, Волчонок, штоль нанял вас расследовать приватно для него смерть его папаши?
– Вы угадали, вы крайне проницательны, – ответила Катя, решив не вдаваться в подробности их договора с Серафимом.
– Генка-цыган сынку немало оставил московского добра, есть деньги у пацана на сыщиков частных. – Милон Поклоныч вздохнул, явно завидуя. – Меня бы тоже нанял, а? Я б ему подсобил.
– Идея. Отец, намекни ему, – дружески посоветовал Гектор. – Я прям в шоке, честное пиратское… Ты, отец, с опытом профессиональным, знанием обстановки, контингента в Кукуеве – и… на ферме! Скотником простым!
– Ты меня навозом не попрекай, – строго осадил его Милон Поклоныч. – Я мужик потомственный, деревенский. Все мои пращуры крестьянствовали. Думаешь, после отставки мне должности разные хорошие не предлагали? Я всех посла… то есть отказался.
– Властью, значит, пресытился, отец? – изумился Гектор. – Отринул венец и державу града Кукуева?
– Не зубоскаль! – Милон Поклоныч сверкнул очечками. – Я теперь себе на уме. Наблюдаю обстановку со стороны. Народ тоскует, ищет виноватых, вконец озлобился: в Сети друг дружку поносят, оскорбляют, травят. В нашей округе свары, скандалы вспыхивают доселе невиданные с мордобоем – из-за пустяков! Здешний контингент без догляда, без пастыря – стадо… В Кукуев участкового после меня за все годы начальство так и не сыскало. Нема охотников! Леша Буланов, наш майор, небось видели каков. Инвалид. Злой аспид, в житухе разочарованный. А на ферме – воздух свежий, покой, скотинка добрая, душевная. Ваня Кувалда… то есть Восьмибратов, меня не обижает, платит налом. И продукты к столу всегда свежие, мясо парное едим мы с женой! Презент от хозяина моего. Вы-то тоже, как я вижу, подались на вольные хлеба. Но в час недобрый судьба нас вместе свела. Опять кровью запахло в Кукуеве.
– Полиция прояснила детали убийства Улиты? С вами, бывшим участковым они не делились подозрениями? – спросила Катя, в душе уверенная в осведомленности Милонопоклонова.
– А то! Заглянули ко мне на огонек часика за два перед вами, – ответил тот важно. – Приезжают к нам с другого берега Оки из УВД Бобылева, к Тарусе мы не относимся. А заречные спецы в делах кукуевских шибко плавают. Задержание они провели по горячим следам, по инструкции уже отрапортовали начальству.
– И кого же закрыли? – Гектор излучал живейший интерес.
– Любимовых, свинарей, забрали в ИВС – и женку, и благоверного ее. Весь Кукуев слыхал, как Лушка Любимова в магазине угрожала смертью Улите за потравленных свиней. В доме Улиты при обыске коллеги бледные поганки нашли сушеные. А хрюни либимовские именно от грибного яда окочурились. Заодно увезли на допросы соседей Харитовой, ломившихся к Улитке утром насчет своих коз, тоже отравленных. Суеты-маеты теперь с подозреваемыми у оперов заречных – непочатый край. – Милон Поклоныч горько усмехнулся.
– По нашей информации, Улита одиннадцать лет назад могла наткнуться в доме ведьмы на некий предмет… улику, указывающую на истинного убийцу, – осторожно заметила Катя. – Мы с мужем пытались узнать у нее, но она все отрицала. Вы не слышали тогда или после… ничего про ее находку?
– Нет. Ишь ты… Истинный убийца… В Кукуеве шепчутся: вернулся Волчонок домой, а за ним – беда по пятам. Но заречные коллеги задержали по горячим следам Любимовых-свинарей да соседей Харитовой. И есть резон: Улита против Волчонка никогда не свидетельствовала, так чего ему ее убивать сразу по возвращении? Мотив-то где?
– И вы тоже Серафима подозреваете в убийстве отца и Улиты, подобно горожанам? – поинтересовалась Катя.
– У меня своя соображалка, – отрезал Милон Поклоныч. – Ты мне лучше сама скажи, красотка: вы деньги Улите давали?
– Мы расплатились за овощи и яйца.
– Налом?
– Да, наличными.
– Карп… Карпов видел, как вы ей деньги отстегиваете?